Я (не) буду твоей - Инна Инфинити

class="p1">В итоге решаю пойти ва-банк.

— Сонь, можно воспользоваться твоим ноутбуком?

— Да, конечно.

Сажусь за компьютер, захожу в свою почту и пишу письмо. Если с кем-то и вести переговоры, то только с Керимовым-старшим. Возможно, он такой же псих, как и его сынок, но хотя бы дорожит своей репутацией и честным именем.

«Если не хотите, чтобы все узнали, какое хобби у вашего сына, мне нужны гарантии безопасности.

Даша».

Далее прикрепляю аудиозапись и отправляю письмо отцу Марата.

Глава 62. Сделка

Отец Марата реагирует быстро. Уже через час в моей почте ответное письмо с предложением увидеться тет-а-тет. Мне страшно встречаться с ним наедине, да и Дима с Соней категорически заявляют, что не отпустят меня одну. Но пойти на встречу все-таки надо. Я должна получить гарантии безопасности.

Тогда мы не придумываем ничего лучше, чем, чтобы Дима пошел со мной. Булат Талгатович назначает встречу днем в ресторане. Довольно популярном, судя по отзывам в интернете. Меня же не будут убивать средь бела дня в людном месте? Надеюсь.

Мы с Димой приходим на десять минут раньше назначенного времени. В зале заведения довольно много людей. Я сажусь за столик, забронированный на имя Булата Керимова. Дима садится за соседний. Мы делаем вид, что не знакомы.

Отец Марата появляется вовремя. Как только он переступает порог ресторана, я включаю диктофон. На всякий случай. Всегда хорошо и свежо выглядящий Булат Талгатович сейчас хмурый и осунувшийся, как будто не спал несколько ночей подряд. Находит меня глазами и направляется к столику.

— Добрый день, — здороваюсь первой.

— Давай без лишних прелюдий. Что произошло в номере и что ты хочешь?

Из места сразу в карьер. Так даже лучше.

— Вы слышали на аудиозаписи, что произошло. Ваш сын — маньяк.

Булат Талгатович стойко выдерживает мое обвинение.

— Марат изнасиловал тебя?

Упоминание об изнасиловании, словно пощечина. Хлёсткая, больная. Мозг моментально восстанавливает ощущение удушья ошейником, а затем привкус тёплой крови во рту.

— Вы все слышали.

— Что ты хочешь за молчание?

— Гарантии безопасности. Что меня не будут искать, преследовать, что мне не будут мстить. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. И вы, и мой отец. Я знаю, у вас есть на него влияние. Я хочу, чтобы обо мне все забыли. Меня для вас больше не существует.

— Твой отец был арестован несколько дней назад и находится под следствием.

— Что!? — восклицаю настолько громко, что Дима за соседним столиком поворачивает к нам голову.

— На него кто-то донёс за организацию убийства твоей матери.

Кровь отливает от моего лица. Немею, цепенею. Это правда? Не похоже, чтобы Керимов лгал. Внутренности тугим узлом скручивает.

— Хорошо, что ты вышла со мной на связь первой, — продолжает, пока я нахожусь в шоке. — Нам с тобой многое нужно обсудить, — Булат Талгатович поудобнее устраивается на стуле, давая понять, что разговор будет серьезным. И не только о моей безопасности. — Видишь ли, Даша, твой отец мне крупно задолжал. Я был согласен простить долги, раз уж мой сын изъявил желание на тебе жениться.

— Ваш сын — маньяк, который насилует и истязает женщин, — цежу, придя в себя после информации об отце. — Ему была нужна жена для ширмы, чтобы продолжать заниматься извращениями.

Ни один мускул не дрогнул на лице Керимова-старшего. Глаза абсолютно безразличны. Он знал о пристрастиях сына? Или, может, у них это семейное? Вспоминаю, как Римма Айдаровна рассказывала, что супруг не забирал ее из роддома по причине важных дел. Может, тоже развлекался с проститутками, согласными на истязания ради денег? А жене говорил, что занят работой.

— Марат болен, — наконец, изрекает. — Периодически он ложился на лечение в специальные учреждения. Как видишь, особо не помогло.

Значит, он знал о том, что Марат — самый настоящий сексуальный садист. В горле нарастает ком. И Римма Айдаровна наверняка знала.

Знала и усердно пыталась нас поженить.

— Так что если ты захочешь написать на Марата заявление за изнасилование, — продолжает. — В тюрьму его все равно не посадят, потому что он болен. Есть соответствующие документы от врачей.

— Значит, он продолжит истязать женщин? — вопрос вырывается с саркастичным смешком.

— Женщины получают за это деньги.

Тело пробирает ознобом. От того, что Керимовым прекрасно известно, кто их сын, и несмотря на это, они с радостью собирались женить его на мне. И никому из них не было дело до того, что стал бы со мной вытворять этот ублюдок.

— Вернёмся к первоначальной теме нашего разговора. Сразу после регистрации в загсе я подписал с твоим отцом документы о том, что он больше не является моим должником. А сейчас он под следствием и скорее всего сядет. В связи с его арестом управление долями в заводах перейдёт к тебе, поскольку ты единственная наследница.

Мне не нравятся последние два слова. Хоть по документам я являюсь дочерью Григория Вершинина и наследницей его состояния, а по факту никогда себя таковой не ощущала.

— Если ты хочешь гарантии безопасности, откажись от долей в заводах, — вдруг заявляет.

Меня раздирает нервный смех. Громкий, почти истеричный. Дима за соседним столиком снова косится на нас с подозрением.

Я хотела шантажировать Керимова-старшего аудиозаписью, а в итоге он шантажирует меня.

— А если не откажусь? — спрашиваю с вызовом.

— Тогда Марат после лечения вернётся на работу и тебе придется с ним плотно взаимодействовать. Ты правда этого хочешь?

Булат Талгатович знает, куда нужно бить, чтобы достичь желаемого.

— Могу еще что-нибудь ему откусить.

Впервые за время нашего разговора он меняется в лице. Краснеет, глаза сужаются.

— Ты лишила моего сына детородного органа, — цедит. — Иными словами, ты лишила меня возможности иметь наследников. Род Керимовых теперь прерван. Я мог бы размазать тебя за это прямо здесь и сейчас. Но вместо этого я веду с тобой диалог и предлагаю сделку.

Надо же, как он заговорил.

— Да, потому что у меня есть аудиозапись, и я готова ее обнародовать.

Возникает пауза. Булат Талгатович испепеляет меня взглядом. Я делаю то же самое в ответ.

— Мне нужны гарантии безопасности, — повторяю строго.

— Откажись от долей, и ты их получишь.

Я уже теряю терпение. Не то чтобы мне очень нужны доли в заводах. Нет, наоборот, я не хочу иметь ничего общего с