Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Я помню вас по Агарису. – Женщина провела рукой по лицу, нос был на месте. – Вы заставили меня влезть на могилу Руция.

Олларианец засмеялся; у него был хороший смех. Людям, которые так смеются, веришь.

– Памятник был живым. – Принцесса почувствовала, что улыбается. Может быть, от воспоминаний, довольно-таки неприличных для ее возраста. – Сколько раз мы с вами встречались? Два или три?

– Можно считать и так, и так, но я бы советовал полагать эту встречу второй.

– Значит, этот мерзкий пир…

– Забудьте! – Олларианец блеснул взглядом не хуже Адриана. – Вам там было не место.

Забудешь такое! Одна девчонка на столе чего стоила… А внук танцевал с дохлым Айнсмеллером. Дотанцевался…

– Как мне вас называть?

– Как угодно. Имя – это служба, а я никому не могу служить. Я рад, что вы решили остаться.

– Я еще ничего не решила, – возразила Матильда, – я обещала вашему… Бонифацию прокатиться в Кагету, и только. Что мне делать в Сакаци? Рыдать?

– Я имел в виду нечто другое. Я дважды выбирал за вас, потому что вам не давали выбора, но на этот раз решали вы. Вас ждал я, вас ждал другой. Когда-то мы с ним были связаны, но после… некоторых событий его присутствие исключает мое, и наоборот. Пришедший первым получает то, за чем пришел. Или не получает, но не по вине второго. Сегодня мой знакомый от вас отказался, для вас будет лучше, если навсегда. Он может быть убедителен, в некоторых случаях он даже бывает уместен, но его предложения не для вас. Я понял это еще при первой встрече, потому и вмешался. Вы помните наш разговор?

– Помню, – заверила Матильда. Она действительно помнила. – Цена Зверя – жизнь. Имя Зверя забыто, а Зову цена – смерть…

Цена – смерть, и Альдо умер. Глупо, неожиданно… Внук бредил непонятным старьем, собирал его, где мог…

– Где он? – почти взвыла Матильда. – Где этот Зверь? Он ведь вылез? Альдо его вызвал!

– Не он и не вызвал. Нужен привал, фокэа. Пусть начнется охота, новая охота за голубой звездой, тогда идите вперед и ломайте лежащие позади мосты, но не раньше. Сейчас – покой. Вы поняли? Полный покой, чтобы не расплескать колодцы.

– Нет! – возопила Матильда. – Я больше не могу! Это для… Для Адриана с Левием и для бочки этой бровастой!.. Я не клирик, я – старая дура… Пошли к Бонифацию. Ничего, что ночь, проснется!

– Не получится. – Улыбка. Странная, обреченная… – Я прихожу к вам и, может быть, дойду до еще одного человека. Если смогу. Так вышло. Вам снились сны, особые сны. Молния была рядом, она позволяет видеть. Я увидел вас, вы увидели меня. Несмерть слышит нежизнь, хоть и не понимает. Нежизнь понимает несмерть, но не может всего объяснить.

– Твою кавалерию! – Больше Матильда не выбирала слов. – Я трезва, и я ни кошки не понимаю. Вы можете выражаться понятней?

– Нет. – Олларианец не собирался ни обижаться, ни говорить по-человечески. – Запоминайте, фокэа, потом расскажете тем, кто поймет. Они придут к вам очень скоро. Они должны узнать про свечи и Зверя, но главное – не расплескать колодцы!

Глава 5

Дриксен. Эйнрехт. Талиг. Кольцо Эрнани

400 год К.С. 18-й день Весенних Молний

1

Постучали. Спрашивать, кто идет, будучи в гостях, неприлично, и Руппи не спросил. Просто открыл дверь. Торопливо вошел монах, подхватил под пузо Гудрун и утащил. Та даже не мявкнула, обвиснув в руках адрианианца куском пестрой овчины. Руппи из чистого упрямства счистил с рукава и колен кошачью шерсть и раскрыл медицинский трактат на той странице, которую штудировал в Фельсенбурге перед отъездом. В библиотеке аббатства имелись книги поинтересней, но лейтенант дал себе слово изучить медицину, к тому же зубрежка занимала мозги, мешая ходить по потолку и кусаться. Руппи второй день зубрил и ждал новостей. Адрианианцы гостю не докучали, за исключением трехцветной Гудрун, возвращавшейся с упорством истинной… дуры. Разумеется, она вернулась снова и принялась стенать под дверью.

Лейтенант решил выдержать характер, но сквозь замочную скважину рвался обиженный писк. Казалось, за порогом плачет самый несчастный в мире котенок, а не здоровенная, круглая, как шар, зверюга. Глупейшее совпадение раздражало и казалось издевательством, а скорее всего, таковым и являлось. То, что толстую навязчивую тварь назвали именем Девы Дриксен, вряд ли было случайностью: в Адрианклостер умели много чего, в том числе и шутить. Шутка вышла не из добрых, хотя монахи не могли предвидеть приключения в библиотеке и того, что пустят к себе Фельсенбурга, а кошка с именем принцессы к нему прицепится. Руперт ругнулся и перевернул страницу. Гудрун принялась шаркать когтями по дереву, она знала, как открывать двери, но лейтенант предусмотрительно задвинул засов.

– «О движении сердца и крови», – с чувством провозгласил вслух Руппи, заставляя себя сосредоточиться, и в дверь вновь постучали. Руппи открыл. Гудрун шмыгнула через порог впереди гостя, но ей не повезло. Немолодой монах ловко ухватил кошку и сообщил, что брата Ротгера ждут у аббата. Сразу стало зябко и захотелось сглотнуть, словно в ожидании приказа, за которым следует бой. Руппи пронесся уже знакомыми коридорами, почти зная, что ничего хорошего не услышит.

Аббата на месте снова не оказалось, гостя опять ждали ночные знакомцы. Отец Луциан что-то разглядывал, руку державшего стакан брата Ореста украшали свежие царапины. Совсем свежие.

– Почему вас так занимают книги по медицине? – полюбопытствовал агарисец, кивая сразу и на свободное кресло, и на сервированный стол. – Угощайтесь.

– Моряку полезно знать медицину, – не стал вдаваться в подробности лейтенант. – Вы хотите, чтобы я обработал руку брата Ореста? Тогда мне потребуется винный спирт или квасцы.

– Вам требуются спокойствие и выдержка, – возразил отец Луциан. – Надеюсь, они у вас есть.

– Разумеется, – подтвердил Руппи и вспомнил, как входила в тело гвардейца шпага. Да уж, выдержка…

– Дознаватели, ведшие дело Бермессера, отстранены, – подтвердил самые мерзкие из догадок агарисец. – Все они были назначены лично кесарем и выполняли его указания, а кесарь желал видеть сторонников принца Фридриха на несколько локтей выше, нежели прочих своих подданных. Брат Орест?

– Суд перенесен, – уточнил оцарапанный монах, – но об этом пока не объявлено. Адмирал Бермессер по-прежнему обвиняется в том, что без приказа вышестоящего начальника покинул Хексбергский залив. Адмирал цур зее Кальдмеер…

– Подождите. Сын мой… Ротгер, в чем можно обвинить господина Кальдмеера?

В чем? В том, что не погнал Бермессера под пушки Бешеного и не избавил Дриксен от этой сволочи…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});