История Украины. Научно-популярные очерки - Коллектив авторов

Попытка «украинизации» московского православия частично провоцирует возникновение «раскола». Позже киевские теологи были вынуждены признать авторитет московских традиций, хотя на практике продолжали нести в Москву западную и украинскую иконографию, литературу, музыку и т. д. Все говорило о том, что они стремились объединить две традиции и создать по настоящему единый православный мир.

Светская же элита Украины, изначально в подавляющем своем большинстве не испытывающая симпатий к идеям церковных авторов относительно «словено-росского» единства, в начале XVIII в. нашла возможность обосновать тесное сотрудничество с российской династией посредством разработки концепции Малороссии, позволяющей демонстрировать лояльность Романовым и в то же время повсеместно отстаивать «малороссийские права и вольности». То есть обеспечивать достаточный интеллектуальный простор для своего участия в жизни Российской империи при одновременном сохранении особого социального и политического статуса.

Вопрос о том, насколько преуспели украинские интеллектуалы в «украинизации» России, в научной литературе остается дискуссионным. Большинство исследователей (П. Пекарский, И. Образцов, К. Харлампович, И. Огиенко) воспринимают украинское влияние как один из достаточно важных, а подчас и решающих факторов развития российской культуры. В то же самое время некоторые авторы, например Джордж Флоровский, говорят об этом влиянии как о трагедии, порче православия и российской культуры латинскими, католическими и протестантскими элементами[193]. Другие исследователи, например Л. Трубецкой и Д. Лихачев, трактуют такое воздействие как полезную «украинизацию»[194]. В частности, Лихачев утверждает, что Россия и Украина в течение нескольких веков «сформировали не только политическое, но также и культурное дуалистическое единство». Марк Райф и Дональд Треголд признают, что украинский гуманизм подготовил петровскую «революцию» и «помог Московии превратиться в модерную Россию»[195].

Самоочевидно, что эпоха ускоренной «европеизации» России, начавшаяся в годы правления Петра I, устраняла многие предубеждения по поводу «поврежденности православных нравов» у воспитанников Киевской академии. И если приглашенные в Россию Стефан Яворский, Феофилакт Лопатинский или Дмитрий Ростовский (Туптало) представляли собой все еще переходной тип церковного интеллектуала, множествами нитей привязанного к средневековой схоластике, то Феофан Прокопович, без всякого сомнения, стоял у истоков классического российского Просвещения. Лекции по философии И. Б. Толая (Птолемея), которые Прокопович слушал во время своего пребывания в 1700 г. в Риме, пробудили в воспитаннике Киево-Могилянской академии недоверие к схоластике, которое сделало из него позже убежденного сторонника идеалов Просвещения. Но в то же время в нем сочетались любовь к сатире и страсть к написанию панегириков властелинам; источник греха виделся как в суеверии и фанатизме, так и в неверии, сомнениях и рационализме. Церковь выступала объединяющим началом мировоззрения Прокоповича. Именно это и делало его просто незаменимым для воплощения в жизнь планов Петра относительно реорганизации церкви в духе идеалов Просвещения.

Утверждение в России «просвещенного абсолютизма» открывало новые возможности для оттока интеллектуалов из Украины в Россию. В течение 1701–1762 гг. на преподавательскую работу в Россию выехало из Украины более 90 преподавателей и студентов Киево-Могилянской академии. Еще около 200 воспитанников академии в 1720-1750-х гг. поступило на службу в канцелярии Москвы и Санкт-Петербурга[196].

Причем, помимо новых возможностей, на массовость интеллектуальной миграции определяющее влияние оказывали и принципиально новые потребности такой миграции. Тенденции неуклонного ограничения центральной властью административной автономии Гетманата и вследствие этого постепенное затухание политической жизни в Украине порождают ситуацию, при которой для детей казацкой старшины (нередко получивших образование не только в стенах Киево-Могилянской академии, но и ведущих университетов Германии, Франции или Голландии) едва ли не единственным способом самореализации мог быть переезд в Москву или Петербург. Там украинские интеллектуалы преподают в духовных или светских учебных заведениях, работают переводчиками, канцеляристами и копиистами в Синоде, Сенате или Коллегии иностранных дел. И таким образом служба в столицах империи не только обеспечивает им материальное благосостояние, чины, дворянские звания или иные почести, но и по сути является способом интеллектуальной самореализации.

Важной вехой в процессе культурной интеграции Украины и России становится начало царствования Екатерины II. Растущий и, что не менее важно, стимулированный двором интерес к идеям европейских философов-просветителей, учреждение при Академии наук «Собрания, старающихся о переводе иностранных…» позволяет самореализоваться целому ряду известных деятелей культуры — выходцев с Украины: Г. Козицкому, М. Матонису, Г. Полетике, Я. Козельскому, В. Рубану и др. Еще одну возможность реализовать на практике идеалы рационального устройства общественной жизни «просвещенным» украинцам предоставляла работа в екатерининской Комиссии по составлению нового Уложения (Г. Полетика, М. Матонис, И. Хмельницкий и др.). В это же время П. Богданович, Г. Брайко, В. Рубаи, Ф. Туманский становятся известными в Российской империи благодаря своей работе в журналах и газетах.

Отмечая массовость миграции украинских интеллектуалов в столицы Российской империи, важно обратить внимание на стойкость тенденции к сохранению ими своей этнической идентичности и привязанности к своему краю. Ведь несмотря на продолжительность пребывания Украины под скипетром российской правящей династии, в украинском обществе уже во второй половине XVII в. сформировался образ «отчизны нашей милой», «отчизны, нашей Украины», и он сохранял свою жизнестойкость и в течение всего следующего века. Истоки возникновения в политической мысли Украины понятия «отчизна» исследователи усматривают в ее тесных контактах с политической культурой Речи Посполитой, в политическом дискурсе которой оно занимало видное место. Причем в речипосполитской политической культуре термин «отчизна» мог использоваться как для определения целого края, так и его отдельных частей, т. е. жестко не увязывался с функционированием институтов власти.

Восприятие казацкой Украины как своей «милой отчизны» в середине века еще некоторое время уживается с сантиментами по отношению к «общей отчизне», в роли коей остается Речь Посполитая. Однако политический разрыв с ее институтами власти ускоряет процесс формирования образа своей, казацкой, отчизны. Обращает на себя внимание тот факт, что массовость употребления термина «отчизна» по отношению к казацкой Украине наблюдается уже после Андрусовского перемирия 1667 г., согласно которому казацкая Украина оказалась политически разделенной по Днепру на две части. Уже после андрусовского раздела Украины гетманы Иван Брюховецкий, Петр Дорошенко, Юрий Хмельницкий, Михаил Ханенко апеллируют к понятию «отчизны нашей милой, Украины», призывают к ее защите и объединению.

В политическом дискурсе Российского государства в рассматриваемое время употреблялся фонетически близкий, но принципиально иной семантически термин «отчина», употребляемый главным образом в привязке «царская отчина». Соответственно употребляемый в казацкой среде термин даже в условиях политической интеграции Гетманата и Российского государства не имел адекватного конкурента. Поэтому, к примеру, в начале XVIII в. гетман Мазепа мог употреблять в своих универсалах выражение «Малороссийская отчизна», совершенно не беспокоясь при этом, что он может быть неправильно понятым окружением Петра I[197].

Однако утверждение идеалов Просвещения неизбежно обнаруживает острое противоречие в идеологии «малороссийства». Для концепции Малороссии, которая зиждилась на признании исторических, социальных и культурных особенностей гетманской Украины, оставалось все меньше места в структуре просвещенного абсолютизма. Поскольку для просвещенной мысли важно было открыть основополагающие принципы и закономерности, а не сосредотачиваться на тех или иных особенностях. Для успешного правления нужно было выявить рациональные и универсальные законы управления. И в этой связи украинской элите очень сложно было найти способы защиты исторических и правовых традиций своей «милой отчизны» против аргумента, что внедрение «закона, наилучшего со всех возможных» принесет развитие и прогресс. Учреждение Екатериной II того, что она рассматривала как «наилучший изо всех порядков», не только окончательно ликвидировало украинскую автономию, но и подорвало основы идеологии, способной оправдать сосуществование одновременно нескольких лояльностей — по отношению к царю, православию, Российской империи и «милой малороссийской отчрізнє». И только проникновение в украинскую культурную среду идей Гердера и романтизма в первой половине XIX в. обеспечит зарождение принципиально новых моделей украинско-российского культурного взаимодействия.