Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

Дикон помнил каждое слово отца, а наследник Спрутов старше тогдашнего наследника Вепрей, так что надеяться не на что – Скалы примирятся с Ветром, но не с Волнами. Что ж, три стихии всегда обуздают одну, к тому же не самую сильную. Волны разбиваются о Скалы, ими играют Ветра, они не могут причинить вреда Молниям. Да, они хитры и лицемерны, но Придд уже раскрыл свое нутро, второй раз ему не предать. Впрочем, и в первый раз можно было догадаться. Это Альдо с Робером не желали замечать очевидное.

Сюзерен полагался на ненависть Приддов к Олларам; Эпинэ никогда не разбирался в людях и вряд ли уже научится. Литенкетте и тот видит больше. Ноймары жестоки, это так, но они – хорошие вассалы. Манлий остался псом Эрнани, даже когда его выслали к торским варварам. Его потомки тоже не предали, хоть и одичали. Псы должны иметь хозяев, иначе они станут волками. Ноймариненов можно уважать, в отличие от Берхаймов или Карлионов. Вассалы Скал… Ызарги, а с ызаргами возможен лишь один разговор!

Юноша брезгливо вздрогнул, вспоминая сожженных Алвой тварей, и вдруг понял, что свободен. Проклятый взгляд исчез, как исчезает ставшая частью жизни боль. Сломанная ключица ныла так долго, что Дикон перестал ее замечать. Однажды утром все прошло, и он не сразу сообразил, почему так легко дышится. Вот и теперь – древние силы отвернулись от путников. Уснули или, услышав мысли Повелителя Скал, поняли, что их воля будет исполнена?

– Так и будет! – негромко пообещал Ричард, осознавая, как прекрасен этот весенний день. Зелень лугов, небесная синева, светлая лента дороги и солнце, которое словно бы стало ярче… И еще свобода и скорая встреча с Катари. Больше не надо бороться с холодным ужасом и скрывать эту борьбу от солдат. Можно послать Сону в галоп, не становясь ни трусом, ни беглецом. Исполнивший долг рыцарь вправе торопиться к возлюбленной и королеве, а долг исполнен. Более того, столицу не наводнят беженцы, которых так боится Робер и которым Катари отдала бы последнее. Пусть надорцы отправляются в Придду, пусть вступают в армию Рудольфа… Волк защищает Карла Борраску, он и герцог Окделл – союзники, по крайней мере до конца войны.

Ричард потрепал по шее Сону и подозвал Блора.

– Мы слишком медленно едем, велите поторопиться. Я намерен быть в Олларии не позднее чем послезавтра.

3

Бабушка все уже решила. Она позволит Фридриху убить Олафа, провалить защиту побережья, поднять налоги… Зато потом, после смерти Готфрида, великие бароны пошлют Фридриха к кошкам, и Элиза фок Штарквинд станет матушкой кесаря, а Руперт фок Фельсенбург – племянником, а после смерти отца еще и «братом»…

Руппи схватил злополучный трактат и подержал на весу, борясь с желанием запустить здоровенным томом в стену. Или затопать ногами. Или хотя бы вышвырнуть развалившуюся в солнечной луже кошку. Еще можно опрокинуть умывальный столик, грохнуть кувшин и зарычать… Лейтенант положил фолиант на место, аккуратно раскрыв на последней прочитанной странице, и уселся на подоконник. То, что рассказали адрианианцы, нуждалось в проверке, но Руппи с трудом представлял, как и что он станет проверять. Разве что посмотрит на караулы у Больших Дворов, но после драки на Речной их там не может не быть; пожар тоже не придумать, а всему остальному нужно либо верить, либо нет. Руппи верил – все слишком хорошо выстраивалось в кильватерную колонну.

Пока Готфрид был здоров, Бермессер мог только защищаться, зато сейчас… Вышло как у Хексберг, когда явился Альмейда, только место фрошеров заняла апоплексия. Руппи метнулся к столу: сто раз перечитанные страницы открылись сами. Да, все так и есть – если Гудрун врет, Готфрида по сути уже нет. Если не врет и кесарь пришел в себя, шансы на поправку весьма велики. Да, последствия останутся – ну, будет волочить ногу, ну, с речью будет плохо, но он встанет. И спросит уже не только с Бермессера и с Фридриха, но и с дочери. Значит, встать ему не дадут.

Готфрид будет лежать, пока регент не устроит свои делишки, и лежать ему не так уж и долго, от силы полгода. Эти полгода нужны Фридриху, чтобы влезть на трон или хотя бы остаться регентом при Ольгерде. Эти полгода нужны бабушке, чтобы загнать Фридриха в угол. Эти полгода нужны Бруно, чтобы закончить войну и развернуться к Эйнрехту. Сейчас никто из них по-крупному не рискнет, разве что речь пойдет о жизни и смерти. Их собственной, но не адмирала цур зее, пусть и лучшего в Дриксен.

С Бруно все ясно: он не станет топить, но и плечо в ущерб себе не подставит, а бабушке чем хуже, тем лучше. Будь фрошеры в силе, герцогиня Элиза задумалась бы, но Талигу сейчас не до драки. Как только Дриксен захочет прекратить войну, она прекратится, и надолго, только регенту мир не нужен, напротив. Значит, Альмейда с Бешеным разнесут побережье, но обвинят в этом Фридриха, тут уж бабушка постарается. С Неистового спросят за все, только позже. Зато ему самому победы нужны немедленно, а не победы, так сторонники и виноватые.

Если Фридрих с Гудрун не прикроют Бермессера, их приспешники разбегутся, а спасти Бермессера можно, только уничтожив Кальдмеера. И только убив Кальдмеера, можно подбить моряков на мятеж, а мятеж в сердце страны – это отведенные от границ войска и вынужденное перемирие. Ноймаринен это понял. Что регенту Талига чужой адмирал, когда на нем висят собственные беды? Бешеному Олафа жаль, но он будет громить Метхенберг, потому что так надо Талигу. Между боями Вальдес выпьет в память бывшего пленника, если получится, отыграется на Бермессере, только Ледяному будет все равно. Даже если его шпагу повесят в дворцовой церкви рядом с мечом Норберта Пика, а так оно и будет. Новый кесарь восстановит справедливость, бывший адъютант адмирала цур зее на подушке внесет клинок покойного в храм, все прослезятся… Проклятье!

Руппи соскочил с подоконника, словно тот загорелся, и закружил по комнате, понимая, что думает не о том. Плевать на фрошеров, на Бруно, на отступивших в Штарквинд родичей! К кошкам их всех, пусть выжидают и заигрывают с соседями, не до них… В суд идти даже не бесполезно – губительно. Фридрих – болван, но болван, заматеревший в интригах, с него станется наказать и Бермессера. Разжаловать или списать по болезни. Один раз скот уже «болел», теперь на него опять найдет помрачение.

Болящего отправят на воды лечиться, а свидетеля спросят про этот кошачий отпуск, и тут, что ни ответь, лучше не будет. И с покушениями не вылезешь, потому что ветер переменился. Это при Готфриде показания Фельсенбурга тащили на рей Бермессера, теперь они тащат Кальдмеера, следовательно, он и подсылал убийц к адъютанту. Искать того, кто нанял хотя бы Торна, бессмысленно… Либо ублюдок признается в сговоре с Олафом, либо его прикончат, как тех двоих со «Звезды веры», и спишут на «молодого человека в маске»… Леворукий, он опять не о том! Родичи не помощники, в суд идти нельзя, а что можно?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});