Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович

Итоги выборов свидетельствовали о возрастающем влиянии националистов и монархистов и об активном вступлении в политику Русской православной церкви. Не зря печать именовала Третью думу «национальной», «русской». Во вновь избранной Думе около 150 депутатов представляли монархические и национальные организации и могли рассчитывать в союзе с другими правыми фракциями сформировать блок, на который мог опираться Столыпин.

Наличие клерикально-политических притязаний Церкви подтверждает тот факт, что в канун начала работы Думы в церковных кругах активно обсуждался вопрос о возможности формирования самостоятельной православной фракции, дабы отстаивать интересы Русской церкви. Но эта идея не нашла поддержки в высших сферах. Православную церковь представлял уже 51 человек, в том числе два епископа. Однако «лицо» «православных депутатов» кардинально поменялось. Если в Первой и Второй думе священники-депутаты — как правило, от сельских приходов — выражали настроения беднейшей паствы, а некоторые из них примыкали к «трудовикам», сочувствовали социал-демократам и «заражены» были идеями «христианского социализма», то теперь это были епархиальные миссионеры, ректоры духовных семинарий, благочинные, не стеснявшиеся публично заявлять о своих правых убеждениях. В обиходе эту Думу даже называли «фиолетовой» — по цвету одежды духовенства. Депутаты-священники, примыкая к правым и национальным фракциям, вошли в составы комиссий для обсуждения наиболее важных с точки зрения Церкви проблем — вероисповедную, народного просвещения, бюджетную, аграрную. Их парламентская деятельность координировалась церковными органами, и жили они в здании Митрофаниевского подворья. Здесь, как впоследствии вспоминал митрополит Евлогий (Георгиевский), «…мы сообща разрабатывали законопроекты, привлекая, когда надобилось, известных канонистов и профессоров. По праздникам и воскресным дням, довольно торжественно, соборне совершали богослужение, привлекая массу богомольцев»[255].

Так что можно утверждать, что Столыпин — политическими средствами, а Иоанн — средствами церковными формировали Третью думу. Это была та Дума, о которой С. Ю. Витте писал, что ее реальный хозяин — Столыпин — представил возможность говорить о чем угодно, только не касаться вопросов ситуации в стране, где правил «режим белого террора и полного административного произвола»[256]. Суть «сбережения» Столыпина на премьерском посту состояла в том, чтобы, сохраняя некий внешний флер эволюционизма и конституционализма, вести дело к восстановлению и укреплению поколебленной в годы революции власти царя и первого российского сословия — дворянства. И именно отсюда лозунг: «Сначала успокоение, потом реформы», в чем-то перекликавшийся с идеей «безмолвной замороженной России» Николая I. Не случайно Третья дума получила в народе еще одно наименование — «господская Дума» или «контрреволюционная Дума».

На фоне возрастания политической активности монархического движения Иоанн Кронштадтский приобретает все большую публичность и популярность как выразитель правомонархических взглядов внутри Церкви. 15 октября 1907 года постановлением Главного совета Союза русского народа его избирают пожизненным почетным членом организации. 19 октября, в день его ангела, депутация союза во главе с графом Э. И. Коновницыным прибыла в Кронштадт. Иоанну поднесли грамоту, в которой говорилось: «Главный Совет Союза русского народа единодушно призывает Тебя, почитаемый пастырь, оказать делу служения его на благо великой Русской народности непрестанную молитвенную защиту перед Престолом Бога Вечного, Ему же Ты, Отче, служил уже 52 года, яко верный сын Царя и Церкви Христовой. Алкая и жаждая духовной близости к тебе и единения с Тобою, Добрый Пастырь, Главный Совет Союза русского народа… избрал Тебя единогласно в свои почетные члены». Вот это «алкая и жаждая духовной близости…и единения» и было нервом, определявшим взаимозаинтересованность монархистов и Иоанна. Вслед за этим избранием последуют «почетные приглашения» и от других монархических организаций. По словам самого Иоанна, он состоял не менее чем в тысяче отделов Союза русского народа.

19 ноября 1907 года Иоанн документально оформляет свои отношения с Союзом русского народа. Он подает в союз заявление следующего содержания: «Желая вступить в члены Союза русского народа, стремящегося к содействию (всеми законными средствами) правильному развитию начал Русской церковности, Русской государственности и Русского народного хозяйства, на основах Православия, Неограниченного Самодержавия и Русской Народности, — прошу, как единомышленника, зачислить и меня». На бланке под рубрикой «подпись лица рекомендовавшего» рукой самого Дубровина написано: «не требуется». Так Иоанн становится «полным» членом союза и получает членский билет за номером 200787[257]. Таким своим шагом он фактически вынудил и Синод реагировать на «желание» духовенства вступать в ряды Союза русского народа. В 1908 году Синод официально разрешил духовным лицам состоять в союзе и, как сообщала печать, более тридцати епископов, а также сотни и сотни приходских священников вошли в эту монархическую организацию. Позиции союза особенно сильны были в Москве, поскольку московский митрополит Владимир имел к нему тяготение, всячески его поддерживал и в частных беседах с разными лицами прямо рекомендовал им записываться в этот союз. Когда же ему возражали, что Синод — по крайней мере для учителей духовноучебных заведений — издал запрещение вступать в какие-либо партии, Владимир наивно отвечал: «Да разве Союз — партия?

Это — весь русский народ. Кто чувствует себя русским, тому естественно быть членом Союза русского народа»[258]. Имеющиеся данные об общей численности союза на этот период в различных работах указываются примерно одинаковые — более четырехсот тысяч человек.

В какой-то мере этот оформленный союз был и закономерным, и вынужденным. Годы 1905—1907-е подтвердили и публично выявили неразрывность самодержавия и Русской церкви. И вместе с тем они провели водораздел в обществе между сторонниками и противниками политико-религиозного статус-кво в России.

Здесь весьма уместно привести тонкие наблюдения В. М. Гессена по поводу общности и противоположности взглядов правительственных (реакционных) кругов и представителей прогрессивного движения. В своей чрезвычайно интересной, полезной и в наше время книге «На рубеже» он засвидетельствовал: «Различно оценивая общественные явления современной действительности, прогрессивное направление сходится с реакционным в одном: так жить, как мы теперь живем, невозможно! Разобщение между правительством и обществом достигло своего апогея. Не считаясь с насущными потребностями общественной жизни, бюрократия ведет свою собственную самодовлеющую политику, идущую вразрез с политическими требованиями русского общества. Общество ждет от государства культурно-просветительной деятельности, — бюрократия увлекается химерами колониальной политики. Общество жаждет мира, — бюрократия ведет войну. Общество требует широкого простора для общественной инициативы, — бюрократия насильственно втискивает жизнь в прокрустово ложе канцелярских шаблонов. Общество требует политической и личной свободы, — бюрократия строит свое господство на административном произволе. Общество требует социальных реформ, — бюрократия опутывает жизнь полицейским законодательством»[259].

Нельзя не согласиться с итоговыми выводами автора: реакционные и прогрессивные круги одинаково отрицательно относятся к современной политической реальности, одинаково сознают неизбежность коренной ее ломки, но на вопрос: в чем же должна заключаться реформа, дают диаметрально противоположные ответы. Реакционное направление видит спасение в политическом закрепощении русского народа, а отсюда всяческое усиление власти; прогрессивное движение заявляет радикальную программу политического освобождения русского народа[260].

Внутри православной церкви сформировалась и заявила о себе крайне правая часть епископата, приходского духовенства и мирян, пошедшая на союз и совместную политическую деятельность с крайне правым политическим крылом[261]. И именно только эта церковно-политическая реальность безоговорочно поддерживала Иоанна Кронштадтского, и сам он только у нее мог искать и надеяться получить поддержку. Других союзников, сторонников и защитников у Иоанна не было.