Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

Однажды в департаменте Сены и Марны в гостиницу, в которой я остановился, явилась бродячая труппа. Ее составляли отец, мать, две дочери – смуглые краснощекие девушки, которые пели и играли на сцене, не имея ни малейшего представления о том, как это делается, и такой же смуглый молодой человек, походивший на гувернера, который недурно пел и играл. Душой труппы, ее гением была матушка, насколько можно говорить о гениальности в применении к шайке таких бездарных шарлатанов; ее супруг не находил слов, восхищаясь ее комическим талантом. «Видели бы вы мою старуху!» – повторял он, кивая опухшей от пива физиономией.

Вечером они дали представление на дворе конюшни при свете пылающих ламп; этот жалкий спектакль был холодно принят деревенскими зрителями. На следующий вечер, едва зажгли лампы, хлынул сильный дождь, и актерам пришлось наскоро собирать свой жалкий реквизит и ретироваться в сарай, где они жили. Они промокли, озябли, остались без ужина. На следующее утро мой спутник, так же любивший бродячих артистов, как и я, собрал для них небольшую сумму и послал ее через меня, чтобы несколько утешить труппу. Я вручил деньги отцу; он от души поблагодарил меня, и мы вместе с ним выпили по чашке чаю в кухне, толкуя о погоде, дорогах, зрителях и тяжелых временах.

Когда я уходил, комедиант поднялся со шляпой в руке.

– Я боюсь, – сказал он, – что месье сочтет меня попрошайкой, но у меня есть к нему еще одна просьба.

В ту же минуту я возненавидел его.

– Мы опять играем сегодня вечером, – продолжал актер. – Конечно, я откажусь от денег месье и его друзей, которые и без того были так щедры. Но сегодняшняя наша программа действительно хороша, и я надеюсь, вы почтите нас своим присутствием. – Пожав плечами, он вдруг добавил с грустной улыбкой: – Месье понимает тщеславие артиста!..

Скажите на милость, тщеславие артиста! Такого рода вещи мирят меня с жизнью: оборванный, жалкий, невежественный бродяга с манерами джентльмена, и тщеславие артиста, которое питает его уважение к себе!

Но человек, покоривший мое сердце, – это месье де Воверсен. Прошло почти два года с того времени, как я увидел его в первый раз, и я от всей души надеюсь, что буду еще часто с ним встречаться. Вот его первая программка, которую я нашел когда-то на столе перед завтраком и сохранил в память о счастливых днях.

«Уважаемые дамы и господа!

Мадемуазель Феррарьо и мсье де Воверсен будут иметь честь исполнить сегодня вечером следующие номера:

Мадемуазель Феррарьо споет “Крошку”, “Веселых птиц”, “Францию”, “Тут спят французы”, “Голубой замок”, “Куда тебя отвезти?”

Мсье де Воверсен исполнит “Госпожа Фантен и господин Робине”, “Всадников-пловцов”, “Недовольного мужа”, “Молчи, мальчишка!”, “Мой чудак сосед”, “Вот мое счастье”, “Ах, вот как можно ошибиться!”»

Они устроили сцену в углу общего зала. И какой же вид был у мсье де Воверсена, когда он, с папироской в зубах, пощипывал струны гитары и следил за мадемуазель Феррарьо преданным собачьим взглядом! В заключение программы была устроена «томбола» – распродажа лотерейных билетов с аукциона: превосходное развлечение, азартное, как рулетка, но без какой-либо надежды на выигрыш, так что можно не стыдиться своей горячности. В любом случае тут можно только проиграть, и всякий торопился в этом состязании потерять как можно больше денег в пользу мсье де Воверсена и мадемуазель Феррарьо.

Господин де Воверсен – маленький человечек с большой черноволосой головой. Лицо его живо и приветливо, а улыбка была бы более привлекательной, будь его зубы получше. Когда-то он был актером театра «Шатле», но, заболев нервным расстройством от постоянной жары и яркого света рампы, покинул сцену. Во время этого кризиса мадемуазель Феррарьо – в ту пору она звалась мадемуазель Рита из «Алькасара» – согласилась разделить его скитания. «Я не могу забыть великодушие этой женщины», – однажды сказал он. Господин де Воверсен носит такие узкие панталоны, что все, кто его знает, ломают голову над тем, как же он их надевает и снимает. Он пишет акварелью, он сочиняет стихи, он рыболов неиссякаемого терпения и тогда целыми днями сидел в глубине гостиничного сада, без всякого толку забрасывая удочку в прозрачную речушку.

Послушали бы вы, как он рассказывает о случаях из своей жизни за бутылкой вина. Он так хорошо, так охотно говорит, потешаясь над собственными злоключениями, но временами впадает в серьезность – точно человек, который повествует об опасностях океана и вдруг слышит отдаленный рокот прибоя. Ведь, быть может, не далее как накануне сборы составили всего полтора франка, тогда как на железную дорогу было израсходовано три франка да на ночлег и еду еще два. Мэр, человек с миллионным состоянием, сидел в первом ряду, то и дело аплодировал мадемуазель Феррарьо, однако за весь вечер уплатил не больше трех су. Местные власти очень неблагосклонны к бродячим артистам. Увы, я хорошо это знаю, так как меня самого приняли однажды за бродячего актера и посадили по недоразумению в тюрьму. Однажды мсье де Воверсен побывал у полицейского комиссара, чтобы попросить у него разрешения на выступление. Комиссар, покуривавший в приятном безделье, вежливо снял фуражку, когда певец переступил порог его кабинета. «Господин комиссар, – начал он, – я артист…» И фуражка комиссара была тотчас водворена обратно на голову. Вежливое обхождение не для спутников Аполлона. «Так низко они пали!» – пояснил мсье де Воверсен, описывая концом папиросы крутую дугу.

Но больше всего мне понравилась его вспышка, когда однажды мы целый вечер проговорили о трудностях и унижениях его бродячей жизни. Кто-то заметил, что миллиончик в кармане никому бы из присутствующих не помешал, и мадемуазель Феррарьо согласилась, что променяла бы свою жизнь на жизнь миллионерши.

– А я так нет! – крикнул де Воверсен, ударив кулаком по столу. – Кто больший неудачник, чем я? Я служил своему искусству, и служил хорошо, не хуже других, а теперь оно недоступно для меня. Я вынужден разъезжать, собирая гроши и распевая всякие глупости. Но неужели вы думаете, что я недоволен своей жизнью? Неужели вы думаете, что я предпочел бы сделаться жирным буржуа, сытым и спокойным, как откормленный теленок? Ну нет! Когда-то мне рукоплескали на подмостках – это пустяки, но порой, когда в зрительном зале не раздавалось ни единого хлопка, я все равно чувствовал, что нашел верную интонацию или точный выразительный жест; и тогда, господа, я познавал истинную радость, я понимал, что значит сделать что-то хорошо, что значит быть художником и творцом! А познать искусство – значит обрести интерес к жизни, недоступный буржуа, занятому только мелкими делишками. Это как религия!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});