Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - Валерий Шамбаров

Несмотря на призывы в армию, среди армян по разным причинам оставалось немало молодых и дееспособных мужчин. Перед депортацией их предписывалось отделять. В Эрзеруме их стали арестовывать и убивать в городской тюрьме. В Харпуте еще и издевались — окровавленную одежду мужчин подбрасывали на пороги их близких. Женщины в ужасе бросились за заступничеством к миссионеру Эйману, тому самому, который уговаривал солдат. Но он их и слушать не захотел, объявил: «Не верю вашим словам». Правда, за крупные взятки власти соглашались не трогать мужчин, пусть идут в ссылку вместе с семьями. За мзду продавали право пользоваться повозками и другие поблажки. В Эрзинджане префект полиции Мемдух-бей так обобрал обреченных, что разбогател на 1,4 млн. франков. Поделился с кем нужно и вскоре стал губернатором Кастамону.

Но далеко не все турки поддержали политику уничтожения христиан. Даже губернаторы Эрзерума, Смирны, Багдада, Кютахии, Алеппо, Ангоры, Аданы, пытались протестовать, отказывались организовывать массовое истребление. Противниками геноцида стали десятки чиновников более низких рангов — мутесарифов, каймакамов. В основном, это были люди, начинавшие службу еще в султанской администрации. Любви к армянам они отнюдь не питали, не и в чудовищных акциях участвовать не желали. Всех их немедленно смещали с постов, многих отдали под суд и казнили за «измену».

Значительная часть мусульманского духовенства тоже не разделяла взглядов иттихадистов. Известны случаи, когда муллы, рискуя жизнью, прятали армян. В Муше влиятельный имам Авис Кадыр, которого считали фанатиком и ярым сторонником «джихада» выступил с протестом — доказывал, что «священная война» это вовсе не истребление женщин и детей. А в мечетях муллы рассуждали, что приказ о геноциде наверняка пришел из Германии. Не верили, что его могли породить мусульмане. Да и рядовые крестьяне, горожане нередко старались помочь, укрывали соседей и знакомых. Если это раскрывалось, их самих отправляли на смерть.

Однако нашлось и достаточное число таких, кто был не против кровавой «работы». Уголовники, милиция, шпана. Теперь они получили полную свободу вытворять все что хочется. Правительство поощряло их, вовлекало новых соучастников. Ты беден? В чем проблема! Все что награбишь — твое. Заглядываешься на женщин? Вон их сколько в твоем полном распоряжении! Твой брат погиб на фронте? Возьми нож и отомсти! Разжигались худшие инстинкты. А жестокость и садизм заразны. Когда внешние тормоза сняты, а внутренние барьеры ломаются, человек перестает быть человеком…

Иногда депортация была чисто условным обозначением. В Битлис отступил из Вана Джевдет-бей со своими отрядами, и отсюда армян никуда вести не стали, истребляли на месте. К Битлису как раз шла 36-я турецкая дивизия, и военный врач описал в дневнике: неподалеку от города он «увидел группу недавно зарезанных мужчин и возле них — трех женщин, совершенно голых, повешенных за ноги. Около одной из женщин ползал годовалый ребенок и тянулся ручонками к матери, а мать с налитым кровью лицом, еще живая, протягивала руки к ребенку, но они не могли дотянуться друг до друга. Немного подальше лежали три окровавленных женских трупа, и младенец, облитый материнской кровью, копошился на груди одной из них… У самого Битлиса, на пустынной равнине, сидело до 2 тыс. армян, окруженных стражей: они ждали своей очереди, так как перебить всех сразу силы местной полиции не могли».

Банды Джевдета обыскивали город. Убивали в домах, на улицах. Особым мучениям подвергали девушек, которых только что изнасиловали. Кромсали груди, вспарывали животы, насыпая туда песок, некоторых привязывали к вертелу над костром и «поджаривали, как поросенка». Джевдет договорился с командованием прибывшей дивизии, чтобы она помогла в прочесывании. Но солдаты оказались более снисходительными, чем местные палачи. Когда находили армян и получали деньги, не трогали их. Об этом узнали, оцепили войсками армянские кварталы и подожгли. Тех, кто выскакивал из пламени, поднимали на штыки. Потом стали приводить жителей окрестных сел. Их набивали впритирку в саманные сараи, закладывали двери соломой и зажигали, люди задыхались от дыма.

18-тысячное население Битлиса и его округи было уничтожено. Под Мардином так же, без всяких переселений, истребили проживавших там айсоров и халдеев. В прочих районах депортация началась, но для значительной части армян она стала лишь дорогой к месту казни. Жуткую славу приобрело ущелье Кемах-Богаз недалеко от Эрзинджана. Здесь сходятся дороги из разных городов, Евфрат бурно несется в теснине между скал, а через реку переброшен высокий Хотурский мост. Условия нашли удобными, командование 3-й армии прислало сюда палачей, 86-ю кавалерийскую бригаду. В Кемах погнали население г. Байбурта, тысячные колонны из Эрзинджана, Эрзерума, Дерджана, Карина.

О том, что там творилось, рассказали жившие рядом медсестры Красного Креста норвежка Бодил и швейцарка Алемон, несколько чудом спасшихся армянок, докладывал американский консул в Эрзеруме. Жандармы не скрывали от подконвойных, что ведут их на убой. Заметив иностранцев, женщины в отчаянии кричали: «Пощадите нас, мы станем мусульманами, немцами или тем, чем вы желаете… Нас ведут в Кемах-Богаз, чтобы перерезать нам горло». Дойдя до места, первым делом отбирали маленьких детей и приканчивали штыками. Всем остальным, подросткам, женщинам, мужчинам, приказывали раздеться донага. Отсчитывали по сотням, выводили на мост и расстреливали, тела скидывали вниз. А толпы раздетых людей, парализованных ужасом, стояли и ждали, когда придет их очередь. Конвоирам надоедало торчать на солнцепеке, и они начинали убивать прямо на дороге.

Распоряжались казнями высокие чины из штаба 3-й армии, приезжали депутаты парламента — показать усердие, не пропустить столь острое удовольствие. Если приводили небольшое количество жертв, с ними расправлялись холодным оружием, забавлялись истязаниями. Если приводили слишком много, процесс буксовал, и людей сбрасывали со скал живыми. Убийцы перевозбуждались от крови, от массы голых тел. Выхватывали из этой массы женщин помоложе или первых попавшихся, тут же, при всех, удовлетворяли похоть и пихали на расстрел или резали сами. Это стало чем-то вроде спорта, количеством испробованных женщин хвастались друг перед другом, даже перед медсестрами Красного Креста.

В Кемах-Богаз погибло 20–25 тыс. человек. Владелец каравана Кербалай Али-Мемед рассказывал, как потом выглядело ущелье: «Когда я подъехал к Хотурскому мосту, перед глазами моими предстало потрясающее зрелище. Несметное количество человеческих трупов заполнило 12 пролетов большого моста, запрудив реку так, что она изменила течение и бежала мимо моста. Ужасно было смотреть; я долго стоял со своим караваном, пока эти трупы проплыли, и я смог пройти через мост. Но от моста до Джиниса вся дорога была завалена трупами стариков, женщин и детей, которые уже разложились, вздулись и смердили. Такое ужасное стояло зловоние, что пройти нельзя было по дороге; два мои погонщика верблюдов от этого зловония заболели и умерли».

Пункты бойни меньшего масштаба действовали в Мамахатуне и Ичоле. Несколько тысяч женщин и детей из Эрзерумской провинции привели в окрестности Харпута и оставили на голой равнине без еды и воды. Через несколько дней все вымерли. Власти ограничились тем, что посылали туда команды для погребения во избежание эпидемий. А из самого Харпута людей отводили партиями к озеру Гельджик, расстреливали или топили. Руководитель губернского комитета «Иттихада» лично возглавлял акции и состязался с подчиненными, сколькими армянками они овладели перед убийством. Бахвалился перед американцем А. Маккензи, что на его счету 72 девушки.

В г. Хнысе власти обращались с армянами вроде бы гуманно. Мужчин не отделяли, дозволили брать с собой любое имущество, нагружать повозки. Жителей Хныса и 27 сел собрали и велели идти в г. Баскан. Они втянулись в горы. Дорога суживалась у моста, и тут их поджидали банды местных добровольцев. Сначала отбирали ценные вещи, затем потребовали снимать всю одежду. Кто-то растерялся, кто-то спешил показать послушание. Но тех, кто быстрее исполнил приказ, сразу стали убивать. Здесь орудовали не организованные палачи, а «любители». Одни старались нахапать побольше барахла, другие набрасывались на женщин, третьи увлекались мучительством. В суматохе часть армян разбежалась. Некоторые спаслись. А три сотни женщин прятались по кустам, когда бойня кончилась, заспорили, куда деваться? Пошли туда, куда было назначено, в Баскан. Там удивились их дисциплине и утопили в оз. Амарак. Вскоре приехал немецкий офицер из Эрзерума, остался недоволен, что дорога завалена трупами, и распорядился убрать их.

В Диарбекире сперва арестовывали мужчин. 674 человека отправили «в изгнание» на плотах по р. Тигр. Через пару дней их одежда продавалась на базаре. Потом начали по очереди оцеплять дома. Подгоняли подводы, сажали по несколько семей, вывозили за город и рубили топорами. Но сообразили, что получается слишком медленно. Стали выводить большими партиями и расстреливать. Других сбрасывали в пересохшие колодцы, когда они наполнялись, зарывали живьем. Части армян объявили, что их все же будут депортировать, но увели недалеко. Возле канала Айран-Пунар стоял кордон добровольцев и резал их. Очевидец-араб описывал, как сцепились два брата — первый предлагал поделить добычу поровну, второй возражал: «Чтобы получить эти четыре узла, я убил 40 женщин». Несколько караванов погнали по дороге на Мардин и в горах сталкивали в пропасть.