Новые безделки: Сборник к 60-летию В. Э. Вацуро - С. Панов

«Вздохи», «нежные слезы» — это прямая перекличка с Вяземским, а вот «князь Шальной» — это, скорее, от Батюшкова. Именно он, который терпеть не мог Шаликова, так называл его в письме к Вяземскому: «А эти шальные Шаликовы хуже шмелей! И посмотри, чем разродится его „Аглая“. Гром и молнию бросит он на нас…»[528] Пушкин в лицейских сатирических стихах все-таки предпочитал осмеивать «беседчиков» и «староверов» («Шишков, Шихматов, Шаховской…»).

Среди бумаг Пушкина 1821 года сохранились черновики незаконченного стихотворного послания к Вяземскому «Язвительный поэт, остряк замысловатый…», в которых неоднократно упоминается Ш<аликов>. В окончательной (предположительной) реконструкции послания читаем:

Блажен Фирсей рифмач миролюбивый,Пред знатью …. покорный, молчаливый,Как Ш<аликов> добра хвалитель записной,Довольный изредка журнальной похвалой,Невинный фабулист или смиренный лирик…

(ПСС, XVII, 2, 679–680)[529]

Среди зачеркнутых вариантов вместо хвалитель записной имеется: любезник записной, союзник записной и готовый пламенеть добра союзник записной. Эти варианты представляются интересными. В восприятии Пушкина князь Шаликов — «невинный фабул ист», «смиренный лирик», «записной хвалитель добра». Все это в противоположность Вяземскому, который умел «разить невежество» «грозной рифмой». Сам Пушкин хотел бы быть таким же грозным «сатириком». Тем не менее противопоставленный этому Шаликов вовсе не осмеян Пушкиным, поскольку он все-таки «хвалитель» и «союзник» «добра».

В литературных страстях и пристрастиях 1810–1820-х годов А. С. Пушкин разбирался с легкостью, несмотря на юный возраст, и в отношениях к писателям-современникам имел подчас свои собственные, не совпадающие с друзьями симпатии и антипатии. Что касается князя Шаликова, то у А. С. Пушкина, кроме представления о нем Вяземского и Батюшкова, были еще и рассказы дяди В. Л. Пушкина, которого связывала с Шаликовым многолетняя дружба. Конечно, и В. Л. Пушкин посмеивался над экзальтированными любовными нежностями в стихах своего приятеля, но уважал в нем сверстника-поэта, «союзника», с которым вместе сражались под знаменем Карамзина. Несомненно, В. Л. Пушкин давал племяннику издания Шаликова, и А. С. Пушкин читал что-то из его сочинений.

В «Послании к цензору» 1822 года Пушкин, издеваясь над цензором A. С. Бируковым, упоминает многих своих современников-писателей, страдавших от цензуры или не пропущенных в печать. В числе их и B. Л. Пушкин с его «Опасным соседом». Рядом с ним упомянут Шаликов, в котором только глупый цензор может увидеть «вредного человека» (СС, II, 123).

В письмах из ссылки к П. А. Вяземскому, Л. С. Пушкину, А. А. Бестужеву А. С. Пушкин неоднократно вспоминает князя Шаликова. Он для него и иронический символ любовных излияний[530], и поэт, разыгрывающий в стихах «невинность» в угоду «прекрасному полу»[531]. Эти иронические замечания вовсе не означают враждебности.

В письме к Вяземскому от 14 октября 1823 года по поводу цензурных искажений в «Кавказском пленнике» Пушкин просит напечатать первую строку предпоследней строфы следующим образом:

Все понял он… Прощальным взором

Это многоточие, которого нет в последующих изданиях поэмы[532], потерялось, а Пушкин придавал ему в 1823 году какое-то значение, предлагая поставить «несколько точек, в роде Шаликова»[533]. Как видим, Пушкин читал Шаликова, часто прибегавшего к подобным многоточиям, и даже в своем поэтическом синтаксисе хотел воспользоваться шаликовским приемом.

В Михайловском, работая над первыми главами «Евгения Онегина», Пушкин часто в письмах отпускал острые иронические шутки иногда даже и не совсем в подходящих ситуациях. Зимой 1824 года умерла его тетка Анна Львовна, сестра В. Л. Пушкина. А. Л. Пушкина оставила по завещанию некоторую сумму Ольге Сергеевне Пушкиной. А. С. Пушкин, поздравляя сестру с этом приобретением, пишет: «Au vrai j’ai toujours aimé ma pauvre tante et je suis faché que Chalikof ait pissé sur son tombeau»[534]. Пушкин, очевидно, прочел в «Дамском журнале» весьма неудачное послание князя Шаликова «К Василию Львовичу Пушкину. На кончину сестры его, Анны Львовны Пушкиной», где были следующие слова:

Брат лучший, лучшую утративший сестру!Я знаю, слез, тобой струимых, не сотру…[535]

Посмеяться над неудачным эпитетом к традиционно сентиментальному слову «слезы» Пушкин, конечно, не преминул. Но, как видим, выходящий с начала 1823 года «Дамский журнал» князя Шаликова он иногда читал. Последующие письма показывают, что сама идея издания журнала для женщин представлялась Пушкину «большой заслугой» Шаликова.

В сентябре 1824 года, готовя к печати первую главу «Евгения к Онегина», Пушкин, как известно, приложил к ней в качестве предисловия «Разговор книгопродавца с поэтом». В этой первой редакции «Разговора…» на призыв Книгопродавца писать для женщин Поэт отвечает:

Самолюбивые мечты,Утехи юности безумной!И я, средь бури жизни шумной,Искал вниманья красоты.Глаза прелестные читалиМеня с улыбкою любви;Уста волшебные шепталиМне звуки сладкие мои:Но полно; в жертву им свободыМечтатель уж не принесет;Пускай их Шаликов поет,Любезный баловень природы.[536]

Как видим, Пушкин не только вполне серьезно говорит о Шаликове как о поэте любви, но не отказывает ему и в поэтическом таланте: «любезный баловень природы».

В более ранней редакции было:

Но полно! в жертву им свободыМоя душа не принесет,Пускай их Ш<аликов> поетРоскошный баловень природы.

(ПСС, II, 841)

Из писем к Вяземскому выясняется, что брат Пушкина, Лев Сергеевич, иронически относящийся к Шаликову, предлагал другой вариант: «…увидев у меня князя Шаликова, — пишет А. С. Пушкин, — он присоветовал мне заменить его Батюшковым, я было и послушался, да стало жаль, et j’ai remis bravement Chalikof! Это могу доказать черновою бумагою»[537]. Действительно, в зачеркнутых вариантах черновиков «Разговора…» есть строки:

Пускай их Б<атюшков> поетЛюбезный баловень природы.

Пушкин отверг Батюшкова, но сохранил эпитет: так о Шаликове вместо: роскошный стало любезный.

А. С. Пушкин, конечно, предполагал, что некоторые его друзья, иронически относящиеся к Шаликову, в частности П. А. Вяземский, будут удивлены столь сочувственным упоминанием в «Разговорю…» имени Шаликова. В письме к Вяземскому от 19 февраля 1825 года Пушкин писал: «Ты увидишь в Разг. Поэта и Книг. Мадригал Кн. Шаликову. Он милый поэт, человек достойный уважения и надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна. Он именно Поэт прекрасного пола. Il a bien mérité du sexe, et je suis bien aise de m’en être expliqué publiquement»[538].

Первая глава «Онегина» с «Разговором…» вышла в феврале 1825 года, а в № 8 «Дамского журнала» (вышел в апреле 1825) Шаликов напечатал стихотворение «К Александру Сергеевичу Пушкину на его отречение петь женщин», где реагировал не столько на комплимент Пушкина в свой адрес, сколько поэтически «обвинял» его в измене «грациям», «харитам», «сиренам». Он предлагает Пушкину «вечно» воспевать женщин, чьи «ножки»,

                            …конечно,Не хуже головы мужской,Набитой спесью, чванством вечноИ тем не менее — пустой![539]

Так Шаликов остался верен самому себе: несомненно, польщенный пушкинским «мадригалом», он сделал вид, что обиделся на Пушкина за женщин. Впрочем, во всех критических заметках «Дамского журнала» о Пушкине неизменно говорилось с большими похвалами[540].

В письме к Вяземскому от 25 мая 1825 Пушкин, еще не прочитав стихов Шаликова, удивлялся, что Шаликов как будто «обижается моими стихами»[541]. Возможно, Пушкин получил какие-то сведения от гостившего у него Дельвига. Однако в 1829 году во втором издании первой главы «Онегина» с «Разговором…» Пушкин не снял «мадригала» Шаликову. Он заменил его имя на нейтральное «юноша» лишь в 1835 году, печатая «Разговор…» в четвертой части своих «Стихотворений» как заключительное послесловие ко всему собранию. Из первого полного издания «Евгения Онегина» в 1833 году Пушкин, как известно, «Разговор…» исключил.

Осенью 1826 года А. С. Пушкин получил, наконец, разрешение бывать в Москве. Зиму 1826–1827 года он провел бурно, общаясь с друзьями после долгого вынужденного перерыва. Тогда же состоялось его личное знакомство с князем Шаликовым. Он встречал его и в доме своего дяди, и у П. В. Нащокина, и в доме Ушаковых. В альбоме сестер Ушаковых сохранились рисунки Пушкина и среди них знаменитый дружеский шарж Пушкина на Шаликова[542]. Шаликов изображен в профиль во фраке, с неизменной лорнеткой, лицо добродушное с характерным большим грузинским носом, на котором можно видеть что-то похожее на цветок.