Пароль: «Вечность». Падение небес - Андрей Левицкий

— Отец Зиновий молиться станет и совета свыше дожидаться. Вдохновенный старец!

Оставшись в одиночестве перед камерой, Зиновий склонился к посоху и зашептал — и впрямь, вроде молился. На самом деле он разговаривал с посохом.

— Да, это все. Трое.

В ответ — тихий шорох и потрескивание, как помехи в приемнике.

— Как скажешь, как скажешь. И самоход их необычный, тебе тоже взглянуть полезно будет. Да, да… Да. Как скажешь. Я пришлю все, что с них сняли. Это нечестивое, в Храме не место пакости, так и объясню братии. Взамен потребны мне медикаменты, ибо страждущие жаждут исцеления! — Тут губы старосты растянулись в кривой усмешке. — Ужо исцелю! Да. Ты же сам видел, что предвещаю. Пожалуй, еще немного… и будут готовы. Может, декада сроку да два–три некрозных пятна — и достаточно. Нечестивцы не понимают иного обращения, так и надлежит с ними. Страхом, страхом к праведной жизни обращать! Во имя Спасителя, все во имя его… А эти… хорошо. Этих я сперва сам допрошу. Не беспокойся, после моего допроса они будут в состоянии говорить.

Потом самоцвет на посохе мигнул, Зиновий наконец поднял голову и глянул на пленников.

— Сидите, мутанты? Ничего, вскоре займусь вами! Когда бы не Совет Ордена, я бы вас немедля!.. Все поведаете, все откроете!

Зиновий погрозил посохом и зашагал прочь. Охрана потянулась следом. Остался только Синий Нос.

— Ну что, папаша, — Белорус обернулся к мутанту, — втравил нас в, будем говорить, серьезные неприятности? Ведь прикончат нас здесь, не уйдем живыми. А?

Илай не стал спорить, промолчал.

Тюремщик не глядел на пленников. Постоял у лестницы, дождался, чтобы стих топот над головой, и направился в дальний конец коридора.

— Илай не виноват, — заметил Туран, наблюдая за толстым надсмотрщиком. — Поначалу–то все путем было, Крипта его узнал.

— С Криптой я давно знаком, — щурясь, прогудел старик.

Похоже, ему с Тураном больше нравилось общаться, он считал его более рассудительным, чем Белорус.

— В Храме измена, — добавил Илай.

— Измена, папаша, — оживился Тим, щупая изодранную жилетку, — это когда вместо награды хватают и в подвал волокут. Вот… — Он погрозил в темноту кулаком. — Ну все из карманов вывернули. Не монахи, а ворюги… Гляди ж как изорвали карманы–то…

— Сам, главное, цел, — сказал старый мутант.

— Ага, — Белорус пощупал разбитый нос, — цел, папаша.

Тим подвигал языком, охнул и сплюнул выбитый зуб.

— Цел, — повторил он и весело, как ни в чем не бывало, продолжил: — Туран, а я одного так располосовал, ты же знаешь мой удар с правой! Тело по частям с пола сгребали. И папаша отличился.

Белорус придвинулся к старику, хлопнул его по плечу.

— Двоим успел шеи свернуть… О, гляди, чего он делает!

Рыжий просунул руку сквозь решетку и указал пальцем на Синего Носа. Толстяк, стоя в углу рядом с лестницей, осторожно вытаскивал кирпич из стены. Услышав Белоруса, он тяжело вздохнул, пошуровал рукой в открывшейся нише, достал длинную бутыль, заткнутую обгрызенным початком, и сверток.

— Сало там, точно знаю, — Белорус облизнул распухшие после побоев губы.

Сунув припасы под мышку, тюремщик вернул кирпич на место и погрозил пальцем пленникам. Пройдя за маленький столик напротив решетки, оседлал колченогий стул.

Когда монах выдернул пробку, по подземелью пошел отчетливый сивушный запах. Запрокинув голову, он влил пойло в горло. Кадык дважды прыгнул на шее, потом тюремщик сипло крякнул, вытащил нож и развернул сверток.

— Ну, рыжий, чего уставился? — Синий Нос хмыкнул. — Сало как сало.

Белорус сплюнул и отодвинулся в глубь камеры.

Но монах больше не глядел в его сторону, принялся нарезать снедь.

Белорус забормотал:

Тим Белорус сидит в тюрьме,

В тепле, обут, одет…

Но что–то беспокойно мне,

Скорей бы уж обед!..

Подумал и крикнул:

— Эй, борода, кормить нас когда будут?

Синий Нос рыгнул и степенно ответствовал:

— А на вас, мутантов, жратву переводить незачем. Вот призовет отец Зиновий на допрос, там ужо накормит батогами! Досыта отведаете!

— Что делать будем? — Белорус встал спиной к решетке и оглядел товарищей по несчастью.

— Выбираться нужно, — сказал Туран. — Верно ведь, скоро на допрос потащат, времени не много у нас. Только как выбраться?

Илай подошел к решетке, взялся за прутья и, шумно выдохнув, потянул в стороны, что–то скрежетнуло в полу, прутья под руками мутанта медленно поползли в стороны. Илай щурился, отворачивался от света лампы. Изодранный плащ на его спине натянулся и затрещал. Белорус тут же подскочил, вцепился в прут и рванул.

— Но–но! Не балуй! Я те!

Синий Нос вытащил из–под стола длинную палку и устремился к решетке. Стукнул по прутьям — Илай с Белорусом едва успели убрать руки.

— Вот я те! Тюрьму сокрушать не позволю! — Монах, до сих пор казавшийся благодушным и спокойным, вдруг разозлился и стал колотить палкой по прутьям, так что звон пошел. — Эй, мутанты! Не озоровать мне!

Белорус, изловчившись, перехватил палку и дернул на себя. Монах уперся.

— Помоги! — выдохнул Тим. — Ну чего ж ты, папаша!

Илай схватил рыжего за плечо и заставил отпустить палку. Потом указал вверх. И верно, на лестнице топали тяжелые сапоги — в подвал спускались жрецы, несколько человек.

— Опанасий! — рявкнул передний. — Опять пьянствуешь!

— А что ж мне тут трезвому сидеть? — пыхтя, отозвался Синий Нос. — С мутантами да в сырости? Трезвому тут невмоготу. А то сам посиди, как я?

Двое жрецов–карателей подошли к столу. Тот, что ругал Опанасия, цапнул бутылку, хлебнул и передал другому.

— Добро бы путное что пил, а ты дрянью травишься. Нас Зиновий прислал, помогать тебе мутантов стеречь. Очень, говорит, опасные в этот раз злодеи попались. Сам–то отец староста на Совете Ордена жару дает, скоро, сказал, закончится Совет, тут–то он и…

Второй монах тоже хорошенько приложился. Рыгнул, утерся рукавом.

— А что там, на Совете, брате? — спросил Синий Нос Опанасий. — Небось, подслушал же за дверью?

— Подслушал, а как же, — не стал перечить монах. — Мне полагается знать, что старосте потребно будет, чтоб ловчей исполнить, потому и внимал речам. Отец Зиновий сказал: преставился Владыка Баграт. За грехи, значит, за немалые, покарание снизошло в столпе огненном. А за какое такое прегрешение? А вот за какое: отступил от древнего обычаю, попустительствовал энтим, вот энтим самым…

— Мутантам? — подсказал Опанасий.

— Мутантам. Никодим, возница Багратов, при том был и подтвердил — за грехи! Связался с мутантами Владыка Баграт. Вишь, его именем и в самую святую Лавру нечисть прется! Вон, гляди, как глазищами лупает, — монах указал на притихшего Илая. Старика тоже интересовало, что говорили на Совете Ордена, и он пристроился у самой решетки, прикрываясь ладонью от света. — Ну, брат Крипта, понятное дело, в крик, спорить пробовал, да где там. Отец Зиновий его вмиг приструнил, у того, болезного, ажио стеклышко от обиды запотело!

Жрецы загоготали.

— Так что с мутантами снова теперь будет разговор короткий: пуля, да веревка, да распятье!

— С гвоздями, — поддакнул третий монах, до сих пор помалкивавший.

— В общем, сбежал брат Крипта с Совета, так что теперь уж, думаю, недолго осталось, скоро отец Зиновий прочих Багратовских приспешников дожмет и этих на дознание затребует. Ежели Крипты на Совете нет, кто ж отцу Зиновию слово поперек скажет? Скоро за ними пришлют.

Монах взмахом бутылки указал на пленников и тут же снова хлебнул. Молчаливый забеспокоился:

— Это чего ж ты пьешь–то? Ежели нас отец Зиновий теперя же призовет, а от нас разит хмельным? Осерчает он!

— За этими конвой прибудет, а нам отдых полагается. Нас староста нюхать не будет, — монах усмехнулся.

— Так давай бутыль–то, брате, не тяни!

— Хватит лакать, братия, — встрял Опанасий, оттер пузом молчаливого и выхватил бутылку. — Мне сие лекарство от ревматизму помогает, а вы хлещете, утробы бездонные, будто воду.

— Не, Опанасий, воду мы так не пьем, — жрецы были в хорошем настроении и смеялись охотно.

Туран напряженно размышлял: как спастись? Как вырваться? План в голове не складывался, решения он не видел. Требовалось что–то еще — что–то, чего Туран пока что не видит. Что–то иное. Разве что попытаться, когда поведут наверх для допроса? Или уже у самого отца Зиновия, когда он приступит к дознанию? Притвориться, будто смирился, канючить, просить? Объяснять, что не знал, кто таков Илай?.. А там выбрать момент и… Туран обернулся, чтобы прошептать свой план Белорусу, и тут на Илая что–то нашло — старик крепко вцепился в решетку и стал ее трясти, будто одержимый. Мутант ревел, от его голосины подвал, казалось, сотрясался, стальные прутья хрустели и дергались в цементных ложах. Монахи сперва опешили от этакой ярости, внезапно пробудившейся в узнике, и попятились, потом схватились за оружие, тюремщик замахнулся палкой, но подойти к решетке не решался, до того испугал его буйствующий Илай.