Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

повалившего густого дыма.

– А в день сколько ловишь?

– Штук сто – сто двадцать, минимум, – ответил Василий, с усмешкой смотря на наш улов. – Возьмите у меня десяточек.

Он протянул мне связку копченой форели.

– Как же ты умудряешься ловить столько форелей? – Иеромонах не находил слов от удивления. – Какой-нибудь секрет есть?

– Места надо знать… – Рыбак рассмеялся.

Отец Филадельф не нашелся что ответить. Эта тема послужила причиной долгого обсуждения способов и секретов рыбной ловли у местных рыбаков.

После общей ухи и чая мы уединились с иеромонахом на скамье под высокой пихтой с чудесным видом на заснеженный Чедым. Свежий снежок припорошил скалы, и они сияли над темно-лиловым пихтарником багряными закатными всполохами.

– Я, отче, никак пока не выберу, что мне больше по душе: скит или Грибза. Но, кажется, пока мне лучше пожить в скиту. Как вы думаете? Хочу научиться работать с пчелами, – говорил иеромонах, любуясь остроконечной вершиной, возносящейся над нашими головами.

– Давай начнем со скита, отец Филадельф. Обживись пока на Решевей, а за это время потихоньку подыщем местечко на Грибзе, где-нибудь на этой поляне. У вас, похоже, с Евстафием сложились хорошие отношения? – осторожно спросил я.

– Он очень толковый человек, и у него многому можно поучиться. Только он несколько странный… – Иеромонах задумался. – В общем, поживем – увидим… Можно, я у вас останусь, когда братья уйдут на Решевей?

– Конечно оставайся. Нам нужно тропу прорубить в альпику, треть уже готова. Тут верховья реки рядом, но повсюду сплошь густые заросли. Этой тропой можно будет спускаться сверху, если придется через хутор Санчар ходить, кто знает…

Братья стали готовиться к спуску на Решевей. Мальчик ни за что не хотел уходить, прося оставить его жить на Грибзе вместе со мной.

– Батюшка, мне нравится быть отшельником! Вы увидите, я смогу, – говорил он, чуть не плача.

– Ваня, мы уходим с отцом Филадельфом высоко в горы. Там тебе быть опасно. Отшельником станешь, когда школу окончишь. А сюда придешь со мной в следующий раз, хорошо? – уговаривал я приунывшего друга.

– Да-а-а, следующего раза, может, не будет… Это вы так говорите, – протянул он уныло.

– Откуда ты знаешь? Бог даст, мы же не расстаемся навсегда…

Этот довод победил уныние мальчика.

– Ну ладно, отец Симон, я вам верю!

Неделю мы с иеромонахом рубили толстые ветки замшелых кустарников, пробивая скрытую тропу в верховья Грибзы. За эти дни Филадельф мне нравился все больше и больше своей внутренней чистотой и сокровенной красотой целомудренной души. При работе с топором он проявил упорство и настойчивость, удивившие даже меня. Кавказ ему сразу стал родным, словно он всю жизнь провел в горах.

– Отче, а топор ты ловко в руках держишь, видно, не впервые? – спросил я, удивленный тем, что мне не удается догнать его в работе.

– Я же вырос в деревне. С отцом много поработал, сами дом срубили. Мне бы на Грибзе келью построить: очень здесь нравится. Эх, времени до зимы немного осталось… Может, сейчас начнем валить стволы, не будем откладывать это дело до весны, правильно, отец Симон?

Я согласился, поскольку моя предстоящая поездка в Россию внушала мне серьезные опасения, что до конца осени не успею вернуться на Псху. В азарте работы мы успели заготовить достаточно бревен на половину венцов для кельи отца Филадельфа, пока затяжные дожди не согнали нас вниз на Решевей.

В скиту инок продемонстрировал нам первые успехи в обучении коня:

– Наш Афоня смекалистый, уже под седлом ходит…

– А можно проехать? – не утерпел я.

– Можно, только недалеко. Вдруг понесет… – осторожничал капитан.

– Евстафий, я же ездил раньше и лошадей немного знаю. У самих белая кобыла была в Таджикистане, – привел я свои доводы.

– Так то кобыла, а это – конь! – Он ласково потрепал коня по морде. – У меня на них чутье есть. Если в глазу у коня синий огонь, значит, он дурной, бешеный… А этот, у, дурачок! – Евстафий потянул жеребца за узду, когда тот мотнул головой, ловя губами его руку. – Этот у нас нормальный…

Я сел в седло и выехал за калитку. Словно в далекой юности, мы помчались по лесной тропинке, раскидывая в стороны опавшие рыжие листья. Афон легко слушался