Очерки по истории Вселенской Православной Церкви - Дворкин А.Л.

Блж. Августин был замечательным епископом и видным церковным деятелем Африки, незаменимым участником всех африканских соборов. Его громадная популярность и влияние позволили ему внести большой вклад в законодательную деятельность африканской Церкви. Так, например, в 419 г. он активно участвовал в деле священника Апиария, смещенного местным синодом. Апиарий обратился с жалобой к папе, который восстановил его в сане. Африканская Церковь воспротивилась вмешательству Рима в ее дела. Это дало Августину повод написать резкое письмо против папы от имени африканского епископата.

Как уже говорилось выше, блаженный Августин скончался 28 августа 430 г. во время осады Гиппона армией вандалов. Римская империя в Африке умерла вместе с ним.

Примечания

12. Именно из этого мнения блж. Августина вытекает необходимость в римском догмате непорочного зачатия безгрешной Девы Марии.

XI. Послание апостола Павла к Римлянам, 5:12 в понимании св. Иоанна Златоуста и блж. Августина

Литература: Мейендорф, Введение; Соловьев В. Свобода воли – свобода выбора // Собр. соч. в 10 т. Брюссель, 1966. Т.10. С. 277; Quasten; Флоровский, Восточные отцы.

1. Двенадцатый стих пятой главы Послания апостола Павла к Римлянам довольно сложен для перевода. По-гречески вторая часть стиха звучит так: "…кбй пхфщт ейт рЬнфбт бнисюрпхт п иЬнбфпт дйзлен, ец щ рЬнфет змбсфпн".

Наибольшая сложность возникает при переводе ец щ (потому что) из-за того, что грамматическая форма этого союза допускает как средний, так и мужской род.

Если предпочесть средний род, то перевод будет звучать так: "…тем самым во всех людей перешла смерть, потому что все согрешили". Однако смысловой анализ обнаруживает неудовлетворительность такого перевода, так как он выпадает из контекста послания и идет вразрез со всем учением апостола Павла о первородном грехе.

Если принять, что ец щ – мужского рода, то перевод получается такой: "…тем самым на всех людей перешла смерть, через которую все согрешили". Такой перевод находится в полной гармонии с мыслью апостола Павла и представляется более приемлемым, чем первый.

Именно так понимали этот стих восточные отцы Церкви, так понимал его св. Иоанн Златоуст. Смерть представляется ему космической реальностью, введенной в мир грехом. Через грех Адама этот мир попал под власть диавола – узурпатора и тирана, правящего миром посредством смерти. Мы все рождаемся уже под властью "князя мира сего".

"Как скоро пал один, – пишет св. Иоанн, – через него сделались смертными все, даже и не вкусившие запрещенного плода" (здесь и далее "Беседы на послание к Римлянам").

Св. Иоанн понимает грех как сугубо личное деяние. Мы не виновны в грехопадении Адама, просто, будучи рожденными в мире греха, мы не можем не наследовать его грех в падшей природе. "Все, происшедшие от того, кто согрешил и стал смертен, сделались также смертными".

Св. Иоанн даже видит несправедливость в таком положении дел. Именно поэтому Бог послал Своего Сына воплотиться и умереть за грехи людские. "Чтобы один наказывался по вине другого, представляется не совсем справедливым, но чтобы один был спасен через другого – это более благоприлично и сообразно с разумом".

Грех неразрывно связан со смертью – где грех, там и смерть, которую он неизбежно влечет за собой. Однако, даже будучи оружием греха, смерть все же служит божественному провидению и в конечном счете направлена к нашему благу: "…мы не только не получили никакого вреда от этой смерти и осуждения (если только станем бодрствовать), но даже имеем пользу от того, что сделались смертными. Первая наша от этого выгода та, что мы грешим не в бессмертном теле, а вторая та, что это доставляет нам тысячи побуждений к любомудрию. Предстоящая и ожидаемая нами смерть располагает нас быть умеренными, целомудренными, воздержными и удаляться всякого зла".

Сказав это, св. Иоанн возвращается ко взаимоотношению греха и смерти и ко значению благодати, принесенной в мир Христом: "…апостол представляет грех в положении царя, а смерть в положении воина, который находится под его властью и им вооружается. Итак, если грех вооружил смерть, то… праведность, сообщаемая благодатью и уничтожающая грех, не только обезоруживает смерть, но уничтожает ее и ниспровергает все царство греха, поскольку она сильнее греха, произошла не от человека или диавола, но от Бога и благодати, и ведет нашу жизнь к более совершенному и бесконечному благу; этой жизни даже и конца не будет… Грех лишил нас настоящей жизни, а явившаяся благодать даровала нам не только настоящую, но и бессмертную и вечную жизнь".

2. С совершенно другим подходом к проблеме первородного греха и спасения мы сталкиваемся на Западе. Подход этот во многом опирался на неточность латинского перевода двенадцатого стиха пятой главы послания апостола Павла к Римлянам в Библии блж. Иеронима – "Вульгате".

Ец щ было переведено, как имеющее мужской род, но было отнесено не к слову "смерть", а к слову "человек" (Адам), который упоминается в самом начале фразы. Отсюда и вышло знаменитое "in quo omnes peccaverunt" ("потому что в нем все согрешили" синодального перевода).

Из этого перевода вытекает толкование блж. Августина, что все человечество присутствовало таинственным образом в лоне Адама в момент его грехопадения, разделив таким образом его грех. Следовательно, юридическая виновность в первородном грехе, передаваемая потомкам через акт зачатия, лежит на всем человечестве.

"Итак, с этого момента, как "одним человеком грех вошел в мир и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, так как в нем все согрешили" (Рим.5:12), вся масса погибающих (massa damnata) перешла во власть губителя. Так что никто, совсем никто не свободен от этого и не освободится иначе, как благодатью Искупителя" ("О христианской благодати").

Подобное толкование привело блж. Августина к крайности детерминизма и к фактическому отрицанию человеческой свободы, которую, будучи христианином, он никак не мог отрицать. В результате он оказался в ножницах искусственной антиномии, созданной им самим. Блж. Августин попытался разрешить это противоречие путем разделения свободы на "естественную", или "психологическую", свободу, составляющую общую форму воли, т.е. психологическую самостоятельность самого акта хотения, и свободу по отношению к нравственному содержанию и качеству воли, т.е. свободу от греха. При этом возможны следующие градации: 1) невозможность грешить, присущая одному Богу; 2) возможность не грешить, т.е. сводный выбор между добром и злом, присущий Адаму и потерянный после грехопадения; 3) невозможность не грешить, или свободу только к одному злу, являющуюся нашим нынешним состоянием.

Блж. Августин считает, что добро возможно в человеке только через действие благодати, но тут он попадает в логическую ловушку, ибо для того, чтобы человек захотел действия благодати, нужно было, чтобы сама благодать подействовала в нем. Таким образом отрицалась даже куцая "свобода хотения".

"Желая согласить свой взгляд с общепринятым, Августин… как будто допускает, что хотя человеческая воля по необходимости сопротивляется всякому действию благодати, но что от нее зависит больше или меньше сопротивляться, – но такое различение степеней не имеет логического смысла, потому что меньшая степень внутреннего сопротивления добру есть уже некоторое действительное добро и, как такое, зависит исключительно от самой благодати", – писал В. Соловьев.

Как считал блж. Августин, со времени грехопадения Адама все его потомство наследует некую "злую волю", и спасение его зависит исключительно от благодати Божией, которая сообщается независимо от заслуг каждого данного человека. Она дается даром – по свободному выбору и предопределению Бога.

Передача наследственной греховности, злой воли связана с процессом воспроизводства потомства. Убеждение, что девство выше брака, являлось для Августина доказательством того, что физическая близость никогда не может быть свободной от похоти и сладострастия. Во всяком случае, говорил он, сама практика крещения младенцев предполагает, что младенцы уже отравлены грехом, а так как они сами еще не успели совершить никакого греха, прощение должно касаться вины, как бы "встроенной" в их природу, поэтому, если младенец умрет некрещеным, он будет осужден, хотя, возможно, и некоей "более мягкой" формой осуждения.

Именно в таком понимании греха и свободы человека коренится римо-католический догмат непорочного зачатия Девы Марии. Тут он необходим логически: ведь Богородица просто обязана быть исключена из подлежащей осуждению греховной "погибающей массы". Ведь если Она – непорочная Дева, она не может не быть "амнистирована" от "первородной вины".

Таковы вкратце богословские импликации двенадцатого стиха пятой главы Послания апостола Павла к Римлянам.