Ангелы и демоны - Дэн Браун

Лэнгдон ожидал чего угодно, но только не этого. Стеллажи прекратили падать, и в хранилище воцарилась тишина, нарушаемая лишь легким потрескиванием стен, принявших на себя вес упавших полок.

Он лежал на куче книг и, затаив дыхание, прислушивался к обнадеживавшему треску в самой дальней от него стене.

Одна секунда. Две...

Затем, почти теряя сознание, Лэнгдон услышал звук, похожий на вздох. Какая-то полка, видимо, все же продавила стекло. В тот же миг хранилище словно взорвалось. Косо стоявший стеллаж опустился на пол, а из темноты на Лэнгдона посыпались осколки стекла, которые показались ему спасительным дождем в опаленной солнцем пустыне. В лишенное кислорода помещение с шипением ворвался воздух.

* * *

А тридцать секунд спустя тишину гротов Ватикана нарушил сигнал рации. Стоящая у гроба убитого понтифика Виттория вздрогнула, услышав электронный писк. Затем из динамика прозвучал задыхающийся голос:

– Говорит Роберт Лэнгдон! Меня слышит кто-нибудь?

Виттория сразу поняла: Роберт! Ей вдруг страшно захотелось, чтобы этот человек оказался рядом.

Гвардейцы обменялись удивленными взглядами, и один из них, нажав кнопку передатчика, произнес в микрофон:

– Мистер Лэнгдон! Вы в данный момент на канале номер три. Коммандер ждет вашего сообщения на первом канале.

– Мне известно, что коммандер, будь он проклят, на первом канале! Но разговаривать с ним я не буду. Мне нужен камерарий. Немедленно! Найдите его для меня!!!

* * *

Лэнгдон стоял в затемненном архиве на куче битого стекла и пытался восстановить дыхание. С его левой руки стекала какая-то теплая жидкость, и он знал, что это кровь. Когда из динамика без всякой задержки раздался голос камерария, он очень удивился.

– Говорит камерарий Вентреска. Что там у вас?

Лэнгдон с бешено колотящимся сердцем нажал кнопку передатчика.

– Мне кажется, что меня только что хотели убить!

На линии воцарилось молчание.

Заставив себя немного успокоиться, американец продолжил:

– Кроме того, мне известно, где должно произойти очередное преступление.

Голос, который он услышал в ответ, принадлежал вовсе не камерарию. Это был голос Оливетти.

– Больше ни слова, мистер Лэнгдон! – бросил коммандер.

Глава 87

Пробежав через двор перед бельведером и приблизившись к фонтану напротив штаба швейцарской гвардии, Лэнгдон взглянул на измазанные кровью часы. 9:41. Рука перестала кровоточить, но ее вид совершенно ни о чем не говорил. Она болела сильнее, чем до этого. Когда профессор был уже у входа, из здания навстречу ему мгновенно высыпали все – Оливетти, Рошер, камерарий, Виттория и горстка гвардейцев. Первой рядом с ним оказалась Виттория.

– Вы ранены, Роберт?

Лэнгдон еще не успел ответить, как перед ним возник Оливетти.

– Мистер Лэнгдон, я испытываю огромное облегчение, видя, что с вами не случилось ничего серьезного. Прошу извинить за то, что произошло в архивах. Это называется «наложение сигналов».

– Наложение сигналов?! – возмутился Лэнгдон. – Но вы же, дьявол вас побери, прекрасно зна...

– Это моя вина, – смущенно сказал, выступив вперед, Рошер. – Я представления не имел о том, что вы находитесь в архивах. Система электроснабжения нашей белой зоны в какой-то своей части объединена с системой архивов. Мы расширяли круг поисков, и я отключил электроснабжение. Если бы я знал...

– Роберт... – начала Виттория, взяв руку Лэнгдона в свои ладони и осматривая рану. – Роберт, – повторила она, – папа был отравлен. Его убили иллюминаты.

Лэнгдон слышал слова, но их смысл скользнул мимо его сознания. Слишком много ему пришлось пережить за последние минуты. В этот момент он был способен ощущать лишь тепло ее рук.

Камерарий извлек из кармана сутаны шелковый носовой платок и передал его американцу, чтобы тот мог вытереть руку. Клирик ничего не сказал, но его глаза, казалось, зажглись каким-то новым огнем.

– Роберт, – продолжала Виттория, – вы сказали, что знаете место, где должно произойти очередное убийство.

– Да, знаю, – чуть ли не радостно начал ученый, – это...

– Молчите! – оборвал его Оливетти. – Мистер Лэнгдон, когда я просил вас не произносить ни слова по радио, у меня были на то веские основания. – Он повернулся лицом к солдатам швейцарской гвардии и произнес: – Простите нас, господа.

Солдаты, не выразив никакого протеста, скрылись в здании штаба. Абсолютное подчинение, подумал Лэнгдон.

– Как мне ни больно это признавать, – продолжал Оливетти, обращаясь к оставшимся, – но убийство папы могло произойти лишь с участием человека, находящегося в этих стенах. Из соображений собственной безопасности мы теперь никому не должны доверять. Включая наших гвардейцев.

Было заметно, с какой душевной болью произносит Оливетти эти слова.

– Но это означает, что... – встревоженно начал Рошер.

– Именно, – не дал ему закончить коммандер. – Результаты ваших поисков серьезно скомпрометированы. Но ставки слишком высоки, и мы не имеем права прекращать обследование белой зоны.

У Рошера был такой вид, словно он хотел что-то сказать. Но затем, видимо, решив этого не делать, он молча удалился.

Камерарий глубоко вздохнул. До сих пор он не проронил ни слова. Но Лэнгдону казалось, что решение уже принято. У него создалось впечатление, что священнослужитель переступил линию, из-за которой уже не может быть возврата назад.

– Коммандер, – произнес камерарий не терпящим возражений тоном, – я принял решение прекратить работу конклава.

Оливетти с кислым видом принялся жевать нижнюю губу. Закончив этот процесс, он сказал:

– Я бы не советовал этого делать. В нашем распоряжении еще двадцать минут.

– Всего лишь миг.

– Ну и что же вы намерены предпринять? – Голос Оливетти теперь звучал вызывающе. – Хотите в одиночку эвакуировать всех кардиналов?

– Я хочу использовать всю данную мне Богом власть, чтобы спасти нашу церковь. Как я это сделаю, вас заботить не должно.

– Что бы вы стали делать... – выпятил было грудь коммандер, но, тут же сменив тон, продолжил: – У меня нет права вам мешать. Особенно в свете моей несостоятельности как главы службы безопасности. Но я прошу вас всего лишь подождать. Каких-то двадцать минут... До десяти часов. Если информация мистера Лэнгдона соответствует действительности, у меня пока еще сохраняются некоторые шансы схватить убийцу. У нас остается возможность следовать протоколу, сохраняя декорум.

– Декорум? – приглушенно рассмеялся камерарий. – Мы уже давно переступили черту приличия, коммандер. Неужели вы до сих пор не поняли, что мы находимся в состоянии войны?

Из здания штаба вышел швейцарский гвардеец и, обращаясь к камерарию, сказал:

– Синьор, я только что получил сообщение, что нам удалось задержать репортера Би-би-си по фамилии Глик.

– Приведите его и женщину-оператора ко входу в Сикстинскую капеллу для встречи со мной, – удовлетворенно кивнув, сказал камерарий.

– Итак, что вы намерены предпринять? – спросил Оливетти.

* * *

«Альфа-ромео» Оливетти вылетел из ворот Ватикана, но на сей раз за ним следом не мчалась колонна других автомобилей. Сидя на заднем сиденье, Виттория перевязывала руку Лэнгдона бинтом из аптечки, которую нашла в отделении для перчаток.

– Итак, мистер Лэнгдон, куда мы теперь направляемся? – спросил Оливетти, глядя прямо перед собой через ветровое стекло.

Глава 88

Несмотря на то что на крыше машины мигал проблесковый маячок, а сирена ревела на полную мощность, у Лэнгдона создалось впечатление, что их мчавшийся в самом сердце старого Рима автомобиль никто не замечал. Все римляне, казалось, катили в противоположном направлении – в сторону Ватикана. Святой престол, похоже, становился главным местом развлечения у обитателей древнего города.

Лэнгдон сидел рядом с Витторией, и в его голове один за другим возникали вопросы, на которые у него не было ответа. Как быть с убийцей, если его удастся схватить? Скажет ли он, что им так нужно узнать? А если скажет, то хватит ли времени на то, чтобы устранить опасность? Когда камерарий сообщит собравшимся на площади Святого Петра людям о грозящей им смертельной опасности? Его продолжал беспокоить и инцидент в хранилище. Действительно ли это простая ошибка?

На всем пути к церкви Санта-Мария делла Виттория Оливетти ни разу не притронулся к тормозам. Лэнгдон знал, что при других обстоятельствах он сам так крепко вцепился бы в ремень безопасности, что костяшки его пальцев побелели бы от напряжения. Но в данный момент он словно пребывал под наркозом. Лишь боль в руке напоминала ему о том, где он находится.

Над его головой, не умолкая, выла сирена. «Но это же предупредит его о нашем появлении», – думал Лэнгдон. Однако, как бы то ни было, они мчались с невероятной скоростью. Оливетти, видимо, вырубит сирену, когда они будут ближе к цели, предположил американец.