Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды - Алан Маршалл

— Меня навестила мисс Армитедж, — сказала миссис Тернер, когда я заглянул к ней на следующей неделе.

Я очень удивился.

— Это она за гномиком приходила, — сказал я. — Увидела, как я ел, а она такая обжора, эта мисс Армитедж.

— Нет, нет, ни за чем она не приходила. Она принесла мне фруктовый торт, сама его испекла. — Миссис Тернер посмотрела на торт, красовавшийся посреди стола, и мягко улыбнулась. — Мисс Армитедж сказала, что слышала, какие у нас тут ходят разговоры, а потом обняла меня и поцеловала. — Миссис Тернер на минутку задумалась. — Я была к ней несправедлива, она добрая женщина.

Миссис Тернер села и, скрестив руки на столе, уткнулась в них головой. Мне показалось, что она плачет, только я не люблю смотреть, когда люди такие печальные.

И я ушел.

Легенды

Собака и кенгуру

Когда кенгуру и собака были людьми, повстречались они как-то на лесной тропе.

— Ты куда идешь, пес? — спросил кенгуру.

— Иду на охоту, — ответил пес.

— Я бы с тобой тоже пошел, — сказал кенгуру.

— Хорошо, — сказал пес. — Пойдем со мной и будь мне другом.

Они собрали свои копья и вомеры, и кенгуру спросил:

— Куда же мы пойдем?

— Пойдем вон туда! — сказал пес и повел кенгуру в горы.

Вскоре они подошли к речке. Берега у речки были глинистые. Там была и коричневая глина, и красная, и белая.

Они накопали копьями разноцветной глины и сложили ее холмиками возле себя.

— Попробуй нарисовать меня, — сказал пес кенгуру. — Нарисуй меня так, чтобы я походил на собаку.

— Ладно, — сказал кенгуру. — Я разрисую тебя так, что ты станешь похож на собаку.

— Ты сначала рисуй меня коричневой глиной, — сказал пес. — Попробуй превратить меня в собаку.

Кенгуру нарисовал сначала голову собаки, потом шею, и брюхо, и грудь, и хвост, и четыре лапы.

— Гляди! — сказал кенгуру. — Я разрисовал тебя. Я разрисовал все как полагается. Ты получился совсем как собака.

— Ты хорошо разрисовал, — сказал пес. — Ты разрисовал меня совсем как собаку.

— А теперь ты меня нарисуй, — сказал кенгуру.

— Ладно, — сказал пес. — Ложись.

— Ты меня кое-как не рисуй, — сказал кенгуру.

— А ты ляг, — сказал пес. — И я разрисую тебя так, что ты будешь кенгуру и будешь прыгать всю дорогу — хоп, хоп, хоп!

Пес нарисовал голову кенгуру, потом две передние лапы, потом брюхо, и хвост, и задние лапы.

— Вот ты и готов, — сказал пес. — Я тебя хорошо разрисовал. Я нарисовал все, что надо.

— Если ты все нарисовал, я должен стать кенгуру, — сказал кенгуру.

— Я все, все нарисовал, — сказал пес.

— Ну-ка попробуй залаять, как собака, — сказал кенгуру.

— Ладно, — сказал пес и залаял.

— А теперь догони-ка меня, — сказал кенгуру. — Пробежимся немного.

— Беги вперед, — сказал пес, — а я побегу за тобой.

И теперь они уже были не люди; они стали собакой и кенгуру.

Кенгуру поскакал вперед, а пес погнался за ним. Они пробежали по долине, перескочили через ручей, взобрались по склону холма, и пес все время лаял.

Потом они остановились отдохнуть.

— Как же мы назовем то место, где мы нарисовали друг друга? — спросил пес.

— Не знаю, как бы нам назвать это место, — сказал кенгуру.

— Назовем его «Барл-барл», — сказал пес.

— А теперь бежим дальше, — сказал кенгуру.

— Ладно, — сказал пес. — Беги вперед, а я залаю.

Они бежали долго. Перебрались еще через один ручей и очутились у подножия большой скалы.

— Вот хорошее место, — сказал пес. — Давай взберемся на эту скалу.

— Давай, — сказал кенгуру. — Укуси меня за хвост, и я прыгну на самую вершину.

Когда пес тоже взобрался на скалу, он сказал:

— А как мы назовем это место?

— Мы назовем это место «Нумилукари» и «Бинаминами», — сказал кенгуру.

— Ладно, — сказал пес. — Теперь мы будем тут жить.

И они жили там, и пес лаял с утра до вечера.

Млечный Путь

В те дни, когда жил Припригги, не было в небе путей-дорог. Звезды были тогда совсем юные и яркие и скучали в одиночестве, потому что не было на небе дороги, по которой они могли бы пойти в гости друг к другу и поплясать в долгие темные ночи.

Так было до того, как появился Млечный Путь.

На земле люди были счастливы и пели и танцевали вокруг костров, на которых жарилась дичь.

Во все стороны тянулись по земле дороги, гладко утоптанные ногами друзей.

Припригги жил на мысу Уорд в устье реки Пайн в стране Кейп. Он был певец и плясун. Когда звучали в темноте гуделки и его братья по племени густо разрисовывали себя священной глиной, Припригги запевал песню и заводил танец.

И песни, которые пели люди, были песнями Припригги, и танцы, которые они танцевали, тоже создавал Припригги. Поэтому люди любили его, и он стал сильным, и гордым, и счастливым от их уважения.

В то утро, когда вернулись с охоты летучие лисицы и затих шум их перебранки, Припригги взял свое копье и вомеру и пошел в мангровые заросли искать добычу.

Ночью должно было состояться большое празднество. Много племен собралось на корробори. Ночью мужчины, танцуя под музыку Припригги, будут стучать копьями, хлопать себя по ляжкам и отбивать пятками дробь. Его песни всех взволнуют, и люди будут танцевать так же красиво, как он сам.

Но для праздника нужна была еда, а Припригги был и хорошим охотником.

Еще не заалело на востоке небо, и в робких предрассветных сумерках летучие лисицы висели на мангровых деревьях, словно черные плоды.

Под прикрытием темноты Припригги неслышно подкрался к огромному дереву, сплошь усыпанному спящими зверьками. На этом дереве спали самые большие и самые сильные летучие лисицы. Великая сила и мощь таилась на этом дереве.

Припригги зацепил вомеру за конец копья и откинулся назад, чтобы метнуть копье. Оно полетело вверх, и поднялся страшный шум и свист от взмахов множества крыльев. Мангровые деревья закачались и загудели словно в бурю, но еще громче вопила и пищала разъяренная стая.

Летучие лисицы ринулись вниз с вершин деревьев. Словно испуганные духи, проносились они меж ветвей.

Они долетели до Припригги, схватили его и потащили вверх. Они пробились сквозь зеленую завесу листвы и залетели в пламенеющее зарей небо, и крылья их, которые несли Припригги, чернели в красном небе.

Люди из племени Припригги услышали шум крыльев и выбежали из своих хижин и из-под деревьев, где они спали, и увидели, что летучие лисицы уносят Припригги.

И те племена, которые пришли на корробори, тоже проснулись и тоже увидели, как Припригги, словно звезда, пронесся по небу. Он летел так быстро, что за ним тянулась струйка дыма.

Когда шум крыльев стих и пропал дымный след, с неба, из-за последней звезды, люди услышали голос Припригги.

Он пел им свою последнюю песню. Это была самая последняя песня Припригги, и он пел ее с неба, и все знали, что там, на небе, он уже больше петь не сможет. И в этой песне он прощался с людьми.

А они слушали его, и в их воображении зарождался новый танец, и вдруг все стали притопывать ногами, взмахивать руками и покачивать головой. И они запели прощальную песню Припригги, как пел ее он сам.

Той ночью все пели ее. Люди из племени Припригги и другие племена, собравшиеся на корробори, — все, все пели эту песню. И они плясали новый танец под последнюю песню Припригги. Из всех танцев это был самый прекрасный танец, и из всех песен самая лучшая песня.

И когда люди пели и плясали, они смотрели вверх, и они увидели, как через небо протянулся Млечный Путь.

А раньше его там не было.

Луло Голубая Рыба и Нулланди Луна

В незапамятные времена, когда еще не было в мире луны, жили два человека. Одного звали Луло, а другого Нулланди.

Оба они были женатые, и у обоих были дети.

Нулланди был веселый человек и, когда возвращался с охоты, играл со своими детьми. Он делал для сыновей копья из тростника, а дочерям мастерил деревянные игрушки. Корзина его жены никогда не пустовала, потому что она знала, где найти самые большие клубни ямса и самые длинные корни водяных лилий.

— Хорошая у меня жена, — говорил всегда Нулланди.

А Луло был мрачный человек и ворчал на своих детей, когда они подходили к нему. Он вечно жаловался на то, что мало еды, а сам не любил охотиться на кенгуру.

— Вот мы съедим это мясо, и потом у нас нечего будет есть, — говорил он. — Кенгуру теперь попадаются редко, не то что раньше.

Он боялся смерти, и старости, и болезней и мрачнел, когда кто-нибудь говорил об этом.

Он часто спорил с Нулланди, потому что его раздражало улыбающееся лицо Нулланди и он не мог понять, как это Нулланди может всегда быть таким счастливым.