Что приносит тьма - К. Харрис

Девлин просунул кончик лезвия в ближайший к каминной топке стык.

– Если удастся найти защелку… – Он замолчал, почувствовав, как острие кинжала уткнулось в металл. Себастьян медленно и осторожно производил манипуляции с замком сначала в одном направлении, затем в другом. Передвинув лезвие под язычок, он нажал вверх и услышал негромкое «клац».

Панель скользнула в сторону.

– Полагаю, это жульнический прием, но все равно впечатляет, – отметила Геро.

– Спасибо.

Сунув кинжал обратно в ножны, Девлин толкнул панель, открывая пошире.

Помещение, размером примерно шесть на восемь футов, было пыльным и пустым, не считая двух окованных железом деревянных сундуков, корзины с маленькими стеклянными пузырьками, закупоренными пробкой, и сыроватого пятна, до сих пор заметного на плитах сразу за порогом древней каморки. В спертом воздухе замкнутого пространства запах мочи ощущался острее.

Геро наморщила нос:

– Думаешь, кого-то закрыли здесь так надолго, что он не смог утерпеть?

Внимание Девлина привлекла скомканная тряпица, лежавшая сбоку от проема. Подняв ее, он обнаружил, что держит дешевое изделие из пожелтевшего муслина и китового уса, с растрепанными от длительной носки завязками.

– Благие небеса, – охнула Геро. – Это же женский корсет.

Себастьян передал одежку ей.

– Такой маленький… – Виконтесса подняла глаза, встречаясь взглядом с мужем: – Думаешь, он принадлежит хозяйке синих атласных туфелек?

Девлин, развернувшись, посмотрел на длинную старомодную переднюю. Человек, запертый в «патерской норе», отлично мог бы видеть все происходившее в комнате… если имелся глазок.  

Найти отверстие, искусно проделанное в узоре панельной обшивки, заняло не больше минуты.

– Подозреваю, Эйслер запихнул сюда свою гостью – и большую часть ее одежды, когда их прервал чей-то стук в парадную дверь, – предположил Себастьян. – Девушка, вероятно, подсматривала в глазок, когда посетитель застрелил старика, и так перетрусила, что даже обмочилась. Йейтс утверждал, что ворвался в дом, как только услышал выстрел, и Перлман явился буквально следом за ним.

– А куда же подевался убийца?

– Мог тут же выскочить через черный ход. Или спрятаться за шторой, пока Йейтс и Перлман не ушли, а потом сбежать.

– А за ним и твоя синеатласная Золушка, которая уронила корсет и не посмела задержаться, даже чтобы захватить свою обувь. Вероятно, она очень испугалась.

– А кто бы не испугался?

Геро кивнула. Она сложила маленький, поношенный корсет так бережно, словно изысканную и дорогую вещь.

– Выходит, ей известно, кто убийца.

– Пускай она не знает его имени, но наверняка сумеет опознать внешность.

Жена с посерьезневшим лицом подняла глаза:

– Вопрос в том, известно ли про Золушку преступнику?

– Надеюсь, нет.

ГЛАВА 54

В большем из двух сундуков обнаружились стопки журналов в потертых кожаных переплетах.

– Недостающие бухгалтерские книги? – заглянула Геро через плечо мужу, листавшему верхнюю из них.

Он кивнул.

– Красноречивый факт, правда? Бесценные полотна итальянских художников пятнадцатого века и великолепные греческие статуи пылятся по всему дому, зато гроссбухи припрятаны подальше.

Девлин перешел к меньшему сундуку. В нем содержался странный набор предметов, каждый из которых был тщательно замотан в лоскут белого или черного шелка и перевязан бечевкой. Виконт развернул табакерку, флакон с нюхательной солью и золотую цепочку с медальоном, из тех, какие мужчины преподносят своим избранницам в качестве свадебного подарка. Только в этом случае эмалевый узор на крышечке изображал золотую корону и три белых пера принца Уэльского.

Себастьян поднял находку.

– Взгляни.

– Принни? – потянувшись к медальону, Геро открыла его. Внутри лежал золотисто- рыжий локон.

– Кажется, теперь мы знаем, что было нужно Эйслеру от принцессы Каролины.

– Медальон с прядью волос принца-регента? Но… зачем? Эта вещица не имеет большой ценности.

– Для того, кто увлекается магическими «действиями» с целью увеличить свое богатство и снискать королевское благоволение, еще как имеет.

Виконтесса заглянула в сундук:

– Так вот что здесь такое? Личные вещи могущественных людей, на которых Эйслер надеялся повлиять, наложив заклятия?

– Повлиять или погубить.

Геро присела на корточки возле корзины.

– А там что? – спросил Себастьян, наблюдая, как она берет одну из небольших склянок.

– Похоже на флаконы, наполненные… – жена открыла пробку и принюхалась, – землей. Очень любопытно, – повернула она пузырек к свету. – На каждом ярлык с именем. Вот на этом написано «Альфред Донсей».

– Я знавал Донсея. В прошлом году он вышиб себе мозги. Говорят, был в долгах как в шелках.

Виконтесса подняла еще один флакон.

– А здесь указано «Стенли Бенсон». Не тот ли сын баронета, который минувшей зимой перерезал себе горло?

Себастьян кивнул.

– Ходили слухи, будто Бенсон попал в лапы какого-то ростовщика.

– Бог мой, – уставилась Геро на горку склянок. – Полагаешь, все эти люди покончили с собой из-за Эйслера?

– Боюсь, да.

Геро потянулась за следующим пузырьком:

– А на этом написано…

– Что? – переспросил Девин, когда она вдруг умолкла.

Взгляды супругов встретились.

– На этом написано «Ребекка Риджуэй».

Себастьян всмотрелся в напряженное, внезапно побледневшее лицо жены:

– Это важно. Почему?

– Ребекка Риджуэй – сестра Абигайль Макбин. Она умерла минувшей весной.

Мисс Макбин со склоненной головой сидела на потертом диванчике в своей уютной гостиной, держа наполненный землей флакон. На подушке рядом с ней лежал один из гроссбухов Даниэля Эйслера, открытый на странице, где третья запись снизу гласила: «Маркус Риджуэй, две тысячи фунтов». Рядом было нацарапано: «Выплачено полностью 2 апреля 1812 года».

Геро устроилась в кресле у огня, Себастьян стоял в дальнем конце комнаты.

Через какое-то время Абигайль, вымученно прокашлявшись, заговорила:

– Ребекка – моя младшая сестра. Она была совершенно на меня не похожа. Хорошенькая. Восхитительно жизнерадостная. Всегда больше интересовалась балами, чем книгами. Вышла замуж за Маркуса, едва ей исполнилось девятнадцать. К несчастью, мой красивый и обаятельный зять оказался человеком с прискорбными недостатками: слабовольным, безответственным и до крайности эгоистичным. Он то и дело влезал в долги, но умудрялся как-то выпутываться.