Гилгул - Иван Сербин

– Мой господин… – сказал один из легионеров, но Дэефет остановил его взмахом руки, проронив: «Убей его».

– Мой господин, – закричал в ужасе пленник. – Это я послал к тебе вестника, когда Аннон унизил твоих левитов! Дэефет обернулся.

– Подведите его. Исава едва не волоком подтащили к Царю Иегудейскому, бросили на колени.

– Значит, это ты прислал Доика? – спросил пленника Дэефет.

– Я, мой господин. Но он не вернулся… Исав был бледен. Лицо его покрывал обильный пот.

– Я приказал казнить его, – улыбнулся страшно Дэефет. – Трусливый наемник знал за что.

– Я… – торопливо забормотал Исав. – Я с самого начала верил в тебя и в твоего Господа. Я был предан. Я даже молился тайно Га-Шему. Ваал – Бог язычников, – по щекам царедворца покатились слезы, оставляя на черных от копоти щеках светло-серые полоски. – Он… Он…

– Что он? – прищурился Дэефет.

– Он… – Внезапно лицо Первого царедворца осветилось радостью. – Ваал требовал человеческих жертв! Верно говорю тебе! Аннон приказал убить в Храме пятнадцать тысяч горожан! Стариков!

– Ты готов сказать это всем? – спросил Дэефет.

– Я готов сказать всей Палестине. Всему Царству Иегудейскому. Во славу истинного Господа, твоего Господина! Га-Шема!

– Ты сохранил себе жизнь, – кивнул Дэефет. – А теперь скажи, ты сможешь узнать своего Царя?

– Тебя, мой господин? Дэефет поморщился:

– Себя я узнаю сам. Царя Аммонитянского.

– Он мне не царь. Дэефет наклонился и толкнул царедворца ногой в грудь. Тот опрокинулся на спину, взвизгнув от ужаса. Через мгновение широкий клинок коснулся его груди.

– Отвечай, если не хочешь умереть.

– Я могу узнать его. Могу…

– Ты пойдешь со мной. Дэефет развернулся и зашагал к Храму. За его спиной двое пехотинцев вздернули царедворца за локти и потащили следом за процессией. Человек в латах стоял на коленях в центре Храма, между двумя столбами, украшенными изображениями Ваала и Астарты. Справа и слева от него застыли двое мечников из когорты Избранных.

– Что, Царь Аммонитянский, – спросил Дэефет, приближаясь, – помог тебе твой Бог?

– А тебе поможет твой? – спросил тот разбитым ртом и улыбнулся, обнажив залитые кровью зубы.

– Мои воины в Раббате.

– И мои в Раббате, – человек усмехнулся издевательски.

– Сейчас ты умрешь.

– Так ведь и ты умрешь когда-нибудь, Царь Иегудейский.

– И после твоей смерти все закончится.

– Мне легче, чем тебе, – ответил человек в латах. – Для меня после смерти все закончится, для тебя – только начнется. Дэефет подошел совсем близко, подцепил острием меча медный шлем и сбросил его с головы пленника.

– Эй ты, – сказал он, не оборачиваясь. – Посмотри. Ты узнаешь своего Царя? Исава вытолкнули вперед. Царедворец несколько секунд смотрел на коленопреклоненного человека, затем быстро и мелко затряс головой:

– Это не он. Это не Аннон. Это тысяченачальник его когорты. Тысяченачальник засмеялся хрипло. Изо рта его полетели кровавые брызги. Несколько капель упало на лицо Дэефета. Тот отвернулся, скомандовал коротко:

– Убейте его, – и быстро вышел из Храма, бросив на ходу: – И принесите мне царский венец.

***

Это был его последний бой в этой жизни. Самое обидное – Аннон знал, что пророчество Ангела сбылось. Он сам привел врага в город. Иегудейский патруль заметил его, и когорта Избранных проникла в Раббат тем же путем, которым шел он сам. Легионеры-убийцы легко перерезали стрелков на стене, – в ближнем бою самый лучший стрелок не устоит против мечника, – и расчистили дорогу остальным. Они шли от дома к дому, вырезая встречающиеся на улицах милицейские патрули. Прежде, чем была поднята тревога, иегудеи заняли половину Раббата. Аннон даже не успел переодеться. Так и остался в кожаных доспехах. И когда в притвор ворвались Избранные, у него не оказалось при себе меча. Первого воина он свалил ударом семиглавого светильника. Масло выплеснулось на лицо Избранного и вспыхнуло. Тот заорал от боли, попытался погасить пламя руками, но и пальцы его вспыхнули тоже. Аннон смотрел на него, и в это время второй иегудей пронзил его мечом насквозь. Простой солдат не интересовал легионеров-убийц. Они искали Царя Аммонитянского. Когда же в притвор, окруженный двенадцатью самыми сильными воинами царской когорты, ворвался тысяченачальник, облаченный в медные латы Аннона, Избранные накинулись на него, словно пустынные псы на умирающую добычу. Теперь у дверей притвора лежали тела аммонитянских воинов царской когорты, а кедровый пол был залит их кровью. Тысяченачальника увели, и Аннон остался один. Он умирал и, умирая, видел кровавые отблески пожарища на потолке притвора. Ужас повис над Раббатом. За стенами дворца, пожирая кровли домов, трещало пламя. «Войско Га-Шема! Вовеки!» – неслось с улиц. Хрипели воины, сходясь в мечном бою, звенело железо, стонали раненые, кричали насилуемые женщины и дети. Горожане не успели добраться до военнохранилища и теперь дрались тем, что подворачивалось под руку. Убив воина, забирали меч или копье. В притвор вошел десяток солдат во главе с командиром манипулы. Не обращая внимания на раненого, они двинулись к золотому трону и принялись обвязывать его пеньковыми веревками. Командир манипулы стоял в стороне, давая указания. Аннон смотрел на них, время от времени выталкивая языком скапливающуюся во рту кровь. Солдаты опутали трон, словно пленного, веревками, уцепились за них, поднатужились. Трон наклонился и со страшным грохотом опрокинулся на настил. По кедровой доске пробежала длинная трещина.

– Тащите его вниз, – скомандовал командир манипулы. Аннон улыбнулся. Они начали грабить, даже не успев расправиться с горожанами. Командир манипулы заметил его улыбку. Подошел ближе, остановился, широко и уверенно расставив ноги. Он видел обычного солдата, скрючившегося от боли, зажимавшего окровавленными руками рассеченный живот, не давая вывалиться внутренностям. Иегудей несколько секунд смотрел на раненого, затем вытащил из ножен меч и со словами: «Славь милосердие Царя Иегудейского и Га-Шема, воин» ударил Аннона в сердце. Тот захрипел, вытянулся, задышал часто и мелко. Агония. Вытерев клинок о кожаные латы умирающего, иегудей вложил меч в ножны и пошел к дверям притвора, покрикивая на красных от натуги воинов, несущих перевернутый трон. Вместе с раскаленной занозой, засевшей в сердце Аннона, пришло успокоение. Его город пал, так и не поклонившись Дэфетовскому страшному Богу. Богу, ненавидящему Веру. Богу, ненавидящему людей. Богу, приказывающему своим детям убивать иноверцев. Богу ужаса и зла. Га-Шему. Боль мгновенно сожгла его тело. И Аннон понял, что доживает последние секунды в этом мире, в этом времени, на этой земле. И он увидел Ангела. И улыбнулся. И умер.

***

Дэефет стоял над распростертым телом. Вкруг убитого собрались солдаты и левиты. По правую руку от Царя Иегудейского застыли Авесса и Исав.

– Это Аннон, – прошептал царедворец. – Мой господин, это тот, кого ты ищешь.

– Кто это сделал? – Ответом ему было молчание, исполненное ужаса. – Найдите того, кто это сделал, и убейте, – приказал негромко Дэефет и тотчас услышал дробный топот сандалий за спиной. На несколько секунд в притворе повисла напряженная пауза. – Почему он в латах простого воина? – спросил вдруг Царь Иегудейский и оглянулся. – Как Избранные проникли в город? Отвечайте! В ярости Дэефет был страшен.

– Они заметили человека, пробиравшегося под покровом темноты в горы, мой господин, – угодливо сообщил кто-то. – Сперва решили, что один из твоих воинов решил разведать подступы к Раббату. Избранные пошли за ним. Он поднялся в горы, туда, где начинается акведук, и вместе с весенней водой спустился в Раббат. Твои Избранные, мой господин, поступили так же.

– Пустоголовые, – рявкнул Дэефет. – Верно говорят: если Господь хочет наказать человека, то лишает его разума! – Он обернулся. В глазах его горел страшный огонь. – Авесса! Передай Иоаву, чтобы убил всех!

– Всех, мой господин… Кого? – дрогнувшим голосом переспросил Авесса.

– Всех! Всех горожан, до единого! Всех!!! А потом мы пройдем через все царство Аммонитянское и уничтожим все колено Лотово. До последнего человека! Никто не должен остаться в живых! Вы поняли меня?

– Да, мой господин, – склонил голову Авесса.

– Ступай.

– Мой господин, Царь! – прозвучало от двери. Дэефет обернулся. На пороге притвора стоял письмоносец. Его латы были покрыты пылью. На усталом лице сияла улыбка.

– Мой господин. Я спешил к тебе с доброй вестью!

– Говори!

– У тебя родился сын! Мгновение Дэефет молчал, а затем улыбнулся.

– Ты был прав, пророк, – прошептал Царь Иегудейский. – Я жив, Раббат пал. Гилгул умер не на Святой земле, но это можно исправить. Мы уничтожим весь род аммонитянский и с ним прямого потомка Гончего. И, как ты и говорил, у меня родился сын. – Он подумал секунду и закончил: – Я назову его Иедидиа Соломон! Слышите? – Он обернулся к подданным, и те послушно склонили головы. – Его будут звать Соломон, и это имя останется в веках!»