Книжные контрабандисты. Как поэты-партизаны спасали от нацистов сокровища еврейской культуры - Давид Фишман

проявляет особого интереса к делу». Польский запрос об экстрадиции умещался в десять строк и не содержал ни фактов, ни свидетельств. Готхард, со своей стороны, представил многочисленные свидетельские показания и пространные объяснительные записки в свою защиту.

Освобождению его поспособствовало и начало холодной войны. К январю 1948 года англичане почти перестали экстрадировать военных преступников в коммунистическую Польшу. Готхард выбрал тактику выжидания — и перехитрил систему. Шмерке, Суцкеверу и Вайнрайху так и не сообщили о его освобождении[495].

Дальнейшую свою карьеру Готхард строил на придуманной им биографии. Он никак не упоминал о своей деятельности в ОШР и утверждал, что в годы войны работал на одном из факультетов Берлинского университета. Технически это соответствовало истине, потому что, строго говоря, те два года, когда он от лица ОШР уничтожал и грабил сокровища еврейской культуры, он числился сотрудником университета, но находился в отпуске. Кроме того, Готхард получил поддельный диплом доктора наук, утверждая, что степень ему присвоили в октябре 1946 года, когда он на самом деле изображал еврея в лагере для перемещенных лиц в Любеке. В 1951-м занял должность преподавателя востоковедения в Университете Киля (к северу от Гамбурга) и проработал там двадцать с лишним лет. Он преподавал различные семитские языки, в том числе иврит, читал лекции про Ветхий Завет. Скончался в 1983 году[496].

А членов «бумажной бригады» ждали самые разные судьбы, со своими триумфами и трагедиями.

Аврому Суцкеверу жизнь подарила долгую и славную писательскую карьеру. Повоевав на фронтах Войны за независимость Израиля, он создал литературный журнал на идише «Золотая цепь» («Голдене кейт»), который финансировала Израильская партия труда («Авода»). Журнал быстро превратился в самый авторитетный в мире орган литературы на языке европейского еврейства. Суцкевер влюбился в Землю Израиля, но сохранил верность языку диаспоры. «Эта страна — лицо еврейского Бога. <…> Я часто думаю о том, что по-настоящему воспеть Землю Израиля может только поэт, пишущий на идише. Дело в том, что старо-новый идиш — язык более библейский, чем современный иврит»[497].

Суцкевер исполнил собственное пророчество, прославив в стихах красу Синайской пустыни, горы Хермон и Галилеи. Однако во всех его произведениях до самого конца остались призраки Вильны.

У Суцкевера вышло тридцать с лишним томов стихов и прозы, среди его преданных читателей были президент Израиля Залман Шазар и премьер-министр Голда Меир. В 1985 году он был удостоен Премии Израиля, высочайшей награды в стране.

Суцкевер жил в Тель-Авиве, но часть его души оставалась в Нью-Йорке, рядом с ИВО и спасенными им коллекциями. Он поддерживал тесные дружеские отношения с директором ИВО Максом Вайнрайхом и, после года интенсивной переписки, в 1959-м они наконец встретились вживую и провели два дня наедине в канадских горах Лаврентия[498]. Суцкевер так и не открыл Вайнрайху, что у него остались сотни документов из архива Виленского гетто — их он увез в Израиль и хранил у себя дома. Расстаться с ними поэт не мог на протяжении десятилетий. В 1984-м он подарил эту часть архива Виленского гетто библиотеке Еврейского университета, совершив то, на что не согласился в 1946 году.

Рахела Крыньская, вместе с мужем Авромом Мелезином и дочерью Сарой, обосновалась в Нешанике в штате Нью-Джерси, где они занимались разведением кур. В мирной сельской обстановке она обрела душевный покой и оправилась от ужасов концлагеря Штутгоф. Главной радостью в жизни Рахелы была Сара, однако в глубине ее души теплилась любовь к Шмерке, она ему часто писала. Когда в конце 1948 года Шмерке приехал в США туристом — он должен был участвовать в учредительном собрании Конгресса еврейской культуры, — Рахела бросила все, включая мужа, ради того чтобы провести с ним несколько дней.

На протяжении ряда лет Рахела держала у себя на ферме пансион, куда приезжали интеллектуалы и писатели на идише. Тихими вечерами посетители читали свои стихи двум завороженным слушателям: Рахеле и Аврому Мелезинам. В 1961 году Рахела выдала дочь замуж, в 1969-м у нее родилась внучка Александра. Поборов скованность и угрюмость, она постепенно превратилась в обаятельного и великодушного человека, в частности активно помогала иммигрантам из СССР приспособиться к жизни в Америке[499].

Рахела поддерживала связь с няней и спасительницей Сары Виксей Родзиевич, постоянно посылала ей письма, фотографии, деньги. Незадолго до свадьбы Сара побывала в Польше и обнаружила в доме у Викси «святилище» — выставку своих фотографий, охватывающих всю жизнь. (Приемная дочь Викси потихоньку сообщила Саре: «Я тебя всегда ненавидела».) В 1970-м Рахела пригласила Виксю в США, и то была единственная их послевоенная встреча[500].

С течением времени Рахела обрела то, что обрести уже не надеялась: душевный покой, и способствовало этому окружение мужа, дочери и внучки, равно как и брата с сестрой, которые эмигрировали в США еще до войны. Круг ее общения расширился после того, как в 1970-м они с мужем перебрались в Теанек в штате Нью-Джерси. В старости Рахела писала Суцкеверу: «Нельзя ни на минуту забывать, что мы — из немногих везунчиков. Кто мог полвека назад представить, что мы уцелеем и проживем замечательную жизнь?»[501]

Из-за своего коммунистического прошлого Шмерке Качергинский так и не смог получить вожделенную американскую визу. В мае 1950 года он с женой Мери и трехлетней дочерью Либой обосновался в Аргентине, где возглавил южноамериканское отделение Конгресса еврейской культуры. На пресс-конференции по поводу прибытия в Буэнос-Айрес он заявил, что опыт спасения книг от нацистов преисполнил его глубинной преданности культуре. Кроме того, он благословил свой новообретенный дом: «Пусть для вас, членов еврейской общины Буэнос-Айреса, сияет свет священного благоговения перед еврейской культурой — как сиял он и для нас, сорока писателей, преподавателей и деятелей культуры из Виленского гетто»[502].

Шмерке не утратил шарма, чувства юмора и умения заводить друзей. Он так и остался запевалой на праздниках и вечеринках. Скоро он превратился в одну из самых популярных фигур среди евреев Латинской Америки и успел опубликовать три книги воспоминаний и статей — до своей преждевременной смерти.

В апреле 1954 года Шмерке отправился в Мендосу, городок в Андах, чтобы провести там публичное празднование Песаха от лица Еврейского национального фонда. После пасхального седера члены общины попросили его задержаться на