Конвейер смерти - Николай Прокудин

Итог боя: бородатые ушли, а четверо бойцов умерли. Два сапера из взорванного «Урала» и мой экипаж. Еще десяток раненых. Ну, думаю, скоро и ко мне костлявая придет! Неделя в Афгане – и такой кошмар, а впереди еще два года! Как выжить в этой мясорубке? Ну, ничего, выжил! Повезло не всем, но мне счастье улыбнулось!

– Выпьем за удачу! – предложил Афоня, прерывая наступившее молчание. – За твою и нашу! Чтоб нам вернуться домой живыми и здоровыми.

Мы подняли стаканы, чокнулись и задумались. Сережка – счастливчик, одной ногой уже дома. А мне и Афоне еще по два месяца служить, Шкурдюку, бедолаге, целый год. Он и выпить-то не может для снятия стресса. Печень откажет. Глотает боржоми…

* * *

Проверка караула – крайне неприятное занятие, когда находишься в полку. Встаешь среди ночи, бредешь в темноте к караульному помещению, спотыкаясь о кочки и камни, дрогнешь на ветру. Бр-р-р! Потом берешь сержанта-разводящего и идешь по постам, разбросанным вокруг городка. Удивительно, но факт! Вокруг враждебная страна, противник, духи живут в соседних кишлаках. Ветер заунывно воет, а часовые спят! Вот и сегодня та же история! Приходим с Муталибовым на склад боеприпасов, а оба часовых спят, завернувшись в караульные плащи. Автоматы лежат рядом, богатырский храп раздается на всю округу. Они даже не шелохнулись при нашем появлении. Не услышали.

Сержант собрал автоматы и отошел чуть в сторону, сел на грудь ближайшему к воротам солдату, сжал ему горло рукой и наступил ногой на руку. Лопоухий бойчина в ужасе забился, словно раненая птица. Наверное, подумал, что сейчас умрет. Он хрипел и вырывался изо всех сил, пытаясь освободиться. Я чуть-чуть попугал парня и отпустил, а то, чего доброго, скончается от страха. Солдатик вскочил на ноги и, увидев нас, пришел в себя. Второй, тощий как щепка, так и не проснулся, пока Муталибов не отвесил ему сочного пинка по заднице. Спящий тотчас вскочил и получил еще затрещину.

– Сволочи! Негодяи! – заорал я на молодых солдат. – И самих убьют, и полк взорвут этим боезапасом! Половину Кабула разнесет при взрыве складов. Самим жизнь не дорога, подумайте о здоровье любимых мамаш. Как они жить без вас будут?!

Щуплый боец, вытирая брызнувшие слезы, простонал:

– Товарищ старший лейтенант! Мы не спали. Мы просто лежали и грелись. Замерзли!

– Грелись, говоришь? А где твой автомат?

Солдаты растерянно огляделись по сторонам.

– Эх вы, вояки…

– Сморило малость, товарищ старший лейтенант, – оправдывался, шмыгая носом, лопоухий.

– Тебя сморило, а из-за вашего разгильдяйства другие пострадать могут! – продолжал я. – Муталибов, вызывай смену! Этих снять с поста! Завтра разберемся!

И так из раза в раз. Старослужащие не спят, они обычно нарушают дисциплину по-другому: курят, сидят, лежат в кустах. А молодежь – дрыхнет, не боясь даже нападения духов и гибели. Понятно, что смертельно устают. Война без передышек! Две недели – рейд, затем изматывающая боевая учеба и вновь в рейд. Но надо крепиться. Расслабишься хоть чуть-чуть, смерть тебе и друзьям…

Глава 19. Погиб после замены…

Петя Метлюк предложил сходить в командирскую баню, помыться, попариться, отдохнуть по-человечески.

– Я за три месяца одурел от вашего первого батальона, – грустно признался майор.

– Это как? – возмутился я. – Ты ведь наш замкомбата!

– Э-э-э! – махнул он рукой. – Я пришел сюда майорскую должность получить. Уговорили: мол, дел на полгода. Сглупил! Черт меня дернул поддаться на посулы. Сидел бы сейчас себе на заставе и в ус не дул. А тут проверки, занятия, строевые смотры, дежурства – показуха, да еще боевые действия! Трупы, трупы, трупы! А сколько раненых! Того и гляди, самого грохнут! Бытовые неудобства, ужасная суета. Ноги по колени стоптаны, спину ломит, руки болят!

– Как это – неудобства? Ты хочешь сказать: во втором батальоне в зеленке было лучше? – удивился я.

– Конечно! Не сравнить! Я был сам себе хозяин, царь и бог! У меня на командном пункте роты имелась замечательная банька с парилкой. Глубокий бассейн пятиметровой длины вырыт и камнем выложен. Душ! А какая столовая! Овощи и фрукты – круглый год. Повар-мастер! Кушанья – пальчики оближешь! Я с местными дехканами дружил. Всегда с продуктами, с рисом, с мясом. Никаких проблем.

– А какая дружба может быть с ними? На чем основывалась? Вокруг заставы одни враги.

– Никифор, вблизи поста было три кишлака. Я по ним без толку не стрелял, и они меня не обстреливали. Озорничать бойцам я не позволял, поэтому жили спокойно. Обстреливают тех, кто грабит и мародерствует! А дружба… Ну, такой приведу пример. Приходит аксакал и говорит: «У нас свадьба, завтра женю сына. Обязательно весь кишлак соберется на праздник. Мы беспокоимся, что охранение будет плохое, наши соседи обязательно придут грабить. Дай мины, мы на тропах поставим и погуляем спокойно. Я тебе, командир, за это – барашка!»

Жалко, что ли, добра! Выделил я ему несколько противопехотных мин, он привел в благодарность живой мекающий шашлык. Красота! День и ночь у них свадьба гуляла, под утро несколько громких хлопков раздалось. Сержант доложил, что слышны вдали взрывы и стрельба. Я успокаиваю по связи батальонное начальство, что обстрел не у меня. Вечером следующего дня приходят из другого кишлака старички: «Командир, нас соседи обидели, дорогу заминировали. Помоги! Дай парочку мин! Поставим на дороге к ручью. Отомстим. Не откажи, друг, мы тебе овощей привезли и десять кур!»

Ну, спасибо, думаю. Берите, я не жадный! Не поможешь – значит, ты, шурави, на стороне другого кишлака. Врагом станешь. Зачем проблемы? Они наверняка догадываются, что соседи мины у меня получили. А так, я друг обоим племенам. Третья делегация приходит с просьбой пропустить по тропе мимо поста молодежь. Ребята хотят к соседям сходить поздним вечером. Понятно: не на танцы, грабить идут.

Ну, идите. Пропустили. Они невесту украли и обратно прошли. Отец девушки ко мне бежит: «Выручай, командир, мы в засаде у дороги посидим, не стреляй». Ладно, не будем стрелять. Главное дело, предупреждайте заранее. И так они постоянно воюют меж собой, из года в год на протяжении веков. До нас, при нас и после нашего ухода продолжат друг друга истреблять. А я у них в друзьях, потому что не вмешиваюсь в процесс и помогаю каждому! Курятина, баранина, овощи, виноград на бражку – завсегда. А теперь я в вашем первом батальоне голодный, усталый, немытый…

– Бедняга! Как я тебе сочувствую! – рассмеялся я. – Мы так не жили, нам не понять! Ничего хорошего не теряли, потому что комфорта не знали. А вот из рая да на раскаленную сковородку к чертям с рогами, конечно, тяжело. И что ты предлагаешь? Сжалиться и организовать тебе помывку?

– Ага! Сходи к командиру части, попроси ключ от его баньки, тебе он не откажет. Протопим, попаримся, а я шашлык организую! – вновь попросил Метлюк.

Командир выслушал мою просьбу и ответил: «Пожалуйста, для первого батальона ничего не жалко. Только порядок после себя оставьте».

Ну и отлично! «Кэп» позвонил солдату-банщику, и мы пошли мыться. Нам составил компанию Вересков, а комбата мы не позвали. Пусть общается с любимыми молдаванами. Он окружил себя тремя холуями из молодых солдат-молдаван и целыми днями о чем-то с ними беседовал. Порой гоняет их за едой, не выходя из комнаты, или посылает за бабами… Удивленный он какой-то! В этот раз снова начудил. Вернувшись после рейда, Махошин отправил посыльного к Элеоноре, видимо, решил немного душой и телом отдохнуть.

– Стасик! Сходи в четвертую комнату, спроси Элю! Позови ко мне. Скажи, вызывает комбат. Понял?

– Понял, – ответило дитя молдавского народа и помчалось выполнять приказ.

Через пять минут ходок вернулся и объявил комбату:

– Не пошел.

– Кто не пошел? – удивился майор.

– Элька не пошел! Элька э-э-э… это самое э-э-э… сказал э-э-э… не дам!

– А еще что она сказала? – не выдержал я и рассмеялся, зная, что у девахи характер с перцем.

– Еще он сказал, извиняюсь, пошел комбат на… – ответил, глупо таращась и хлопая длинными ресницами, солдатик. – Много еще чего, но я точно и дословно не запомнил.

Я не выдержал и громко расхохотался, а комбат покраснел и принялся пыхтеть и возмущаться. Махошин надел спортивный костюм и отправился в женский модуль. Зря он пошел. Послали один раз, пошлют и в другой, только более грубо. Я его пытался отговорить, но он побагровел, злобно посмотрел в мою сторону и вышел, хлопнув дверью. Вернулся он быстро. Дверью больше не хлопал, а тихонечко ее прикрыл, разделся, лег на кровать и примолк. Утром я разглядел ссадину на подбородке, распухшее ухо и царапину на лбу. Левый глаз также слегка припух. Ну, бой-баба! Пантера!

Через пару дней мне повстречалась Элька в темных очках, за которыми были видны легкие синяки.

– Эля, ты зачем комбата унизила? – рассмеялся я.

– А пусть не лезет и руки не распускает. Явился ко мне, дверь ногой вышиб, пощечину дал, нос разбил. Матерится! Не на ту напал! Я ему ногой сразу в ухо, а дальше уже и не помню, куда еще попала. Передай ему, попадется на моем пути, обе руки сломаю!