Дорога в Сарантий - Гай Кей

Бонос хорошо понимал, что его собственные привычки — на грани приемлемого, но легендарные извращенные забавы толстяка — с мальчиками, соблазненными женами, уголовниками, рабами — вызывали у него отвращение. Кроме того, налоговые реформы Лисиппа, всей тяжестью ложащиеся на самые состоятельные классы, в прошлом лишили Боноса значительных сумм. Он не знал, какие проступки этого человека возмущали его больше. Но зато знал, так как к нему не раз тайно обращались, что за этим мятежом скрывалось нечто большее, чем слепая ярость простых людей. Довольно много патрициев из Сарантия и провинций не возражали бы, если бы Валерий Тракезийский исчез и более… уступчивый человек оказался на Золотом Троне.

Молча наблюдающий Бонос увидел, как император шепнул что-то на ухо человеку, сидящему на скамье рядом с ним. Лисипп быстро поднял глаза. Он с усилием выпрямился и покраснел. Валерий слегка улыбнулся и отошел. Бонос так и не узнал, что сказал император. В это время за воротами возникло бурное движение и раздался громкий стук.

Бонос, которого вызвали на это собрание ради соблюдения чисто протокольной формальности — Сенат официально все еще давал императору советы от имени народа, — теперь стоял в растерянности, никому не нужный, испуганный, между искусно выкованным серебряным деревом и открытым окном, выходящим на восток. Императрица повернула голову и увидела его. Аликсана улыбнулась.

Сидя сейчас через три ряда от нее в катизме, Плавт Бонос вспомнил и почувствовал, как вспыхнуло его лицо при воспоминании о том, как императрица спросила у него высокомерным, рассеянным тоном праздного любопытства, словно они возлежали рядом на ложах во время пира в честь какого-нибудь посла:

— Скажите, сенатор, прошу вас, удовлетворите мое женское любопытство. Неужели младший сын Регалия Парезиса так же красив без одежды, как и полностью одетый?

* * *

Тарас, четвертый возничий Красных, был недоволен своим местом. Совсем недоволен. Если быть честным, как и должно мужчине, перед самим собой и перед своим богом, он его ненавидел, как скорпиона, забравшегося в сапог.

Пока помощники сдерживали возбужденных коней за железным барьером, Тарас пытался занять себя проверкой узла на поводьях за спиной, чтобы не обращать внимания на язвительные взгляды возницы слева. Поводья следовало привязать крепко. Они чересчур легко выскальзывали из рук в пылу гонки. Потом Тарас проверил, как висит на поясе нож. Не одного возничего унесла смерть из-за того, что он не смог перерезать поводья после того, как колесница перевернулась, и его потащило, словно соломенную игрушку, за лошадьми. «Скачешь от одной катастрофы к другой, — подумал Тарас. — Всегда».

Ему пришло в голову, что для него в этом первом забеге во второй половине праздничного дня дело обстоит именно так. Он стоял на седьмой дорожке — плохое место, но на это не следует обращать внимания. Он выступал за Красных. От него не ждали победы при участии в этом важном заезде как первого, так и второго возниц Синих и Зеленых.

У него была своя роль в каждом заезде, как и у всех возниц Белых и Красных. И эту его функцию Тарасу сейчас сильно осложнял тот неоспоримый факт, что возничие на шестой и восьмой дорожках имели очень большие шансы на выигрыш, несмотря на старт по внешним дорожкам, и на каждого из них возлагали страстные надежды около восьмидесяти тысяч душ на трибунах.

Тарас крепче сжал кнут. На голове каждого из мужчин рядом с ним красовался серебряный церемониальный шлем, отмечавший Первого возничего своего цвета. Теперь они их снимали, как увидел Тарас, украдкой взглянув на них, когда последние аккорды музыки, сопровождавшей процессию, смолкли и начались приготовления к гонкам. Слева и несколько сзади от него, на шестой позиции, Кресенз из команды Зеленых крепко надвинул на голову простой кожаный шлем, а его помощник нежно прижал к груди серебряный. Кресенз быстро бросил сердитый взгляд на Тараса, который не сумел вовремя отвести глаза.

— Если он обгонит тебя у линии, червяк, ты у меня будешь убирать навоз на каком-нибудь убогом ипподроме на промерзшей границе с Каршем. Предупреждаю честно.

Тарас с трудом сглотнул и кивнул головой. «О, очень честно», — подумал он с горечью, но ничего не сказал. Он посмотрел вдоль дорожек за барьер. Линия, нарисованная на песке, находилась шагах в двухстах от них. До этой линии колесница должна была придерживаться своей дорожки, чтобы расписание дорожек могло сыграть свою роль и чтобы предотвратить столкновения прямо у стартовых ворот. После того как колесницы достигнут линии, возницы с внешних дорожек могут начать пробираться внутрь. Если им хватит места.

Конечно, именно в этом все дело.

Тарас в тот момент пожалел, что не остался в Мегарии. Пусть маленький ипподром в его родном городе на западе и не имел такого значения и размером был в десять раз меньше, чем этот, но там он выступал за Зеленых, а не за скромных Красных, прочно занимал второе место, имел все основания получить серебряный шлем после удачного сезона, спал у себя дома и ел материнскую еду. Хорошая была жизнь, а он отбросил ее, словно сломанный кнут, в тот день, когда агент Зеленых из Сарантия приехал на запад, увидел его на гонках и завербовал. Тарасу сказали, что он некоторое время будет выступать за Красных, так начинают в Городе почти все. Если он справится с задачей… ну, примером ему могут служить жизни всех великих возничих.

«Если ты считаешь себя достойным и хочешь добиться успеха, — сказал агент Зеленых, — отправляйся в Сарантий». Все так просто. Тарас знал, что это правда. Он был молод. Это был удобный случай. Люди называют это «плаванием в Сарантий», когда кто-нибудь вот так пользуется подвернувшейся возможностью. Его отец гордился. Мать поплакала и уложила для него новый плащ и две запечатанные амфоры заветного лекарства ее бабушки от всех болезней. Самое невкусное пойло на земле Тарас принимал его по ложке каждый день со времени своего приезда в Сарантий. Они прислала еще две амфоры летом с имперской почтой.

И вот он здесь, здоровый, как молодой конь, в самый последний день своего первого сезона в столице. Ни одной кости не сломал, заработал лишь с десяток новых шрамов и всего один раз серьезно упал с колесницы, после чего у него несколько дней кружилась голова, и он слышал звуки флейты. «Неплохой сезон», — подумал он, учитывая то, что кони Красных и Белых — особенно у менее ценных возниц — были безнадежно слабыми, когда приходилось состязаться на ипподроме с конями Синих и Зеленых. У Тараса был общительный характер, он много трудился, быстро учился и достойно справлялся — по крайней мере, так ему ободряюще говорил его факционарий — с задачами второстепенных цветов. В конце концов в каждом забеге они были одними и теми же. Перекрыть дорожку, сбросить темп, нарушить мелкие правила (крупные нарушения могли стоить твоему главному цвету победы, а ты мог схлопотать временное отстранение и удар кнутом по спине — или по лицу — от Первого возничего в раздевалке), и даже тщательно рассчитанные по времени падения с колесницы, чтобы вызвать падение соперников, настигающих тебя сзади. Фокус заключался в том, чтобы при этом не переломать кости и не погибнуть, конечно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});