Терапия нарушений привязанности. От теории к практике - Карл Хайнц Бриш

Важно, чтобы мы информировали родителей, педагогов и социальных работников о важности привязанности как основополагающей жизненной мотивации, чтобы эти знания могли быть использованы в педагогике и в психотерапии. В переломных ситуациях развития (например, когда ребенок начинает учиться ходить, при становлении самостоятельности в младшем детском возрасте или при поиске автономии в подростковом возрасте) часто еще преобладают потребности в привязанности, но возникает также острая необходимость в исследовательской деятельности и в сепарации. В таких ситуациях из-за присущей им напряженности могут возникать совершенно нормальные возрастные кризисы.

Стоя на этих теоретических позициях, можно проводить профилактическую работу с будущими родителями. Двигаясь в этом направлении, мы с Анной Буххайм начали реализовывать в городе Ульме программу обучения родителей. В течение пяти вечеров мы проводили групповые занятия, на которых информировали пары, ожидающие первого ребенка и находящиеся на последней трети беременности, о результатах исследований младенцев. При этом особо прорабатывались и объяснялись на конкретных примерах такие темы, как привязанность и сепарация. Для будущих родителей в программу также была включена форма обмена опытом собственных представлений и переживаний, связанных с тематикой привязанности и сепарации.

После родов мы наблюдали отдельно мать и отца с их младенцем. Мы снимали на видео сцену, в которой родители пеленали своего ребенка и играли с ним. Затем мы вместе с родителями анализировали эту запись. Целью этого тренинга было улучшение восприятия и интерпретации сигналов ребенка его родителями, чтобы они могли учитывать эти сигналы в собственном поведении. Правда, по нашему опыту, такого тренинга было недостаточно, если родители сами имели нарушения привязанности. Однако такая тренировка могла бы подготовить молодых родителей к получению терапевтической помощи при возникновении подобных трудностей. Наша программа была первой попыткой сделать так, чтобы раннее развитие детей и обучение «родительству» больше не было отдано на волю случая. Часто не имеюшие опыта родители справедливо чувствуют, что их оставили одних и что они не справляются с предъявляемыми к ним требованиями. Иногда они даже приходят в отчаяние и ясно видят, что их отношения привязанности к своему ребенку зашли в тупик, так что второго ребенка они уже не хотят. Но, с другой стороны, иногда появляется надежда, что со второй беременностью все может исправиться и что из ошибок были сделаны выводы. Однако поскольку собственная динамика привязанности существенно не изменилась, часто драма привязанности и отношений с различными вариациями повторяется и со вторым ребенком.

Принимая во внимание защитную функцию вторичных значимых лиц в рамках развития надежной привязанности, надо с самого начала целенаправленно создавать у родителей мотивацию на поддержание и интенсификацию отношений с вторичными значимыми лицами, такими как друзья, тети, бабушки и дедушки, а также с постоянными нянями. При этом нужно уделять большое внимание выбору этих значимых лиц; необходимо четко отслеживать, насколько они в состоянии действительно настроиться на привязанность к ребенку. Только при наличии такого настроя вторичные значимые лица действительно могут оказать влияние на развитие надежной привязанности (ср. также: Brisch et al., 1997). С помощью информационно-просветительской работы с разъяснением положений теории привязанности можно открыть новые схемы мышления и перспективы, прежде всего, для людей, работающих в терапевтической и педагогической сфере. Тогда они могли бы, например, лучше понимать детей, поступающих в детский сад и в школу, и оценивать качество их учебной деятельности и общения со сверстниками.

Организация процесса смены привычной обстановки в детстве (привыкание к яслям, к няне, к детскому саду, к новой школе и месту жительства в связи с переездом) и даже во взрослом возрасте (привыкание к новому месту работы, переезд в дом престарелых) могла бы строиться с учетом теории привязанности. Это означает, например, что ребенок не должен сразу оставаться один на один с няней, а о нем сначала должны заботиться вместе мать и няня, пока последняя постепенно не станет вторичным значимым лицом для ребенка. Только тогда время расставания с матерью можно продлить, потому что ребенок в отсутствии матери может обращаться к няне как к еще одному человеку, к которому он испытывает привязанность, дающую ему чувство эмоциональной безопасности и надежности. Этот процесс привыкания и построения новых отношений привязанности требует времени, особенно в младенческом и раннем детском возрасте, и ускорить его нельзя (Laewen et al., 1990).

Еще одна важная переломная ситуация, в которой активируется поведение привязанности и возникает потребность в сепарации, – это подростковый возраст. Очень важно знакомить родителей с особенностями подростков на соответствующих семинарах и давать им возможность выговориться, рассказать о своих собственных потребностях в привязанности и страхах перед сепарацией собственных детей-подростков, чтобы не повторились те связанные с привязанностью проблемы, с которыми они столкнулись еще на первом году жизни детей. В процессе подросткового кризиса вполне может представиться шанс исправить или усовершенствовать сложившиеся к этому возрасту внутренние рабочие модели.

Последний из приведенных выше примеров из практики показывает, что процессы прощания и расставания даже в старости могут быть проработаны в терапии, если удастся соответствующим образом сфокусироваться на принципах привязанности. «И старые деревья можно пересаживать», надо лишь предоставлять пожилым людям место и время для установления новых привязанностей и для проработки процессов сепарации и скорби. Однако для этого всем участникам – детям, которые часто форсируют расставание и переезды состарившихся родителей, а также среднему обслуживающему медперсоналу в общежитиях для стариков – нужны соответствующие знания о важности процессов привязанности и сепарации.

В последнее время участились жалобы на агрессивное поведение и насилие в детских садах и школах. Хотя результаты исследований по реальному росту насилия и агрессии неоднозначны, все-таки многие факты свидетельствуют о том, что изменилась сама форма агрессивных стычек с применением силы среди школьников, а именно что они продолжают совершать насильственные действия даже тогда, когда их соученик уже лежит на земле, истекая кровью. При этом способность к сопереживанию кажется полностью утраченной, а возможно, ее никогда и не было.

Исследования показывают, что дети с избегающей привязанностью в детсадовском возрасте предлагают значительно меньше просоциальных решений по историям в картинках, которые изображают конфликты, чем те, у которых в возрасте одного года была диагностирована надежная привязанность. Поэтому ведутся дискуссии о том, можно ли на основании оценки надежной привязанности в возрасте одного года строить определенный прогноз на будущее, имея в виду просоциальное поведение. Эти дети, возможно, смогут более эмпатийно и деликатно проникать в мир другого человека, в том числе и в конфликтных ситуациях своего визави, и находить такие решения, которые, из-за их способности к эмпатии, будут в конечном итоге ориентированы более просоциально. Исследователи агрессии – здесь на первом месте следует назвать Генри Паренса (Parens, 1993b) – исходят из того, что существует форма просоциальной агрессии, например, исследование и поиск контакта, которая отличается от деструктивной формы агрессии. Первая соответствует исследовательской мотивации в системе Лихтенберга (Lichtenberg, 1992) или способности к исследовательской деятельности на основе надежной базы, по Боулби (Bowlby, 1995). Согласно Паренсу, вторая, деструктивная форма агрессии возникает из переживания сильнейшей фрустрации. Такая крайняя степень фрустрации может возникнуть тогда, когда не удовлетворяются потребности детей в соответствующем их возрасту уходу или когда нарушения привязанности мешают их здоровой исследовательской деятельности и сепарации (см. показательные случаи из практики в части 4). Можно лишь приблизительно представить себе, какие чувства гнева, разочарования и в конечном итоге агрессии дети с избегающей привязанностью уже вынуждены подавлять в возрасте одного года, чтобы не выражать матерям свои потребности в привязанности. Можно также предположить, что эти чувства, которые связаны со значительным физиологическим напряжением (Spangler, Schieche, 1995), разряжаются в других контактах привязанности. Это могло бы объяснить проявления сильной агрессии даже по самым незначительным поводам. Возможно, что такие дети с крайней степенью нарушения привязанности при явно нечутком поведении родителей и сами теряют способность чутко, эмпатийно понимать эмоциональный мир своего визави. Становится понятным, почему они наносят удары даже тогда, когда совершенно беззащитный соученик уже больше не представляет никакой опасности.