Принцесса из рода Борджиа - Мишель Зевако

— Дочь Клода? — спросила Фауста.

— Да, — ответил Бельгодер, удивленный ее вопросом.

— Виолетта — дочь Клода?

— Без сомнений! Разве стал бы я тогда ее ненавидеть? В ее лице я ненавижу Клода. Но почему вы меня спрашиваете об этом?

— Чтобы быть уверенной, что Виолетта — это дочь Клода. Если ты в этом уверен…

— Совершенно. Так я продолжаю. Я быстро заметил, что палач страстно любит свое дитя. И я понял, куда следует нанести удар. Я сделал все необходимые приготовления. К несчастью, однажды я заметил, что за мной следят, мне нужно было бежать, покинуть Францию. Цыгане терпеливы и в любви, и в ненависти. Я терпеливо ждал, пока пройдет время, необходимое для того, чтобы меня забыли. Через несколько лет я вернулся. Любовь моя умерла, но ожидание отточило клыки моей ненависти. Я жаждал мести.

Бельгодер дрожал. Фауста наблюдала за ним, изучая его с каким-то непонятным любопытством.

— Наконец я похитил Виолетту, — продолжал цыган. — Однажды ночью я с тремя своими приятелями пробрался в небольшой дом в Медоне, где она жила. За Виолеттой присматривала женщина по имени Симона. Чтобы она не донесла на меня, я похитил и ее. Потом я отправил их в сторону Бургони, а сам остался в Париже, чтобы увидеть результаты своего удара. Все вышло как нельзя лучше. Я даже опасался, как бы Клод не умер. К счастью, он выздоровел, и я, оставив его терзаться и теряться в догадках, тоже отправился в путь.

— Что ты хотел сделать с Виолеттой?

— Я собирался развратить ее, а затем продать какому-нибудь богачу. Потом я пришел бы к Клоду и сказал: «Ты украл моих дочерей — я украл твою. Ты сделал из Флоры и Стеллы христианок — я сделал из Виолетты распутницу». И я бы убил его… Судьба вроде бы благоприятствовала мне. Когда Виолетта достигла расцвета молодости и красоты, я вернулся в Париж. В Орлеане, где я пробыл довольно долго, я заметил, что некий могущественный и влиятельный господин увивается вокруг моей крошки. Я навел справки и узнал, что этот мужчина — герцог де Гиз, личность весьма заметная. Заполучив жертву, он уже не выпустил бы ее из своих когтей!

…Итак, я отправился в Париж, и счастливая звезда пожелала, чтобы я встретился с герцогом в воротах города. Я заломил несусветную цену, что никогда не лишнее, и продал Виолетту… Но только с этой минуты началась путаница. Думая, что отвез девчонку к герцогу де Гизу, я на самом деле препроводил ее к вам!..

— Ты об этом жалеешь?

— Не знаю, — сказал Бельгодер с сомнением в голосе. — Мой план был хорошо продуман, а теперь все смешалось.

Вот моя история, госпожа. Теперь ваша очередь говорить. Вы обещали, что месть будет страшной…

— Виолетта в тюрьме. Разве этого недостаточно?

— Это все равно что спросить, достаточно ли мне стакана воды, чтобы утолить жажду, тогда как мне нужна добрая пинта пряного вина, которое бы продрало глотку и обдало желудок огнем.

— А что ты скажешь, если Виолетта будет повешена на глазах Клода, как повесили Магду на твоих глазах?

Ужасная усмешка исказила лицо цыгана.

— Повешена и сожжена! — добавила Фауста.

— О! И Клод это увидит?

— Без сомнения.

— А я буду рядом с Клодом?

— Ты будешь рядом с ним!

— И я смогу поговорить с ним? Заставить его смотреть? Смогу сказать ему, что это я похитил его дитя и предал его огню?

— Ты будешь рядом с ним и скажешь ему все, что захочешь.

— Дьявольщина, я даже надеяться не мог, что месть будет столь ужасна! — прорычал Бельгодер. Он дышал, как хищник, обнюхивающий свою жертву.

— Так послушай меня. Завтра утром, в десять, на Гревской площади будут повешены две девушки, повешены и сожжены. Их преступление состоит в том, что они дочери отца, который сначала был католиком, а затем стал протестантом. Этого человека звали Фурко: Он умер в тюрьме. Завтра народ повесит и сожжет двух его дочерей, которых прозвали Фуркошками. Однако тебе известно, что только что произошло в Бастилии? Мы выпустили одну из этих девиц.

— Ту, которую я отвез в аббатство, — задыхаясь, проговорил Бельгодер.

— А вместо нее, чтобы было кого повесить и сжечь, мы…

— Оставили Виолетту! — взревел Бельгодер. — Дьявол! Это уму непостижимо! О! Само небо надоумило меня поступить к вам на службу!..

И, потрясенный, Бельгодер посмотрел на Фаусту с восхищением, которое заставило ее содрогнуться от отвращения.

— Так значит, — продолжал он все с той же отталкивающей улыбкой на лице, — завтра в десять утра будут повешены… как вы сказали?

— Две преданные проклятию еретички, протестантки.

— Неважно, какое у них вероисповедание, — глухо сказал цыган. — Виолетту сожгут на глазах ее отца, вот что главное…

— Да, на глазах отца, — прошептала Фауста.

— Вы сказали — Виолетта и еще одна… а кто другая?

— Сестер зовут Мадлен и Жанна Фурко. Мадлен погибнет, а вместе с ней умрет и Виолетта.

Бельгодер поднялся и сделал несколько шагов по комнате, бормоча что-то на своем наречии. Внезапно он резко остановился.

— Но Клод? — воскликнул он. — Как он увидит? В этом вся загвоздка!.. Как мне его предупредить? Ведь именно я должен предупредить его!..

— Слушай меня внимательно. Завтра утром ты пойдешь на Гревскую площадь. И когда ты увидишь, что толпа уже собралась, когда радостные крики народа скажут тебе, что осужденных привели на казнь, ты войдешь в третий дом слева от площади, если стоять спиной к реке…

— Третий дом. Запомнил крепко-накрепко.

— Ты не сможешь ошибиться. В окнах соседних домов будут видны головы любопытных. Но в этом доме на всех этажах шторы будут опущены, как будто он в трауре по приговоренным… Когда ты войдешь, ты скажешь, что тебе нужно поговорить с принцем Фарнезе.

— Кто это, принц Фарнезе?

— Неважно! — мрачно усмехнулась Фауста. — Итак, тебя проводят к принцу. Скорее всего, ты окажешься в большой комнате, окна которой выходят на Гревскую площадь.

— Ну а Клод?! Клод?!

— Что ж, Клода ты найдешь подле Фарнезе! Они неразлучны.

— Не понимаю, — возразил Бельгодер, покачав головой, — как бывший палач может быть другом принца. Но какая разница, я пойду и буду действовать, как вы сказали. И что же я должен сделать?

— Если, как я рассчитываю, принц Фарнезе окажется в доме, если Клод будет рядом с ним, если ты попадешь к ним как раз тогда, когда девиц Фурко приведут на Гревскую площадь, то остальное — на твое усмотрение!

— А вдруг, — спросил цыган, который с жадностью следил за этими объяснениями, — принца не окажется в доме?

— Он там будет!

— И Клод рядом с ним?..

— Рядом с ним!

— А если меня не захотят впустить?..

— Ты скажешь, что ты — тот человек, которого принц Фарнезе ждет к десяти часам утра.