Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович

Этот союз двух сил имел перспективу, ведь их в равной мере обожаемый император также не любил и с открытым пренебрежением относился к интеллигенции, а в членах Союза русского народа видел «истинных русских людей», на которых он только и мог опереться. Николай неоднократно принимал делегации монархистов и на все попытки «открыть ему глаза» на творимые ими погромы и беззакония заявлял: «Буду миловать преданных! Вы моя опора и надежда!»

Каким диссонансом звучат слова С. Ю. Витте о монархистах! «Политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи, и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы. Партия эта, находясь под крылом двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может… Она состоит из темной, дикой массы, вожаков — политических негодяев… Черносотенцы преследуют в громадном большинстве случаев цели эгоистические, самые низкие, цели желудочные и карманные. Это типы лабазников и убийц из-за угла… Черносотенцы нанимают убийц; их армия — это хулиганы самого низкого разряда… И бедный государь мечтает, опираясь на эту партию, восстановить величие России. Бедный государь»[246].

Не зря, не зря и Николай, и Грингмут, и Дубровин, и Иоанн Кронштадтский платили Витте ненавистью, обвиняя его в умалении монархии, в развале и предательстве России. И это был еще один пункт, который всех их объединял.

К лету 1906 года Иоанн Кронштадтский несколько оправился после болезней и стал предпринимать отдельные недальние поездки, в основном в Санкт-Петербург и Москву. В воспоминаниях епископа Арсения (Жадановского) сохранилось упоминание о посещении Иоанном Чудова монастыря в Московском Кремле[247]. Он осмотрел наместническое помещение, в котором его принимал Арсений, будучи тогда еще архимандритом. Прошел по монастырским покоям, осмотрел храмы и помолился у святынь. Особенно его заинтересовала ризница, где хранилось Евангелие, писанное митрополитом Алексием. Долго держа его в руках, он прикладывал святыню к голове, лобызал и восторженно говорил: «Какое мне сегодня счастье — вижу и целую собственную рукопись великого святителя». Затем, приложившись к честным мощам угодника, ласково простился со всеми и уехал.

На другой день Иоанн служил по приглашению в церкви при общине «Утоли Моя Печали». Как и обычно, народу было много. Батюшка служил истово, заражая тем всех присутствовавших. Потом говорил слово при полной тишине и глубочайшем внимании паствы. Не обошлось без хотя и завуалированных, но политических моментов, всеми благосклонно воспринятых. После литургии в квартире начальницы общины был устроен стол для именитых гостей, меценатов и жертвователей. По обыкновению, Иоанн был приветлив ко всем, но к еде почти не притронулся, раздавая со своей тарелки кушанья собравшимся за столом.

Московский день Иоанна был плотно спланирован встречами и служениями, потому он долго не засиживался, а отправился далее — в дома своих почитателей. Ближе к вечеру он приехал к Мироновым. Попив со всеми чаю, во время которого к нему подводили детей, показывали больных и спрашивали советов, он во всеуслышание объявил: «А теперь я почитаю святое Евангелие и немного отдохну». С этой целью батюшка перешел в другую комнату, сел на диван и углубился в чтение, несмотря на то, что взоры присутствующих были устремлены на него. Тут же положив под голову подушку, он задремал…

При прощании отец Иоанн одаривал всех подарками. Архимандриту Арсению, который весь день был рядом с ним, подарил свой дневник «Горе сердца!» с собственноручной подписью и теплый подрясник на гагачьем пуху, покрытый шелковой розовой материей с цветами. Арсений, в свою очередь, поднес ему иконку святителя Алексия. Батюшка поцеловал ее и положил в боковой карман со словами: «Глубоко тронут».

…Политическая жизнь в стране развивалась по своим законам. Николай II был уверен в поддержке православной церкви в тяжелое для монархии время и рассчитывал, что она в ходе предстоящих выборов во Вторую думу сможет оказать влияние на население. Святейший синод и первенствующий его член митрополит Антоний (Вадковский) в августе 1906 года разъяснили духовенству, что и как оно должно делать на местах. «Накануне великого дела выборов в государственную Думу, к участию в которых Державною волей призвано и духовенство, особенно важно направить пастырей ко благу народа и государства, — писал Антоний. — Многие будут приходить к ним, многие будут сулить им и народу все блага земные, лишь бы они подали за них свой голос и к тому же побудили свою паству. И трудно будет пастырю разобраться среди политических распрей и партийных споров. Но нам надлежит указать, что у них есть высшая, непреходящая мера, которой измеряется всякое деяние человеческое. Не на слова, не на обещания, не на широковещательные политические программы пусть обращают они внимание свое, а лишь на то, держит ли приходящий к ним в сердце своем христианский закон любви и правды, соблюдает ли он этот христианский закон в жизни своей и радеет ли о благе Церкви и Отечества. С этим высшим руководством пастырь может смело идти в самый водоворот жизни народной, в уверенности, что он не только сам не ошибется, но и многих колеблющихся и заблудших возвратит на путь спасения, и силой любви своей явится победителем в духовной борьбе со злом, подтачивающим все вековые устои жизни русского народа»[248].

Избирательная кампания во Вторую Государственную думу проходила на фоне хотя и затухающей, но продолжающейся революции. Так, «беспорядки на аграрной почве» в июле 1906 года охватили 32 губернии России, а в августе 1906 года крестьянскими волнениями была охвачена половина уездов Европейской России. Царское правительство окончательно встало на путь открытого террора в борьбе с революционным движением: учреждены военно-полевые суды, сурово преследуются революционеры, приостановлен выпуск 260 ежедневных и периодических изданий, применяются административные санкции к оппозиционным партиям.

Премьер-министр Столыпин в своей политической деятельности все более и более смыкался с национал-монархически-ми организациями. Те, в свою очередь, демонстрировали активность, повсеместное присутствие на российском пространстве и свою готовность стать опорой трону. Задачи участия в думской предвыборной кампании и вопрос о необходимости объединения монархических организаций обсуждались в начале октября 1906 года в Киеве на 3-м Всероссийском съезде русских людей. Съезд был многолюдным — около 500 человек из 60 губерний. Присутствовали все ведущие деятели монархического движения. В адрес съезда пришли приветственные телеграммы от митрополита Московского Владимира (Богоявленского), архиепископа Волынского Антония (Храповицкого), епископа Саратовского Гермогена (Долганова). Ободрительную телеграмму прислал Иоанн Кронштадтский: «Восторженно слежу за речами и деяниями съезда и благодарю от всего сердца Господа, смилостившегося над Россией и собравшего около колыбели русского христианства верных чад Своих для единодушной защиты Веры, Царя и Отечества».

Русская православная церковь плавно дрейфовала в сторону национал-монархического крыла. В ноябре 1906 года Синод одобрил «Правила, определяющие отношения церковной власти к обществам и союзам, возникшим в недрах православной церкви и вне ее, и к общественно-политической и литературной деятельности церковных должностных лиц». Тем самым от Церкви безжалостно отсекались все те из духовенства, кто был замечен в политической нелояльности и в церковном либерализме. Среди них, можно с уверенностью назвать, — священники К. Агеев, В. Свенцицкий, Григорий Петров, архимандрит Михаил (Семенов), епископ Антонин (Грановский), профессор Киевской духовной академии В. Экземплярский, а также общественные деятели — С. Булгаков, В. Эрн, Н. Бердяев, которые критиковали казенную Церковь и призывали ее «обновиться», приблизиться к нуждам простых верующих, «перестраиваться» на идеях христианского социализма — движения, зародившегося во Франции в 30—40-х годах XIX века, наиболее ярким представителем которого был бывший католический священник Ф. Р. Ламенне[249].