Ушма - Алексей Наумов

в глубине сплетения ветвей виднеются глаза…

Я заметался меж ручьев и разливающихся луж, не решаясь наступать в чёрную воду, потому что мне казалось, что под её поверхностью скрываются какие-то подвижные существа, скользящие там как стая угрей.

Перепрыгнув пару небольших ручьев, я начал пробираться к группе домов на пригорке, куда по моим расчётам вода не должна была быстро добраться. Мне показалось, что туда же метнулась и пара теней, но мой выбор был невелик. Оживающие коряги и льнувшая к моим следам чёрная вода наполняли меня первородным ужасом. К тому же, до моих ушей донёсся какой-то новый звук. Будто бы несколько человек медленно брели в мою сторону по колено в воде и негромко пели какую-то заунывную песню, от которой сводило зубы… Я посмотрел в ту сторону и увидел в обрывках тумана угрюмую процессию, медленно приближающуюся со стороны болот. Мне было довольно одного взгляда, чтобы увидеть, что один из её участников был почти вдвое выше остальных и понять, кто это…

Я побежал к домам что есть духу. Ближайший из них сильно накренился и в любой момент мог обрушится, поэтому я кинулся к соседнему. Забор давно сгнил и калитка висела на одной петле, но когда я хотел пройти по густой болотной траве к крыльцу, обнаружил, что там несметное количество крупных ползучих гадов, не то змей, не то пиявок. Они явно хотели познакомиться со мной поближе, поэтому я вновь выскочил на улицу и бросился к третьему дому. Журчание воды заглушало мои шаги, но процессия была всё ближе. То, что я принимал за напев, на деле оказалось многоголосым стоном, от которого стыла кровь в жилах.

Я вскочил на покрытое мхом крыльцо и попытался открыть дверь, но она вспухла от влаги и буквально вросла в косяк. Несколько стёкол на веранду были выбиты и я не раздумывая скользнул туда. Внутренности дома кишели жуками и мокрицами, сновавшими по чёрной плесени, покрывающей пол и стены. Под ворохом тряпья в углу скрывались твари размером с крыс, но мне было не до них. Вода всё прибывала, постепенно подбираясь к дому. Шаги Ушмы звучали ближе и ближе, а протяжный, булькающий стон сводил с ума.

Я попытался вскарабкаться на второй этаж по узкой деревянной лестнице, но она прогнила так сильно, что ступени тут же проламывались под моими ногами одна за другой. Дверь в гостиную была открыта и я бросился внутрь. Часть потолка в комнате обрушилось, под весом большой кровати, образуя своеобразный помост. Я стал карабкаться наверх по прогнившим тряпкам, гнилым подушкам, ужасающим насекомым и прочей гадости, моля только об одном, чтобы это шаткое сооружение не рухнуло и не выдало меня с головой. Мелькнувшая за окном угловатая тень придала мне прыти. Я взлетел на второй этаж и забился в дальний угол как одноклеточное.

Наверху было чуть суше и не так много насекомых. Стены и потолок были покрыты вспученной, расслоившейся и почерневшей фанерой. Местами был виден каркас крыши, по счастью довольно крепкий и вываливающиеся комья утеплителя. У стены стоял узкий стол, небольшой самодельный шкаф с двумя дверцами, несколько стульев и ворох какого-то тряпья. На книжных полках догнивали книги и журналы. Стену напротив меня украшал небольшой гобелен, на котором ещё угадывались силуэты оленя и преследующих его всадников.

Большая часть стёкол в окнах уцелела, но они были такие грязные, что в комнате царил густой полумрак. Только в паре месте рамы были пусты и поэтому в доме гулял неуловимый сквозняк. Впрочем, легче от этого не было: под самым потолком висело несколько отвратительных кожистых созданий, похожих на вывернутых наизнанку летучих мышей, от которых шёл сильный запах падали. Время от времени твари начинали копошится, гадить на пол и издавать хриплые звуки, после чего снова затихали.

Дождавшись такого момента, я привстал и осторожно выгляну наружу. Кошмарная процессия как раз приближалась к тому месту, где я был несколько минут назад.

Мутная вода покрывала всю улицу и часть соседних участков. По ней, как большая клякса, скользила пелена гладкой чёрной вода, по которой шествовала Хозяйка со своей свитой, не оставляя на её поверхности ни малейшей ряби.

Впереди двигалось пять жутких изогнутых существ, которые я сначала принял за бесхвостых борзых. Но затем, когда одна из них остановилась, встала на задние лапы и стала шумно принюхиваться, я понял, что ошибался. Это были скрученные и обезображенные люди, неясно мужчины или женщины, частично сросшиеся с корягами, так что когда они опирались на чёрные, узловатые руки, то действительно имели сходство с собаками. Очевидно, что каждый шаг давался им с болью и они хрипло стонали, свесив чёрные языки из разорванных ртов. Издалека они все казались одинаковыми, но я обратил внимание, что некоторые были чуть крупнее, другие более подвижны, а первая, очевидно главная среди них борзая, что продолжала стоя нюхать воздух, не имела половины передней левой лапы.

Следом за борзыми, явно стараясь держаться от них подальше, ковыляла страшно изувеченная девочка в салатовом платье — теперь рваном и перепачканном чёрной кровью. Она брела припадая на перебитую ногу, с вывернутыми руками и окровавленном лицом, а её спина была сплошным месивом гниющего мяса, в которое, время от времени, шедшая сзади Хозяйка втыкала как копьё свою ужасную чёрную руку. Каждое касание вызывало мучительный стон девочки и булькающий скулёж у оглядывающихся на неё борзых.

Очевидно, что страх перед гончими у девочки был столь велик, что она предпочитая терпеть издевательства ведьмы, нежели упасть и быть отданной им на растерзание, но её участь была предрешена. Несмотря весь окружающий меня кошмар, я почувствовал к ней жалось, хотя и понимал, что это она помогла увести Анюту и ещё невесть скольких других людей и передать их в лапы ведьмы. Но теперь наставал её черёд — вскоре она будет брошена на адским псам, и сгинет без следа, освободив своё место в этом ужасающем чистилище кому-то ещё.

Ушма двигалась в полный рост, распрямившись настолько, насколько это ей позволяло её уродливое тело. Кошмарная, угловатая, отталкивающая, безжалостная и зловонная, как самые жуткие недра болот, она шествовала возвышаясь над всеми и вода как чёрная мантия струилась за ней. Только её левая рука, белая и изящная, будто бы жила отдельное жизнью. Слегка согнутая в локте и немного вытянутая вперёд, она словно несла саму себя, а с её тонких пальцев беспрестанно срывались прозрачные капли воды. Они ударялись о чёрную воду и разбивались вдребезги, не оставляли на ней следа, а лишь