Графоманка - Аля Пачиновна

там чуть больше месяца назад и что ей очень нужно снова там побывать. А он - Уточкин - единственный, кто может ей помочь в этом.

Прима Абдулаевна застыла, повернулась к мужу. Аполлоныч не моргая смотрел на Леру, как на избалованную буржуа, которой  взбрендило прогуляться по таежным тропинкам от скуки.

Пауза была такая тихая и долгая, что Лере показалось, она слышит как через две комнаты от кухни тикают настенные часы.

- Там никого не было с августа, - наконец сказал Уточкин и прищурился, отхлёбывая горячий чай и кусая сушку.  - Я всегда в курсе каждого визита.

И Лера была благодарна ему за то, что он не стал играть на оголенных чувствах и заниматься газлайтингом,  а сказал честно, как есть: да, про дом знаю, но тебя там никто не ждёт. Без вариантов.

- Пожалуйста, - Лера стыдливо опустила взгляд  в чашку с чаем. - Мне необходимо убедиться в этом самой. В конце-концов, если вы не поможете, я соберу розыскную команду и наделаю много шума тут. А это ни вам, ни мне, ни тем более ему не надо.

Аполлоныч перестал жевать. Лере показалось, что она нащупала брешь в его хитиновом панцире.

- Понимаете, миленький Николай Аполлонович, - давила Новодворская, - я ведь приехала сюда наугад, только потому, что тогда увидела последним указатель Предгорного. У меня было две зацепки, одна из них - вы. Он сказал мне, что кроме вас об этом месте никто не знает.

То, как посмотрел на неё егерь, Лере не понравилось. Непонятно было, чего в его взгляде больше: жалости или сочувствия. Да она и сама уже заблудилась в собственных эмоциях.

- Вы меня только до того места проводите, где начинается пеший туризм. Дальше я сама.

- Сама, - крякнул Уточкин. - Да тебя там сожрут дикие животные, а Уточкину потом отдуваться перед чеэсниками.

- Не сожрут, у меня иммунитет на животных. А сожрут, так не переживайте, никто меня искать не станет. Я сирота. Просто, понимаете… я же не успокоюсь… пока не доберусь до него. Мне надо очень…

Опять стало слышно, как минуты отбивают такт. Аполлоныч спокойно допил свой чай. Поднялся из-за стола, сказал «спасибо» Приме Абдулаевне и пошаркал вразвалочку к выходу. Но остановился на пороге и, повернувшись к Лере, сказал:

- Переночуешь здесь. Прима постелит тебе. Так и быть, утром отвезу тебя. К автобусной остановке.

И не оставив ни одного шанса на попытку пошатнуть его авторитетное и окончательное решение, Уточкин вышел из кухни в неизвестном направлении.

Вот и всё. На угрозу привести в Предгорное поисково-спасательный отряд егерь не откликнулся. Да и, откровенно говоря, блеф так себе получился. Тут и не особо проницательным понятно, что никакой отряд она не соберёт.

Прима Абдулаевна извинилась и вышла следом, оставив Леру принимать неизбежное и чай одну.

Может, оно и к лучшему? Вернуться домой. Пережить. Перестрадать. Смириться. Не в первый раз. В конце концов, это может оказаться иллюзией. Она сама себе это всё придумала. Нет там никакого Графа. А если и есть - то долгих ему лет жизни, в которой Лера не должна участвовать никак. Она же не влюбилась в него, как дурочка! Он же старый, противный, вонючий мужлан, о котором она ровным счётом ничего не знает. Кроме того, что он тот, за кем она поперлась в какую-то глушь терпеть унижения. Бабулечка, почему ты не рассказывала никогда, что женщины рода Новодворских до такой степени дуры? Бабушка познакомилась с дедушкой в ее родном Ленинграде и отправилась за ним на БАМ. А он, вскоре после рождения Лериного папы погиб. Больше мужчин, кроме сына Илюши, в ее жизни не было. Мама поехала за отцом в Сараево снимать репортаж про поствоенную Боснию. Так у Леры не стало сразу обоих родителей. Теперь она - Лера, летит сломя голову куда-то за кем-то. И ждёт ли там её этот кто-то - неизвестно. Она просто бьет семейный рекорд по женскому безрассудству.

- Когда мне сказали, что ты - не жилец, я тоже, Коля, не поверила, - донеслось из-за прикрытой двери. Прима Абдулаевна о чём-то спорила с мужем, судя по остроте интонации.

Аполлоныч проворчал что-то неразборчивое, затем голоса совсем стихли. Потом снова Прима что-то сказала, но уже совсем иначе, мягко, услужливо, как покорная восточная жена. Через минуту она появилась в кухне.

- Пойдёмте, я постелю вам в комнате внучки. Коля уже лёг. Вставать рано. Он отвезёт вас до сопки, завтра в семь выезжаете. А ему ещё колеса на гусеницы поменять надо утром.

У Леры ушло целых пять Миссисипи, чтобы справиться со сдуревшим пульсом.

- Как вам это удалось? Мне казалось, он непреклонен.

Прима пожала плечами.

- Я у него третья жена. Обычно, на четвёртый брак мужчины не решаются. Возраст, сердечно-сосудистые заболевания - не пофестивалишь. В третьем они, как правило, шелковые и покладистые, если ещё живые.

- Спасибо, - поблагодарила зачем-то Лера и опять восхитилась.

- Мужчину, детка, любить - целое искусство, - продолжила Прима, провожая гостью до выделенной ей комнаты. - Нужно уметь любить его чуть-чуть меньше, чем себя. Но ни одна женщина не знает точной дозы. Отсюда все проблемы. С ними, как с растениями. Недолюбила - засох, перелюбила - раскис.

- А вы, значит, знаете? Дозу?

- На глаз, детка. Но тоже иногда могу переборщить с удобрением.

- Вы такие разные с Николаем Аполлоновичем. Извините за интимный вопрос, а кто вы по гороскопу?

Глаза Примы заискрились, вспыхнули лучиками морщинок.

- Он - близнецы, я - козерог.

- Воздух и земля. Да, очень непростой союз, - брякнула Новодворская и снова  извинилась, чем вызвала невесомый  смех у Примы.

- Любовь сильнее всех астрологов вместе взятых, даже иногда сильнее тебя, - сказала она и стала смотреть густо-чайными глазами. Так смотрела бы она, наверное, на пленного носорога в зоопарке. С состраданием. Некоторые женщины с детства опекают всё, что без их жалости непременно пропадёт: уличных кошек, например, и случайно влетевшего в окно голубя. Лере стало жарко, уши  и щёки запекло.

- Ну, не знаю, я бы поспорила, - изрекла Лера, оглядывая комнату, в которую ее привела Прима Абдулаевна.

- А ты