Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сумасшедшая, сумасшедшая.
«…cause you’ve touched her perfect body with your mind»[39].
Маркус сидел у открытого окна и играл в «Супер Марио», как вдруг услышал, что снаружи хлопнула дверь. Он выглянул на улицу. Та красивая тетенька. Во всяком случае, сегодня она была красивой. Она шла от желтого дома к калитке. Маркус вспомнил, как Сын засветился, когда он рассказал ему, что видел, как она входила в дом. Нельзя сказать, чтобы Маркус так уж хорошо разбирался в подобных вещах, но ему показалось, что, наверное, Сын в нее влюблен.
Тетенька подошла к девчонкам, прыгавшим на резиночке, и о чем-то их спросила. Они показали в сторону, она улыбнулась, что-то прокричала им и быстро пошла туда, куда они махали руками.
Маркус собрался снова погрузиться в «Марио», но его внимание привлекли раздвинувшиеся в спальне занавески. Он взял бинокль.
Там был Сын. Он стоял у окна с закрытыми глазами, приложив руку к перевязанному боку. Он был голым. Он улыбался и казался радостным. Как Маркус в рождественский вечер перед тем, как открыть подарки. Нет, скорее, как Маркус, проснувшийся на следующий день после Рождества и перебирающий в памяти полученные подарки.
Сын достал из шкафа полотенце, открыл дверь и хотел выйти, но остановился. Он посмотрел в сторону, на стол, и взял что-то с него. Маркус навел бинокль.
Тетрадь. В черном кожаном переплете. Сын открыл тетрадь и стал читать. Потом он выпустил из рук полотенце, сел на кровать и продолжил чтение. Перелистал страницы. Несколько минут просидел так. Маркус видел, как черты его лица постепенно меняются, а тело напрягается и застывает.
Потом он резко вскочил и швырнул тетрадь в стену.
Запустил туда же настольную лампу.
Ухватился за бок, прокричал что-то и уселся на кровать. Наклонил голову и потянул ее вниз сложенными на шее руками. Так он и сидел, дрожа всем телом, как будто его сотрясали судороги.
Маркус понял, что произошло что-то ужасное, но не понял что. Ему захотелось побежать туда, сказать или сделать что-нибудь, чтобы утешить Сына. Это он умел, он часто утешал маму: говорил о чем-нибудь хорошем, что они делали вместе, она ведь помнит? Выбирать приходилось из малого, всегда из одних и тех же трех-четырех событий, и она вспоминала, начинала грустно улыбаться и трепать его по волосам. А потом ей становилось лучше. Но вместе с Сыном он ничего такого хорошего не делал. И может быть, Сын хочет побыть сейчас один, это Маркус бы понял, он и сам такой. Если мама хотела утешить его, когда его что-то мучило, он раздражался, словно утешение делало его еще слабее, словно эти хулиганы были правы и он на самом деле размазня.
Но Сын-то не был размазней.
Или был?
Он только что поднялся и повернулся к окну. Он плакал, глаза его были красными, а щеки – мокрыми от слез.
Что, если Маркус ошибается, что, если Сын точно такой же, как он сам? Слабый, трусливый, готовый смыться, убежать и спрятаться, чтобы его не побили? Нет-нет, это невозможно, Сын не может быть таким! Он большой, и сильный, и смелый, и помогает тем, кто не такой. Или тем, кто еще не стал таким.
Сын поднял тетрадь, сел и начал писать.
Через некоторое время он вырвал страницу, скомкал, бросил в мусорную корзину у двери и снова стал писать. На этот раз он закончил быстрее. Взял листок и прочитал написанное. Потом закрыл глаза и приложил листок к губам.
Марта поставила пакет с продуктами на кухонный стол и вытерла пот со лба. До магазина идти оказалось дальше, чем она думала, и обратно она почти бежала. Она сунула коробочку клубники под кран, выбрала две самые большие красные ягоды и взяла букетик лютиков, которые насобирала по дороге. При мысли о его горячем теле под одеялом она вновь испытала сладкий укол. Героинщица, словившая кайф во время возни на кухне. Потому что теперь он стал ее наркотиком. Она подсела после первого укола. Она пропала, и ей это нравилось!
Уже на лестнице, увидев открытую дверь спальни, Марта поняла: что-то не так. Слишком тихо.
Кровать была пуста. На полу валялась разбитая настольная лампа. Его одежда исчезла. Под осколками лампы она заметила черную тетрадь, которую нашла в кровати.
Марта позвала его по имени, уже зная, что ответа не последует. Когда она пришла, калитка была открыта, хотя она была уверена, что закрывала ее. Они пришли и забрали его, как он и говорил. Он, конечно, сопротивлялся, но безрезультатно. Она оставила его спящим, она не позаботилась о нем, она не…
Марта повернулась и увидела на письменном столе листок бумаги. Он был желтым, наверное, его вырвали из блокнота. Слова были написаны старой ручкой, лежащей возле подушки. И первое, что пришло ей в голову: наверное, это ручка его отца. И еще не прочитав текст, она подумала, что история повторяется. Она прочитала, выпустила из рук цветы и закрыла ладонью рот – бессознательное движение, призванное скрыть гримасу, когда губы искривляются, а глаза наполняются слезами.
Дорогая Марта. Прости меня, но я сейчас исчезну. Я буду любить тебя вечно. Сонни.
Глава 39
Маркус сидел на кровати в желтом доме.
После того как тетенька вылетела из дома через двадцать минут после Сына, Маркус выждал еще десять минут и понял, что они не вернутся.
Тогда он перешел дорогу. Ключ был на своем постоянном месте.
Кровать была убрана, осколки лампы лежали в мусорном ведре. Под осколками он нашел скомканный листок.
Записка была написана красивым, почти женским, почерком.
Дорогая Марта.
Однажды отец рассказал мне о том, как видел тонущего мужчину. Он был на дежурстве, дело было посреди ночи, в полицию с пристани в Конгене позвонил мальчик. Его отец упал в воду, когда они швартовались. Он не умел плавать и уцепился за борт лодки, но мальчику не удалось затащить отца в лодку. К тому времени, когда подъехала патрульная машина, отец мальчика сдался, отпустил руки и ушел под воду. Уже прошло несколько минут, и мой отец позвонил водолазам под жалобные всхлипывания мальчика. И вот они стоят на пристани, и тут мужчина внезапно снова показывается на поверхности – бледное лицо, хватающее воздух. Его сын радостно закричал. Но мужчина снова погрузился в воду. Мой отец прыгнул за ним, но было слишком темно. А когда мой отец показался на поверхности, он увидел все еще сияющее радостью лицо мальчика, который думал, что теперь-то все в порядке, отец глотнул воздуха и полиция приехала. И мой отец рассказывал, что видел, как рвалось на части сердце мальчика, когда тот понял, что Бог всего лишь поиграл с ним, сделав вид, что хочет вернуть ему то, что отнял. В тот раз мой отец сказал, что если Бог есть, то Он – чудовище. Думаю, теперь я понимаю, что он имел в виду. Потому что я наконец нашел дневник своего отца. Может быть, он хотел, чтобы мы знали. А может быть, он просто был чудовищем. Иначе зачем же вести дневник и прятать его в такое очевидное место, как под матрацем?
У тебя впереди вся жизнь, Марта. Думаю, ты сможешь прожить ее хорошо. Я не смог.
Прости меня, но я сейчас исчезну.
Я буду любить тебя вечно.
Сонни
Маркус посмотрел на стол. На нем лежала тетрадь, которую читал Сын.
Черный кожаный переплет, желтые страницы. Маркус полистал ее.
Он быстро сообразил, что это дневник, но там не было ежедневных записей. Иногда между записями проходили месяцы. Иногда под датой было всего несколько предложений. Например, там было написано, что «тройка» скоро распадется, что между ними что-то произошло. Через неделю запись о том, что Хелене беременна и что они купили целый дом, но жить на одну зарплату полицейского очень тяжело, и жаль, что у них с Хелене родители настолько бедны, что не могут помогать им. Дальше было написано, как он рад, что Сонни начал заниматься борьбой. На следующей странице – что банк поднял процент по кредитам, и они не в состоянии обслуживать свой долг, и он должен что-нибудь предпринять, пока их не выкинули на улицу. Что-нибудь придумать. Он ведь пообещал Хелене, что все будет хорошо. Во всяком случае, кажется, мальчик ничего по ним не заметил.
19 марта
Сонни говорит, что хочет пойти по моим стопам и стать полицейским. Хелене говорит, что он слишком восхищается мной, просто боготворит. Я сказал, что сыновья именно так себя и ведут, и я тоже был таким. Сонни – хороший мальчик, может быть, слишком хороший, потому что наш мир жесток, но такой сын в любом случае подарок отцу.
Содержание нескольких последующих страниц Маркус понял не очень хорошо. Там были такие слова, как «скоро стану банкротом» и «продам душу дьяволу». И имя Близнец.
Маркус листал дальше.
4 августа
Сегодня в отделе снова шли разговоры о кроте, о том, что у Близнеца должен быть сообщник в полиции. Даже удивительно, насколько шаблонно мыслят люди, особенно полицейские. Всегда бывает один убийца, один предатель. Разве они не понимают, насколько гениальней динамика парной работы? У одного всегда есть алиби на время, когда действует второй, и благодаря этому нас обоих будет настолько невозможно заподозрить в целом ряде дел, что нас автоматически исключат из числа потенциальных кротов. Да, мы прекрасно устроились. Просто отлично. Мы – коррумпированные, прогнившие полицейские, отказавшиеся от всего, во что верили, за несколько мерзких серебреников. Наркотики, торговля людьми. Даже на убийства мы закрывали глаза. Ничто больше не имеет значения. Есть ли путь назад? Есть ли возможность признания, наказания и прощения, которая не разрушит жизни окружающих? Я не знаю. Я знаю только, что должен выйти из игры.
- Военно-морской договор - Артур Дойл - Иностранный детектив
- Игра в метаморфозы - Миньер Бернар - Иностранный детектив
- Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер - Иностранный детектив
- Ласковый голос смерти - Элизабет Хейнс - Иностранный детектив
- Азиатский рецепт - Кристофер Мур - Иностранный детектив
- День мертвых - Майкл Грубер - Иностранный детектив
- Джек Ричер, или Выстрел - Ли Чайлд - Иностранный детектив
- Заговор Людвига - Оливер Пётч - Иностранный детектив
- Девушка А - Дин Эбигейл - Иностранный детектив
- Немой крик - Анжела Марсонс - Иностранный детектив