Антисвинизм. Чёртов узел - Наум Баттонс

и козы. То же происходило в традиционных местах проживания и других животных.

Коммод в какой-то момент решил, что все эти войны и революции пора прекращать. Он видел, что в каждом сообществе животных хозяйничают свиньи. Он видел, что эти свиньи только разлагают и развращают других животных, разрушают их уклад жизни и жилища. При этом все животные и птицы только деградируют, превращаясь в обычных потребителей. Ему было бы на это наплевать, но среди собак, а точнее среди их сук, стали происходить аналогичные явления.

Суки безоглядно увлекались свинским бездарным искусством, пропитывались свинскими идеями равноправия, свободы, безмерного потребления и отвращения к физическому труду. Для сук стали второстепенными такие вопросы, как принадлежность к породе, они стали толерантны к другим видам животных, считая, что все одинаковы и равны. Более того, суки стали подвергать сомнению права собак на силу и руководство другими животными, всё больше соглашаясь с идеей, что это удел и право свиней. Но и это было не самое страшное для Коммода. Страшнее было то, что он видел, как суки все эти взгляды и мысли стали медленно, но верно вбивать в головы своих кобелей.

Всё чаще Коммод стал слышать от своих соратников, что они в данный момент чего-то не могут или не хотят сделать, ибо заняты делами своей жены, что им надо выгуливать щенят или выполнить супружеский долг. Всё чаще до его ушей стали доходить сообщения о том, что тот или иной его соратник вместе с супругой посещал свинские литературные или артистические собрания, всякие светские вечеринки, где в их уши вливались ценности, противоречащие принципам и ценностям ордена силовиков. Изначально Коммод не придавал большого значения этим известиям об изменениях в мировоззрении и поведении подчинённых. Но затем, стал жёстко пресекать любые формы неповиновения. В качестве палача, осуществлявшего наказание, был всё тот же Ник Бэри, который мог спокойно отходить плёткой любого кобеля или суку.

Сам Ник стал «верным псом» Коммода. Случилась эволюция наоборот. Коммод всё время держал его при себе, ни на минуту не отпуская далеко от себя. Всё это вызывало недовольство у других собак, особенно тех, которые раньше были особо приближены к Коммоду.

Самое печальное для Коммода было то, что он оказался как бы в изоляции, в одиночестве. Вроде бы, с ним все были очень любезны и подобострастны, особенно свиньи, но в то же время он всё чаще читал в глазах и в жестах подданных и подчинённых едва заметные пренебрежение и неприязнь. У него стало складываться мнение, что вокруг него зреет заговор.

Порки провинившихся кобелей и сук становились всё чаще и, наконец, Коммод понял, что пора «проливать кровь». Без этого ситуация грозила выйти из-под контроля.

В процессе не прекращавшихся междоусобиц между различными сообществами животных, которые разжигались и подстрекались живущими в них свиньями, хозяйство стало быстро приходить в упадок. Праздники, затем ссоры, а затем опять праздники в честь примирения, привели бывшее хозяйство Стива в крайне плачевное состояние. Кругом царили грязь, загаженность, распущенность, озлобленность, сопровождаемые бесконечными карнавалами и бездарными свинскими концертами.

А ведь прошло совсем немного времени по человеческим меркам со дня победоносного восстания, а затем и великолепной победы над полицейским отрядом. Но для животных, для которых жизнь более скоротечна, чем для людей, времени прошло значительно больше.

Коммод понимал, что дальше так продолжаться не может. Он видел, что близок момент, когда люди придут сюда опять и уже более подготовленные, более решительно настроенные и более беспощадные. Второй раз так просто застать врасплох вооружённый отряд уже не получится. Да и силами разложившихся и распущенных животных, даже при поддержке собак и полной мобилизации свиней, уже не одолеть даже такой же по количеству отряд, вооружённый огнестрельным оружием и подготовленный к отражению атаки животных.

«И вообще, – думал Коммод, – это население уже исчерпало себя! Оно не оправдало моих надежд и его надо бы поменять. Разложение бездельем, нищетой и бездарной свинской культурой не привело, как я мечтал, к вечной и безграничной власти. Наоборот, это только приблизило её неминуемый конец. Всё это оказалось на руку Каифе и его соплеменникам. Этим ребятам абсолютно наплевать, что станет с другими животными и птицами, им наплевать на это хозяйство, они не думают о последствиях и посвящают свою жизнь только безделью и удовольствиям. Мне, честно говоря, тоже наплевать на других животных. Они все «овощи» и почти все глупы. Они тупые вырожденцы и абсолютно примитивны. Но мне не наплевать на хозяйство, на собак и на мою власть! Хряку, Каифе и его приближенным плевать даже на своих собратьев свиней. И не только на тех, кто остался жить в своём родном свинарнике, но и на всех расселившихся сородичей. А ведь эти повсеместно расселившиеся свиньи и есть оплот их богатства, власти, безбедного существования и всеобщей веры в них, как в богоизбранных тварей».

«Старый Хряк с Каифой разлагают моих сородичей! – продолжал размышлять Коммод. – Они не думают даже о том, что их некому будет в случае чего защищать. Полицию разлагать нельзя! Они думают лишь о том, каким способом устранить от власти меня и собак, а потом единолично править хозяйством. Разлагают сук, а те, в свою очередь, растлевают моих бойцов и подрастающих щенков. Идиоты! Они не понимают, что Соломон, а потом и я, предложили самые для них выгодные правила игры. Кто они без меня? Кто они без моей воли, силы и агрессии? Просто жирные куски сала, которых, если бы не страх передо мной и моими волкодавами, другие животные выкинули бы вон из хозяйства сразу же после выступления кота Альфонса. А ведь был случай, когда жеребец Эрих сколотил союз из нескольких сообществ животных против свиней. Местных, которые жили среди них, поубивали и повыгоняли, а затем дружно направились на штурм дворца. Старый Хряк с Каифой тогда забились под кровать Стива и визжали там от страха за свои шкуры. У этих тварей была паника, и они уже готовились принять смерть лютую. Оно бы так и произошло, если бы не моя железная воля, храбрость собак и не моё господство над человеком в виде Ника Бэри, который с помощью ружья и пистолета пристрелил Эриха и разогнал эту толпу, а собаки рвали на кусочки спасающихся бегством.

Хотя, по правде сказать, Каифу вместе с верховным правителем надо было бы тогда скормить бунтовщикам! Эриха мы потом посмертно судили и прокляли, как последнего антисвинита, врага бога и всего животничества. Я тогда заставил Ника застрелить взятую нами в плен бывшую его