Сшитое сердце - Кароль Мартинез

время изумленно слушал, как она ровно дышит с закрытыми глазами, и наконец понял, что она спит.

Он и не подумал бросить спящую красавицу, вошел во двор вместе с ней, и сидевшие там соседи показали ему наш дом.

– Надо было тебе оставить эту дуру там, где нашел! – сказали ему.

– Я смотрю, вы тут избытком милосердия не страдаете! – ответил Люнес.

– Тебя это не касается. Можешь постучаться в дом портнихи, дверь напротив.

– Спасибо и на том.

Мартирио открыла дверь и так холодно на него посмотрела, что ему пришлось опустить глаза.

– Она попросила меня проводить ее домой. Сдается мне, что мы пришли! Но все-таки странно, что она спит на ходу. Может, надо ее к доктору сводить?

– Она отродясь такая, и с этим ничего не поделаешь, – ответила Мартирио. – Моя старшая сестра с мужем пошли ее искать. Ты не встречал их на дороге, ведущей сюда от плацдарма?

– Я нашел ее совсем не в той стороне. Она шла за мной, как собачка, и смеялась, глядя, как я вкалываю.

– Спасибо, что привел ее домой, а теперь уходи и не вздумай возвращаться!

– Это еще почему? – возразил Люнес, который терпеть не мог запретов. – Тем более что за ней должок. Она дала мне обещание.

– Обещание?

– Ну что ж, могу тебе рассказать, коли ты ее сестренка. Она пообещала мне поцелуй. И можешь мне поверить, уговаривать ее не пришлось, она таращилась на меня своими глазищами так, словно ничего прекраснее в жизни не встречала. Я уверен, что она по уши в меня влюбилась. Так втрескалась, что я даже не стал просить плату вперед.

Мартирио почувствовала, как ее захлестывает ненависть, но медлила. Во дворе были люди, ее могли увидеть.

– А может, мне расплатиться вместо нее? – тихо предложила она.

– Договорились! – согласился Люнес, теперь решившись посмотреть ей в глаза.

– Жди меня на пустыре за самым большим кустом. Приду, как только смогу, – закончила она и захлопнула дверь у него перед носом.

И радостный стекольщик растянулся всем длинным костистым телом на красной земле. Заботливо уложил свои стекла на одеяле рядом и стал ждать, мечтая о двух сестричках.

Тень и свет жили под одной крышей!

Его губы должок получат, но, может, и рукам что-нибудь перепадет? Достаточно сказать, что младшая ему пообещала. Нет, он удовольствуется поцелуем, уже не так мало, а в другой раз, глядишь, и побольше сможет урвать. Не сказать, чтобы ему так уж нравилась эта внезапно засыпающая и потеющая светом девчонка! Но можно ведь, добившись от нее обещания, потребовать платы у той, другой, что смотрела свысока и отдавалась в темноте. Наверняка она не такая холодная, какой прикидывается. На каждый день свои заботы, а на каждую ночь – свои радости!

Лежа навзничь на сухой земле и глядя на звезды, он предавался ночным грезам. Но вдруг она не придет?

Он несколько раз слышал шаги, однако ни один из темных силуэтов, шедших по тропинкам через большой пустырь, не сворачивал к его кусту.

Мышцы постепенно расслаблялись, отяжелевшее от усталости и вожделения тело вжималось в землю. Он не должен засыпать, разве что на минутку закрыть глаза, чтобы дать им отдохнуть. Только на минутку. Но до чего же тяжелые веки! Ни за что ему их не поднять! Он почувствовал, как его втягивает в пустоту, казалось, что он опрокидывается назад, падает…

И тогда он, содрогнувшись всем телом, опомнился и впился ногтями в землю, чтобы замедлить падение. Сердце рвалось из груди. Он испуганно огляделся. Рядом с ним сидела Мартирио, и была она темнее ночи. Он приподнялся на локтях, затем сел, провел длинными узкими ладонями по безбородому лицу, чтобы прогнать сон и страх. На душе полегчало.

– Давно ты здесь сидишь? – зевая, спросил он у моей сестры.

– Довольно давно и уже собралась уходить, – холодно ответила та.

– Надо было меня растолкать. Дни тянутся бесконечно. Лучше бы лета вообще не было. Солнце слишком тяжелое, его не снести. Да еще твоя сестренка заставила меня побегать! Ну, иди ко мне, поцелуемся! Не бойся, я тебя не съем! Дай я тебя обниму! Ну вот! Да ты замерзла, ты вся дрожишь! Ничего, я тебя отогрею!

– Ты точно уверен, что хочешь получить обещанный поцелуй?

– Еще как хочу! От тебя так несет ночью, что прямо-таки до смерти хочу. И потом, сейчас пока что понедельник, а для меня в понедельник все всегда к лучшему. Это мой счастливый день. Так что я тебя не отпущу, пока ты свои губы не прижмешь к моим. Вот увидишь, ты запросишь добавки, поцелуи мои слаще сахара.

– Ты сам напросился!

– А то как же! Не спорю! Я уже истомился весь, а ты все тянешь, и вот-вот настанет вторник.

И тогда Мартирио подставила ему губы, и Люнес жадно в них впился. Его длинные женственные пальцы с грязными ногтями нежно обхватили ледяное лицо моей сестры, потом начали спускаться и прокладывать себе путь в вырезе ее темного платья. Мартирио внезапно раскидала ночь во все стороны, вырываясь из его рук, а высвободившись, помчалась, задыхаясь и плача, через лунную пустыню с разметанными по ней тенями.

Она пробежала через ворота, влетела в нашу комнату, забралась в Кларину постель и долго смотрела на сияющую улыбку сестры.

Вот уже во второй раз она дарит смерть человеку, который ее не желал.

Обливаясь слезами, она все еще чувствовала на лице и на груди след горячих ладоней стекольщика. Его тонких, нежных рук. Почти женских…

Назавтра под конец дня Клара убежала догонять солнце и остановилась на том же месте, где накануне встретила Люнеса. Но она прождала его напрасно, человек в стеклянном панцире не появился.

Мартирио было поручено до темноты найти сестру.

На плацдарме спиной к солнцу стояла радостная Клара.

Он был здесь, стоял в ореоле стекол рядом с Кларой и смеялся. Добивался от нее обещания сотен поцелуев и ласк и ждал ночи.

– Твой проклятый поцелуй меня всего взбаламутил, – шепнул он на ухо подошедшей к ним Мартирио, – меня так разобрало, что я всю ночь шатался по притонам.

– Что ты здесь делаешь? – смертельно побледнев, спросила моя сестра.

– Ты на меня смотришь, как на привидение, – удивился он. – Ты не подумай, хоть с виду и не скажешь, но чувства у меня есть. И мне очень хочется повторить сегодня вечером. Прижаться всем телом к твоему прохладному телу… Мне-то всегда жарко, я потею так, что в дни, когда мир дрожит в перегретом воздухе, боюсь расплавиться. Так что пока твоя прелестная сестренка не