Хроники разведки. Мир между двумя войнами. 1920-1941 годы - Александр Юльевич Бондаренко

всё выглядело, будто на радиостанцию действительно напало одно из подразделений польской армии.

Я немедленно предложил, чтобы Эйтингон был назначен моим заместителем. Берия согласился, и в канун войны мы стали искать людей, способных составить костяк специальной группы, которую можно было бы перебрасывать по воздуху в районы конфликта на наших европейских и дальневосточных границах...»

«Фитин»

В четверг 19 июня, вечером, в маленьком сквере в конце Шарлоттенбургского шоссе состоялась последняя встреча Журавлёва с «Брайтенбахом». Она длилась всего несколько минут.

Взволнованный до предела, обычно весьма сдержанный в проявлении каких-либо чувств, «Брайтенбах» едва выдавил:

— Война... Нападение состоится в воскресенье, 22 июня... В три часа утра... Прощай, товарищ.

Они пожали друг другу руки и разошлись, чтобы никогда больше не встретиться.

Пятьдесят шесть лет спустя, рассказывая автору об этой последней встрече с Вилли Леманом, Борис Николаевич Журавлёв признался, что не помнил и по сей день не может вспомнить, на каком транспорте и по какому маршруту он вернулся на Унтер-ден-Линден. Было уже около восьми часов вечера, но шифрограмму отправили в Москву немедленно, однако по линии не резидентуры, а диппредставительства, дабы придать ей больший вес.

«Коротков»

Фитин не намерен был отступать. По его указанию Зоя Ивановна Рыбкина в тот же самый день началá и 20 июня закончила составлять так называемый (под этим именем он вошёл в историю разведки) «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР». В этом документе было скрупулёзно указано, когда, от кого и на какую тему поступали сообщения — начиная с первых, от 6 сентября 1940 года: «Офицер Верховного командования немецкой армии рассказал... что в начале будущего года Германия начнёт войну против Советского Союза...» и 2 октября 1940 года: «В армии запрещены и изъяты книги русских писателей, даже таких, как Толстой Л. Н. и Достоевский...», и до заключительного на тот момент, от 16 июня 1941 года: «В Министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, назначенных “для оккупированной территории СССР”, выступал также Розенберг, который заявил, что “понятие Советский Союз должно быть стёрто с географической карты”».

Когда этот достаточно объёмный «Календарь» был завершён, Фитин представил его наркому для последующего доклада Сталину. Но тут уже, очевидно, Всеволод Николаевич решил не лезть на рожон, доказывая Иосифу Виссарионовичу правоту своих сотрудников и, соответственно, его, сталинскую, недальновидность. К сожалению, вскоре это сделает само время. «Календарь» был отложен в сторону, как и ряд других спецсообщений…

«Фитин»

«Сообщение из Лондона

20 VI 1941 г.

Из ряда документов о заключении турецко-немецкого договора, сообщённых нам “…”[56], сейчас, после опубликования текста, заслуживает особого внимания один факт. Английский посол в Анкаре телеграммой № 1464 от 15 июня сообщил об одной из своих бесед с турецким министром иностранных дел, посвящённой обсуждению проекта договора. Излагая ход беседы, английский посол пишет о следующем замечании турецкого министра иностранных дел:

“Его превосходительство напомнил подробнее о точке зрения, выраженной в параграфе 5 вашей телеграммы № 1157 о том, что война между СССР и Германией — в интересах Турции. Он заявил, что турецкий отклик на немецкое предложение является прямым вкладом навстречу этому...”

Из телеграмм английского посла по этому вопросу следует, что после двух бесед Сара-Джиоглу <Сараджоглу> с фон Папен, своевременно сообщённых вам, был некоторый интервал, после чего между 12 и 16 июня переговоры возобновились и были быстро закончены под давлением немцев. Во всяком случае, так освещает всё это дело английский посол в Анкаре.

19/VI № 524. Вадим».

«Ким Филби»

В субботу 21 июня никто из сотрудников посольства по окончании рабочего дня домой не ушёл. Все оставались на своих рабочих местах и чего-то ждали. Уже было известно — такого в секрете не удержишь — об указании из Москвы Деканозову срочно встретиться с фон Риббентропом. Нервничали и дипломаты, и члены их семей. Первый секретарь посольства Валентин Бережков то и дело безу­спешно звонил в германский МИД.

Советской разведке тогда ещё не было известно, что верховное главнокомандование вооруженных сил Германии определило заранее два секретных сигнала, которые должны были поступить в войска накануне дня «Д» операции «Барбаросса», назначенного на 22 июня 1941 года.

Один из двух этих сигналов должен был быть передан 21 июня ровно в тринадцать часов. Сигнал «Альтона» означал, что наступление переносится на другую дату, хотя войска в это время уже будут находиться в полной боевой готовности.

Сигнал «Дортмунд» означал, что наступление, как и запланировано, начнётся 22 июня движением сухопутных войск и перелётом авиации через границу в три часа тридцать минут. Если метеоусловия задержат вылет самолётов, то сухопутные войска начнут своё наступление самостоятельно.

В тринадцать часов был отдан приказ «Дортмунд». Теперь уже даже сам фюрер не мог бы ничего изменить. Гигантская военная машина пришла в движение по всему многотысячекилометровому протяжению границы...

«Коротков»

События прошедших лет (дневника Фитин, разумеется, не вёл, всё писалось по памяти, и документы, о которых шла речь, уже давным-давно лежали в совершенно секретных архивах), очевидно, наслоились в его памяти одно на другое. Ведь о том, что война начнётся 22 июня, сотрудникам берлинской резидентуры сообщил «Брайтенбах» только вечером 19-го числа, а 16-го поступило лишь вышеприведённое сообщение: «удар можно ожидать в любое время». <…>

Подводя итоги своего визита к вождю, Фитин впоследствии написал: «Аналогичными данными (о том, что нападение Германии на СССР произойдёт уже в ближайшее время. — А. Б.) располагали ГРУ и контрразведывательные подразделения наших органов. Это оказало на И. В. Сталина должное влияние, и 21 июня он дал указание Генеральному штабу Красной армии о приведении в боевое состояние приграничных частей. И. В. Сталин откладывал принятие самых необходимых мер предосторожности, очевидно из опасения дать Гитлеру повод для нападения».

Слова генерал-лейтенанта Фитина находят подтверждение в «Истории Второй мировой войны» — фундаментальном 12-томном научном труде, издававшемся в семидесятые годы прошлого столетия:

«Когда же стало очевидно, что нападение фашистской Германии на СССР неизбежно, были приняты дополнительные меры по усилению боеспособности войск приграничных округов, а вечером 21 июня народный комиссар обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал Г. К. Жуков направили в западные округа директиву, предупреждавшую о возможном внезапном нападении гитлеровцев в течение 22—23 июня. Командующие войсками этих округов получили указание принять меры, чтобы в течение ночи на 22 июня были скрытно заняты огневые точки укреплённых районов на государственной границе; все части, в том числе и ПВО, привести в полную боевую готовность, рассредоточить и замаскировать; подготовить затемнение городов и объектов. При этом в директиве содержалось требование не поддаваться ни на какие провокационные действия, которые могли бы вызвать крупные осложнения. На передачу директивы в войска ушло несколько часов. Многие соединения и части не успели получить необходимых распоряжений и поэтому не заняли рубежи обороны».

Но как же трагически поздно пришло это прозрение! Как дорого обошлось это опоздание стране, народу и Вооруженным силам!

А ведь, повторим, только с января до 21 июня 1941 года внешней разведкой НКВД — НКГБ было направлено в Кремль, Сталину, свыше ста донесений. Из этих тревожных донесений следовало, что война неизбежна, что нападение гитлеровской Германии произойдёт в самое ближайшее время... За период с января, даже с марта, до мая — июня, до предполагаемой даты начала войны, можно было успеть хотя бы рассредоточить и замаскировать самолёты, вкопать в землю близ мостов и перекрёстков старые танки, превратив их в надёжные доты, по-настоящему подготовить укрепрайоны и даже заранее занять рубежи обороны... Много чего ещё нужно и можно было бы сделать, чтобы ослабить первый удар гитлеровской армады — если бы необходимые меры были приняты своевременно.

«Фитин»

Сотрудники и агенты советской внешней разведки, руководители органов государственной безопасности СССР[57]

АБЕЛЬ РУДОЛЬФ