Пароль: «Вечность». Падение небес - Андрей Левицкий

Даже когда впереди показались золотые купола, Туран не увеличил скорость. «Панч» еле полз, было очень непривычно, когда на пути столько народу. Киевляне выглядели куда беспечнее жителей маленьких городков, ходили медленно, грузовику дорогу не спешили уступать. Наконец «Панч» подъехал к Лавре.

Массивные ворота, обитые листовым железом, были заперты. По сторонам от них стояли вооруженные монахи, около десятка. Завидев подъезжающий грузовик, грузный бородач поднял руку, крикнул: «Тормози!» Сам неспешно зашагал навстречу. Другие следили за ним, подняв карабины.

— И как же мы в Храм попадем? — заметил Белорус. — Вон их сколько снаружи. Внутри должно быть черным–черно от этой братии. Еще не пропустят нас… А, Туран?

— Я о другом думаю. Монах на заставе — там, на окраине, который плату за въезд взял, он же знал про некроз. Сказал про красные флажки. Значит, не сегодня некроз в Киеве завелся.

— Куда прете? Кто такие? — бородач стоял перед машиной, глядя снизу вверх.

Белорус приоткрыл дверцу и вылез на подножку.

— В Лавру, куда же!

— Везем послание брату Крипте, — пояснил Туран, высовывая голову в окно.

Часовой понимающе кивнул — к брату Крипте могли пожаловать и более странные гости. Служба такая. Ворота распахнулись, и «Панч» въехал по двор Лавры. Часовые указали встать под стеной, неподалеку от других ворот — за ними грохотало железо, рычали двигатели. Мастерские, видимо.

— Ступайте за мной, — пригласил монах, — однако оружие здесь оставьте, в обитель чужим с оружием не полагается.

— Не нравится мне это, будем говорить, — заявил Белорус. — Мы же не враги какие, мы с посланием. Через толпы мутантов пробились.

— Не велено, — снова объяснил монах, — все равно ведь не пущу.

Илай выбрался из самохода и сказал:

— А у меня оружия нет. Я человек мирный.

Туран закрепил дробовик под приборной доской, сложил под сиденье пистолеты. Белорус, бурча под нос, последовал его примеру и разоружился. Уходя, «Панч» заперли, продергали на всякий случай ручки на дверцах.

Следом за провожатым пересекли двор и вошли в пристройку с южной стороны обители. Затем — коридор, ярко освещенный солнечными лучами, бьющими в окна. Потом начали спускаться по узкой каменной лестнице. Белорусу это не понравилось, и он тихо спросил Илая:

— Папаша, а Крипта твой, к которому послание, — он кто в Ордене будет? Почему в подвале сидит?

— По следопытовской части, — бросил Илай.

— Следопытовой? — уточнил Белорус, оглянувшись, но ответа не получил.

Этажом ниже было подвальное помещение, там уже ни солнца, ни окошек. Правда, освещение яркое устроено. Монах привел в мрачноватый зал, указал на длинную скамью вдоль стены:

— Здесь садитесь. Брату Крипте доложили. Как решит, так и примет вас.

— У нас послание срочное, — напомнил Белорус. — С боями в Киев пробивались, банды кетчеров и орды мутантские по пути разгоняли, спешили без сна и отдыха…

Монах поднял руку:

— Брат Крипта о вас ведает. Ждите.

С тем и ушел. Делать нечего — гости расположились на лавке. Туран привалился спиной к стене и закрыл глаза. Белорусу не сиделось, он встал, прошелся раз, другой по залу, остановился напротив двери — не той, в которую вошли, а другой, в противоположном конце помещения. Монахи будто того и ждали, дверь распахнулась, вошли двое. Эти были с пистолетами в кобурах на поясах. Попросили встать и быстро обыскали. Оружия ни у кого не нашли, но в кармане Белоруса оставался доминантский инструмент — световой нож.

— Что сие? — поинтересовался монах.

Пока нож не был активирован, он не походил на оружие, продолговатый темный предмет из материала, напоминающего то ли хитин, то ли старую древесину.

— Палка, талисман мой любимый, от мутантов оберег, — без запинки оттарабанил Тим. — На счастье с собой таскаю, из родных краев принес. Чтоб дом не забывался.

— Память — дело доброе, — кивнул монах и отступил к двери.

Вскоре за ней раздались шаги. В зал вошел низкорослый жрец. Плечи узкие, лицо бледное, острый подбородок, прямой нос, в одном глазу монокль — цепочка тянется за ухо.

Жрец близоруко сощурил второй глаз, уставился на гостей. Илай выступил вперед и прогудел:

— Здравствуй, Крипта. Помнишь меня?

Жрец вгляделся в старика.

— Ты? Сюда? — потом обернулся к охране и качнул ладонью. Монахи вышли, аккуратно затворив дверь.

— Илай, тебе сейчас опасно в Киеве, — быстро сказал Крипта. — А кто с тобой? Они знают? Что с Владыкой? Говори!

Старик неторопливо приблизился к монаху, покачал головой.

— Эти, — Илай махнул рукой, — охраняли меня в пути. Я им награду обещал…

— Награду… — Крипта вынул монокль, протер рукавом. — Будет награда, я позабочусь. Дело, дело говори! У тебя послание Владыки?

Илай приблизился и вытащил из–за пазухи мешочек с кохаром.

— Да. — Он развязал тесемки, стягивающие горловину. — Бандиты кохар отобрали, да внутрь не лезли. Люди не желают кохар открывать, потому укрыл там.

Белорус шажок за шажком подошел к старику, вытягивая шею. Илай оглянулся, сверкнул стеклами очков. Белорус принял невинный вид, но глаз не отвел.

— Что, папаша? Я ж с тобой жизнью рисковал, так хоть одним глазком глянуть охота, из–за чего столько шума?

Илай хмыкнул, пошуршал в мешочке темными заскорузлыми пальцами. Выудил маленький предмет и протянул Крипте. Тот ухватил послание — латунную гильзу. Края ее были сплюснуты. Крипта вытащил из кармана складной нож, привычными движениями разогнул края. Гильзу он держал у самого носа и близоруко морщился, доставая клочок то ли бумаги, то ли очень тонко выделанной кожи. Когда развернул, уткнулся в него носом. Прочел, улыбнулся.

— Спасибо, Илай, все верно. Это Владыка писал. Стало быть, жив? И Ежи с ним, секретарь его?

— Оба живые, — кивнул старик. — Баграт велел: дела старосте передать и выступить с отрядом в Московию.

Крипта рассеянно покивал, он снова и снова пробегал глазами исписанный клочок, будто мог прочесть что–то сверх того, что изложено в нескольких строчках.

Туран подошел ближе и встал рядом с Белорусом. Тот толкнул локтем:

— Видал? Серьезное, выходит, дело.

Рыжий чувствовал облегчение — слова о награде прозвучали, Крипта согласен, полдела сделано. Белорус снова ткнул локтем Турана и улыбнулся, он собирался сказать, что, дескать, славно все оборачивается и что пусть монахи тут сами разбираются, а им бы денег получить, да и не путаться под ногами, не мешать Храму исполнять свое дело. Но успел только промолвить:

— Ну вот и хорошо. Так, значит, нам…

— Во имя Создателя! — заорал знакомый зычный голос.

Зал разом наполнился топотом подкованных сапог, лязганьем оружия и шорохом просторных монашеских одеяний. В двери, ведущие к лестнице, быстро, чуть ли не бегом, ворвались жрецы–каратели с оружием наготове — не меньше десятка, за ними вошел Зиновий.

— Во имя Создателя! — снова заорал Зиновий. — Крипта, ты с кем беседу ведешь? Врага в Лавру привел? Мне все ведомо! Не укроешь от меня!

— Какого врага, брате? — возразил Крипта. — То моя служба, мне новости от Владыки Баграта доставили. К чему этот шум? Я нынче созову совет, всем дело изложу.

Рядом с рослым и осанистым Зиновием невысокий Крипта смотрелся совсем бледно.

— Служба? — Зиновий поднял посох, так что на оголовке заблестел украшавший его самоцвет. — Ведомо мне, что в грехах ты погряз!

Он зашагал через зал к Крипте, охранники оттеснили с его пути Белоруса с Тураном. Рыжий возмутился: «Эй, ты чего, полегче, служивый!» — но заработал еще один тычок. Зиновий выхватил из рук Крипты клочок бумаги с посланием и встряхнул перед собой. Белорус что–то бухтел, но Туран уже четко осознал: ситуация враз переменилась, Зиновий — враг. Туран украдкой оглядел монахов, стоящих между ним и дверью, прикидывая, как бы прорваться к выходу.

— Мне все ведомо! — орал Зиновий, зачем–то тряся листком перед сверкающим набалдашником посоха. — Врага в Храме принимаешь! Ты и Баграт твой! С нечистью дружбу водишь!

— Баграт не мой, а наш Владыка…

— Нынче на совете всем глаголить буду! За грехи нам кара вышла, некроз в Киеве объявился! — надрывался Зиновий. — Каяться и молиться! Молиться и каяться! Враг повсюду, а паче всего гордыня — враг в собственной душе! А Баграт твой сгинул!

— Врут тебе враги! А ты к вракам слух преклоняешь! Покайся, брате! Эй, давай сюда возницу! Слушай, Крипта, слушай!

Вооруженные братья, набившиеся в зал, зашевелились, вперед вытолкнули монаха в поношенной запыленной полурясе, понурого, с морщинистым лицом. Он волновался, мял в руках грязную шапку, глядел под ноги — словно опасался поднять глаза.

— Узнаешь, Крипта? — надвинулся на него Зиновий.