Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева

им подвозить ничего не могли.

Хвори усилил бы холод. Значит, неизбежно случилась бы рано или поздно решительная атака, не прорыв с левого или правого фланга, а настоящая страшная битва. Обе стороны не собирались уступать, и долгая осада озлобила друг против друга бывших соседей, даже наемники из Аларгата не вызывали былой ненависти.

Ныне люди здесь ничем не отличались от созданий Хаоса, которые «друзей берегут, врагов едят». Разве что не пожирали мясо неприятеля. Но так и устроен этот мир, так он и делится на своих и чужих. И хорошо, когда есть друзья: когда беречь некого, остается только вечная война. С миром и с самим собой.

Сердце Коти согревал Вен Аур, к тому же требовала заботы Желя. Если бы не они, добрая девушка иссякла бы в душе, ее место заняла бы черствая и даже жестокая Котена. Не хотелось терять себя.

«Когда война закончится, Вен, мы будем вместе! Обещаю тебе!» – твердила Котя, зов получался безмолвным, но она почти видела, как разносятся мелодичные переливы до гремящей кузницы. Ох, это строение! Эта проклятая кузница! Она поглотила Вен Аура, как огромный змей, сомкнула вокруг него огненную пасть. Котя обвиняла войну в своих печалях и проклинала тот день, когда предложила идти до стольного града. Лучше бы они отправились на Отвергнутый Архипелаг или вовсе за край света, в Хаос. Там уж точно некому душить осадой города, потому что нет там ни князей, ни поселений. Каждый сам себе голова: и судья, и воин, и правитель. В мире людей все шло по человеческим законам. И почему-то первым из них оказывалась война, обернувшаяся осадой.

Лето тянулось нескончаемо медленно. Настала жара, река мелела, даже колодцы уныло скрипели воротами. Желя страдала от духоты, воины мучились под железом кольчуг. Даже набеги неприятеля на стены сделались реже, потому что сражаться в жару умели только наемники из Аларгата. Возле их страны, что лежала за морем Кахи, вилось теплое течение, дарующее мягкие зимы и знойные ветра в другое время года. При этом бо́льшую часть страны покрывала пустынная каменистая степь, оттого ее горбоносые смуглые жители промышляли военным делом. И если у Игора в охране были, вероятно, клятвопреступники или недоучки, то под знаменем Молниесвета теперь выступали лучшие из лучших. Они наводили ужас, когда поднимались стеной красных пластинчатых доспехов и остроконечных шлемов.

Их не отгоняли чаны кипятка, град стрел и камней, а их атаки отбивала только княжеская дружина, потому что обычных ратников алое море просто сметало. Котя с содроганием глядела на это со стены крепости. И с каждым днем в ней крепло желание убежать, скрыться от этой кровавой волны. Верно, двое скитальцев уж нашли бы себе другое пристанище. Она надеялась поскорее сказать об этом Вен Ауру, вырвать его из пасти кузницы в чем есть, побросать бедный скарб и снова бежать и бежать прочь.

Но она возвращалась в избу, видела исхудавшее лицо Жели, слышала ее тяжелое дыханье, потом ловила испуганные взгляды двух вдов и сглатывала свой страх, как ком лежалой шерсти. А только такая и осталась, потому что они больше не пряли: редких коз недавно зарезали. Мясо иссякало и на княжеском столе. При мысли об этом хотелось снова бежать. Котя уже почти твердо решила, уговорила себя, но ночью Желя разбудила ее, дотронувшись до ладони тонкими, почти призрачными пальцами.

– Что такое? Пить хочешь? – устало спросила Котя.

Она измучилась от вечных кошмаров Жели. Самой ей попрежнему почти ничего не снилось. Уж точно не все эти ужасы. Хотя преследовало, как в бреду, безотчетное ощущение «красной волны».

– Котя… А ты что любишь делать? – совершенно спокойно отстраненным голосом спросила Желя.

На губах ее даже играла улыбка, лишь застывший взгляд лунатика выдавал неправильность безмятежного вопроса.

– Вышивать и охотиться, – устало отозвалась Котя, нахмурилась, но с трудом тоже улыбнулась и продолжила: – А ты?

– Петь и танцевать.

– Так это тебе с кудесниками представления давать. Только срамное это дело для приличной девушки.

Они говорили как будто весело. В эту ночь никто не лез на стены, не кидали огненные шары – наверное, в этом нашелся повод для нежданной радости. Или они обе справляли поминки по непрожитым жизням. Голос Жели надломился, задрожал:

– Приличной… Эх, приличной, Котя… Кто же из нас приличный? Мы здесь и не стражники, и не воины, и не жены верные. Но хорошо, что ты здесь.

– Я рядом, всё в порядке.

Котя повернулась на бок и обняла Желю, осторожно, чтобы не задевать живот. А он все рос и рос, новая жизнь теснилась в нем и не понимала, почему ей достается так мало пищи. Не вовремя, все не вовремя случается, чаще всего – именно такое. Радовало, что бабка Юрена вспомнила, что когда-то числилась повитухой. Котю все равно не допустили бы, как незамужнюю девушку.

– Да, ты рядом. И это хорошо, – кивала Желя, зарываясь в волосы. – А то ведь Омуты твои сожгли.

Она говорила отстраненно, уже не плакала в последнее время. Слезы иссякли в ее широко раскрытых в немом вопросе глазах. Теперь она словно бы пыталась понять, как все это случилось с ней, что ее ждет. И неопределенность осады смешивалась с неуверенностью в своих силах дать начало новой жизни.

Коте мать всегда говорила, что фигура у нее подходящая, бедра достаточно широкие, тело крепкое. Да для кого подходящее оказалось-то? Для Игора? Воспоминания о нем приходили постылыми тенями, иногда Котя плевала через левое плечо в темноту или читала краткое обращение к духам, и они тут же исчезали. О таких лучше и не вспоминать. А вот мысли о собственной деревне не покидали, сдавливая горло ощущением обреченности. «Омуты-то сожгли, а про мою деревню я и вовсе вестей не получила», – с горечью подумала Котя. Круг потерь все сужался, как оцепление града. В детинце остались последние дорогие ей люди. Но хотя бы рядом. Пока что рядом.

– Выходит, хорошо, что ты раньше ушла, – улыбнулась Желя, но отчего-то заунывно выдохнула, уставившись в потолок: – И огонь идет за тобой…

– Не хочу огонь, – вздрогнула Котя. Она уже горела в тереме зимой и до дрожи боялась жалящих поцелуев рыжих лепестков.

– Не хочешь? У тебя даже полюбовник – подмастерье кузнеца. Или бросил он тебя так же, как князь меня? – отозвалась Желя, точно со скрытой злостью и обидой.

– Не бросил! И князь тебя не бросил!

В последнее время с губ Жели срывались странные вещи, словно бы ей открывалось что-то неведомое, невысказанное.

– И огонь идет за тобой, – шептала Котя на