Полуночные поцелуи (ЛП) - Бенедикт Жанин

Каждая сцена, которая мелькает у меня в голове, вызывает улыбку на моем лице, усиливающуюся до тех пор, пока я не начинаю жевать, мои щеки не начинают болеть, бабочки вырываются из своих коконов, чтобы проникнуть в мои внутренности с щекочущим удивлением.

Фишка этих выдуманных моментов в том, что они не фальшивые. Они действительно произошли. Вымысел — это то, как я реагирую в своем воображении, в отличие от того, как я реагировала в реальной жизни.

Утром я должна была поцеловать его в губы и упрекнуть, чтобы он почистил зубы зубной щеткой, которую он купил в ту первую ночь, и которую я положила в ящик своей ванной. Он не знает, что она у меня есть. В другой раз, когда он ночевал у меня, он ушел рано и почистил зубы дома.

Пока мы на диване занимаемся своими делами, мне следовало бы просунуть ноги под его бедра, которые он схватил бы и положил себе на колени, чтобы рассеянно массировать, полностью сосредоточившись на документальном фильме. Его руки были бы твердыми и мягкими, разминая все узлы, которые скопились.

Когда он подал мне картофельное пюре с сыром, мне следовало сказать ему, что оно на самом деле действительно вкусное, а не упрямо отрицать это. Бьюсь об заклад, увидеть его победную ухмылку стоило бы того.

И когда мы играли в камень-ножницы-бумага, и я проиграла, мне следовало присоединиться к нему в душе, а не вести себя как обиженная неудачница, отталкивая его в сторону и врываясь внутрь прежде, чем у него даже был шанс подняться на ноги. В любом случае, он всегда позволял мне идти первой.

Черт, думаю я, заставляя себя перестать сиять. Это не работает. Мой разум больше не контролирует мои мышцы. Блять. Блять. Блять.

Этого нельзя отрицать. Мне нравится Отис. Мне нравится… нравится он.

Это заставляет меня хотеть хихикать и визжать, когда я утыкаюсь лицом в подушку, размахивая руками и ногами в неудержимом возбуждении, когда я думаю о его взъерошенных волосах и его страстном голосе. Я хочу протянуть руку прямо сейчас и провести пальцами по его лицу, обводя контуры его грубых черт в изумлении, не веря, что кто-то вроде него существует, такой красивый и чудесный.

Когда это произошло? Когда я начала хотеть его? В какой момент он стал чем-то большим, чем просто хороший трах?

Было ли это после вечеринки, когда он поехал ко мне домой, чтобы подарить мне тот незабываемый поцелуй под омелой? Или это было, когда он пригласил меня к себе, чтобы официально встретиться с соседями и проанализировать футбол, пока мы вместе ужинали? Возможно, это было два часа назад, когда он готовил ужин и доказывал мне, что он лучше меня тверкает, одетый в розовый фартук и держащий лопатку.

Или это было, когда мы трахались, я стояла к нему спиной, и он попросил меня уделить ему минутку? Он прижимал меня к себе, и я была достаточно глупа, чтобы посмотреть ему в глаза и позволить ему поцеловать меня, заставив меня испытать все нежные чувства, которые он испытывал ко мне чувства, которые я впервые увидела в тот вечер на ужине моего отца на День благодарения. Была ли какая-то передача эмоций таким образом? Изменило ли его неровное сердцебиение у меня за спиной, его член, пульсирующий внутри меня, структуру моих эмоций?

Нет, этого не может быть. Эмоции не могут просто так выплеснуться на кого-то. Если бы это было так, я бы уже была в отношениях и влюблена, если бы это было так.

Должно быть — это произошло со временем. Мелочи поколебали мою решимость, разговоры и моменты, которые мы разделили. Которые я считала мимолетными и бессмысленными, но на самом деле проникли в меня, превратив его в человека, о котором я искренне забочусь и хочу быть рядом.

Но так всегда бывает? Кто-то становится важным, но не сразу. Они просачиваются внутрь. Естественно. Всегда требуется маленькое семечко, чтобы вырастить что-то глубокое.

Улыбка Отиса была семенем. Его смех был водой, его прикосновение — моим солнечным светом. И вот так просто я превратилась в того, кем раньше не была, я изменилась.

— Пошел ты, Резерфорд, — я вздыхаю, сжимая кулаки, чтобы удержаться от того, чтобы дотронуться до него. — Это не то, чего я хотела.

За исключением того, что я действительно этого хочу. Нет другого способа объяснить удовлетворение, которое охватывает меня, когда я просто наблюдаю за ним. Я потерпела поражение, и, честно говоря, меня это устраивает. Конечно, я боюсь. Напугана. Но я доверяю Отису.

— Почему ты так на меня смотришь? — он лениво хрипит.

Я вздрагиваю, удивленная звуком его голоса. Я была так погружена в свои собственные мысли. Я облизываю губы и морщусь, изо всех сил стараясь вести себя как обычно.

— Потому что ты такой красивый, когда спишь.

— Больше, чем, когда я бодрствую?

— Ага. Ты выглядишь так великолепно с закрытым ртом.

Он издает слабую усмешку. Он закрывает глаза, и я предполагаю, что он собирается снова заснуть, когда он внезапно тянется ко мне. Одна рука просунулась под меня, другая обвилась вокруг, чтобы схватить меня за задницу. Он притягивает меня к себе, и когда мы оказываемся вплотную друг к другу, лицом к лицу, он кладет свой подбородок выше моей головы.

Я прижимаюсь к нему, слушая ритм его сердца, взволнованная тем фактом, что он совпадает с моим. У меня покалывают пальцы на ногах.

— Это так? Как насчет того, чтобы я держал рот на замке, когда в следующий раз съем тебя? — он прижимается ко мне бедрами, не сильно, но и не совсем мягко.

Мне, не дано шанса, взять свои слова обратно. Он убирает руку с моего зада, чтобы проникнуть под рубашку, прижимая ладонь к обнаженной коже моего позвоночника. Его большой палец успокаивающе поглаживает близлежащий позвонок. Оставив поцелуй на моей макушке, он хрипло бормочет:

— Давай снова ляжем спать, детка.

Я не расслабляюсь. Несколько минут мы остаемся вот так, прижатые друг к другу, его глаза закрыты, мои широко открыты. Я все еще прискорбно бодрствую, но сейчас в моей голове только одна мысль.

Как мне заставить его признаться? Я имею в виду, это же очевидно? Я ему нравлюсь. Он хочет меня, как бы я его ни заполучила. Вот что он сказал.

Часть меня хочет разбудить его и рассказать ему. Что я чувствую, о лучах жидкого золота, сияющих внутри меня. Рассказать ему о том, как он заставляет меня бороться за то, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, о моей естественной реакции на его сияющую улыбку.

Но другая часть меня колеблется и насторожена. Мне следует узнать его поближе? Потому что я многого не знаю. Время, которое мы провели вместе, не дало мне возможности покопаться в его психике. Конечно, в основном это моя вина, учитывая то, как я относилась к нашим связям и как быстро меняла тему с чего-либо серьезного.

Смогу ли я терпеть его несовершенства и принять его прошлые ошибки? Примет ли он меня? Я не идеальна. Я так хорошо это осознаю. Но я надеюсь, что он все равно захочет меня.

И что мне делать с вопросами, которые у меня возникают по поводу того, что я уже наблюдала? Я задаюсь вопросом о его прошлых отношениях, особенно о том, что у него было с Отэм, которую я определила в ту первую ночь, когда мы говорили о любви. И у меня есть вопросы по поводу той едва скрываемой ярости, которую он проявил сначала в кафе, а затем за ужином во время речи Джефферсона Родни. Он печально известен тем, что затевает споры и драки с другими игроками на поле, особенно во время первых нескольких игр, когда он оправился от травмы. Удаления не были ему неизвестны.

Я никогда не была терпеливым человеком или притворялась таковой, поэтому я не собираюсь извиняться за то, что вернула Отиса в состояние сознания. Я не буду задавать ему вопросы, которые вертятся у меня в голове, но я поговорю с ним о чем-нибудь существенном. Я заведу разговор, который на какое-то время успокоит меня и заложит надлежащую основу для моих чувств.

— Ты не спишь? — шепчу я.

Он стонет и ослабляет свою хватку на мне. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы протянуть руку и включить прикроватную лампу, быстро зарываясь обратно в его объятия.