Война роз. Буревестник - Конн Иггульден

Командовал ими гвардейский капитан по фамилии Браун. Облаченный в белый плащ поверх кольчуги, с мечом, болтавшимся у бедра, капитан являл собой внушительную, весьма заметную фигуру. Представляясь ей утром, он почтительно поклонился. Он был довольно молод для возложенных на него полномочий и полагал, что армия Кейда едва ли дойдет до Тауэра. Маргарита была тронута искренним желанием молодого человека успокоить ее. Она сразу обратила внимание на его ухоженные черные бакенбарды, почти такие же элегантные, как у Фредерика, мужа ее сестры. Каждый раз, видя, как они топорщатся, когда он заговаривал с ней, она не могла сдержать улыбки. Даже известие о приближении мятежников не поколебало его спокойствия – по крайней мере, докладывая об этом ей, он выглядел совершенно невозмутимым. Спустя короткое время она стала испытывать радость, когда капитан Браун появлялся внизу у ступенек с разрумянившимся лицом после обхода постов. Подняв голову, он смотрел, здесь ли она еще, и когда Маргарита выходила, его губы растягивались в улыбке. Если сложить все эти моменты вместе, получилось бы меньше часа, но ей казалось, будто она уже давно знает его.

Маргарита видела разочарование на его лице, когда выяснилось, что у его арбалетчиков, расположившихся на стенах, не так уж много мишеней. Толпа мятежников, подошедшая к Тауэру, выслала вперед только небольшую группу, чтобы снести ворота сторожевого здания, а затем проломить решетку. В это время остальные стояли на безопасном расстоянии и ждали, когда им представится возможность ворваться в крепость. Время от времени до слуха Маргариты доносились вопли, свидетельствовавшие о том, что очередная стрела нашла свою цель. Но целиться в темноте было чрезвычайно трудно, и удары молотов все продолжались и продолжались – сначала глухие, по дереву, затем звонкие, по железу.

Маргарита почувствовала дрожь в теле, когда капитан Браун крикнул арбалетчикам, чтобы они спустились со стен и как можно ближе подошли к решетке. На время удары молотов стихли, но вскоре мятежники закрылись щитами и продолжили работу, хотя удары стали более редкими. С громкими щелчками, непохожими на звуки ударов, один за другим ломались штыри. Стоявшая на ступеньках Маргарита едва не подпрыгивала при каждом таком щелчке.

Королевские солдаты занимали позиции для отражения первой атаки, и в этот момент Маргарита заметила белый плащ капитана Брауна, смотревшего на нее через открытое пространство двора, направляясь к белой башне. Она ждала его, вцепившись в деревянные перила.

– Ваше величество, – крикнул он, – я рассчитывал на подкрепление, но, если не произойдет чудо, эти люди рано или поздно ворвутся в крепость!

– Я могу что-нибудь сделать для вас? – спросила Маргарита, довольная тем, что тоже способна скрывать волнение и что ее голос не дрожит.

– Если вы разрешите, ваше величество, я прикажу своим людям сломать эту лестницу. И пожалуйста, зайдите в комнату. Я оставил шестерых крепких парней у входа в белую башню, ваше величество. Ручаюсь за вашу безопасность, пока вы будете находиться наверху.

Маргарита прикусила губу, переведя взгляд с лица молодого человека на тех, кто готовился сдерживать поток мятежников.

– А вы не можете остаться здесь, в башне? Я… – Она покраснела, не будучи уверенной, что не обидела его, предложив ему убежище.

К ее удивлению, он усмехнулся, радуясь чему-то.

– Вы можете приказать, ваше величество, но… если не возражаете, я останусь со своими людьми внизу. Кто знает, может быть, нам еще удастся обратить их в бегство.

Прежде чем Маргарита успела открыть рот, к лестнице подбежала дюжина людей с топорами и молотами в руках, и капитан Браун вполголоса отдал им приказ.

– А сейчас держитесь подальше от лестницы, ваше величество! – крикнул он снизу.

Маргарита сделала шаг назад, повернулась и пошла к открытой каменной двери башни, чувствуя, как лестница ходуном заходила у нее под ногами. Спустя минуту вся конструкция рухнула на землю, и солдаты принялись разбирать ее на части, чтобы потом сжечь. В глазах у нее стояли слезы, когда капитан Браун отсалютовал ей, прежде чем вернуться к своим людям, которые ждали, когда упадет решетка и начнется схватка.

Глава 28

Джек Кейд вышел из ратуши, вертя в руках кусок пеньковой веревки. Он, Эклстон и остальные разразились торжествующими криками, когда повисший в петле королевский казначей задергал ногами и его лицо приобрело фиолетовый оттенок. Лорд Сэй был одним из ответственных за сбор налогов, и Джек не испытывал ни малейших угрызений совести. Напротив, он отрезал этот кусок веревки на память и жалел лишь о том, что не смог схватить еще и тех, кто командовал бейлифами и шерифами страны.

Джек взглянул на улицу, и его глаза расширились. Повстанцы отыскали алкоголь, это было ясно как день. Уже и без того опьяненные насилием и успехом, они воспользовались тем, что он задержался в здании, и принялись грабить окрестные дома. Одни пели, другие валялись на земле без чувств, третьи бесцельно бродили, шатаясь, в обнимку с глиняными бутылями. Но большинство изливали свою ненависть на выживших солдат из последней группы, напавшей на них. Они окружили разоруженных бойцов со всех сторон, нанося удары кулаками и ногами.

Джек с недоумением взглянул на Эклстона, увидев с трудом передвигавшихся людей с награбленным добром в руках. Совсем рядом с ним двое дрались из-за тюка одежды, не обращая на него никакого внимания. Джек нахмурился, услышав женский крик, постепенно перешедший в хрип.

У Томаса Вудчерча, вышедшего из здания вслед за Джеком, при виде этого хаоса и забрызганных кровью камней лицо исказила гримаса отвращения.

– Содом и Гоморра, Джек, – пробормотал он. – Если это будет продолжаться и дальше, к рассвету они все заснут и уже больше не проснутся. Ты можешь призвать их к порядку? Мы здесь довольно уязвимы, а пьяные дураки не способны сражаться.

Джек кивнул, хотя у него у самого пересохло горло от желания выпить. Это подождет, сказал он себе. Гроза миновала, но Лондон все еще не пришел в себя. Он чувствовал, что его единственный шанс вот-вот ускользнет. Всю жизнь ему приходилось склонять голову перед королевскими чиновниками, отводить взгляд в сторону, когда он стоял перед облаченными в зеленые или красные мантии судьями, провозглашавшими свои решения. Теперь он мог отомстить им за все, но понимал, что не будет располагать такой возможностью вечно.

– Завтра они назначат других, которые будут преследовать нас, – проворчал он. – Ну и что с того? Сегодня я вселил в их души страх Божий. Они обязательно запомнят это.

Вудчерч взглянул на капитана Вольных людей Кента и заметил его раздражение. Кейд рассчитывал на нечто большее, чем ночь кровопролития и грабежей. Имея в своем распоряжении такое количество людей, он надеялся изменить город, даже, возможно, добиться от людей короля каких-то свобод. Ему было известно, что король уехал из Лондона, но из этого вовсе не следовало, что все должно закончиться вакханалией. Несколько мертвых аристократов, несколько тюков одежды и мешочков с золотом недостаточная компенсация за то, что у них было отнято.

– Скоро рассвет, – сказал Вудчерч. – Я отправляюсь в Тауэр. Если король и правда уехал, я по крайней мере покину Лондон богатым человеком. А ты, Джек?

Кейд ухмыльнулся, глядя на сиявшую блеклым светом луну.

– Я послал туда Пэдди. Он либо мертв, либо уже внутри. Я пойду с тобой, Том Вудчерч, если ты пойдешь со мной.

Они улыбнулись друг другу. Эклстон с недовольным видом наблюдал за этим проявлением духа товарищества. Джек набрал в легкие как можно больше воздуха, чтобы дать своим людям команду возвращаться на улицы. Его бас эхом отразился от стен домов олдерменов.

Дерри смертельно устал. Он был лет на десять моложе лорда Скейлза и не мог понять, откуда этот человек черпает свою неуемную энергию. Они свернули в очередной темный переулок. Хорошо, что хотя бы дождь наконец немного утих. Впереди и позади шло по четыре дозорных, предупреждавших об угрозах и возможностях для нападения. На протяжении нескольких часов они почти непрерывно сражались на улицах, и Дерри потерял счет павшим от его руки в черной ночи – в минуты, наполненные страхом и ужасом, когда он резал незнакомых ему людей и сам получал от них уколы кинжалами и удары дубинками.

Он перевязал рану на ноге, которую нанес ему копьем какой-то безымянный пахарь из Кента. Копье! Дерри с трудом верилось, что он был ранен копьем с древком, украшенным лентами. Лишив его обладателя жизни, он нес теперь первые несколько футов этого древка в левой руке. На поясе висел тесак – Брюер был не единственным, кто заимствовал оружие у убитых врагов. После этой нескончаемой череды схваток в темноте, на холодном ветру, ему страстно хотелось вновь увидеть солнце.

Число людей Скейлза сократилось с восьмидесяти до трех дюжин. Они теряли по нескольку человек в каждой стычке с мелкими группами повстанцев, пока не столкнулись с целой толпой мародеров, насчитывавшей не меньше двух сотен. К счастью, они оказались пьяными и двигались медленно. Тем не менее после этой схватки почти половина людей Скейлза осталась лежать на земле в грязи и крови.