Евгений Шварц. Хроника жизни - Евгений Биневич

Несомненно, что у кукольного театра есть своя специфика, и несомненно, что её как следует никто у нас не продумал и не формулировал; причем, возможно, что специфики здесь больше даже, чем в кино, потому что в целом ряде точных и непреложных кинематографических правил я сомневаюсь. Первый закон, как мне казалось, состоит в следующем: если ты выпустил на сцену кукол, то они должны делать что-то такое, чего не может делать живой человек. Причем, если куклы начинают оперировать живыми вещами — лить воду, стелить кровать и т. д., то это производит на зрителей потрясающее впечатление. Затем, кукла, как бы её ни двигали (я говорю сейчас сугубо формалистические вещи), все-таки в высшей степени условна, а говорит она чрезвычайно бытовым образом. Это раздражает… Поэтому на манеру читать нужно обратить серьезное внимание. Я не знаю, должны ли говорить куклы другими голосами, но, во всяком случае, для кукол должна быть выработана какая-то особая манера читки. До сих пор этот вопрос каким-то образом совершенно не тронут, и каждый автор является дилетантом поневоле, потому что научиться ему негде, иначе как написав несколько плохих пьес. Но это слишком большой риск…».

И вдруг сам себе отвечает самым удивительным образом: «Что для этого можно сделать, я не совсем ясно себе представляю… Изучением специфики кукольного театра придется заняться специальным методическим кабинетам. Я не особенно верю этому занятию, но, по-видимому, что-то нужно делать…». Вероятно, придется положиться на свою интуицию и, как всегда, на свой «вкус».

А в сентябре 1932 года в помещении, в котором потом будет Планетарий, открылся Музыкальный детский театр. Он являлся как бы филиалом (или — приложением) аттракционов в парке, которые и финансировали спектакли. Но вскоре «американские горы» сгорели; финансирование прекратилось, и 13 мая 1933 года театр прекратил свое существование.

Но 31 марта была сыграна премьера «музыкальной комедии в 3-х действ.» «Остров 5 К». Текст Евгения Шварца, музыка Никиты Богословского, постановка И. М. Кроля, художник В. А. Шварц, дирижер Александр Беренс. Расшифровывалось название как «Остров пяти крокодилов». Сокращение до «5 К» казалось автору загадочней, таинственней, что уже само по себе могло заинтересовать юных зрителей. Никита Владимирович говорил, что это была его первая серьезная работа на театре, потому что музыка, написанная им для спектакля театра Музкомедии в 1929 году «Ночь перед Рождеством» по Гоголю, когда композитору было всего 16 лет, «была крайне несовершенна», а вот следующая работа — «детская музкомедия «Остров 5 К», написанная на либретто замечательного сказочника Евгения Шварца, была уже куда профессиональней…».

А для Шварца, пожалуй, пьеса оказалась проходной, собственно, как и «Пустяки», — на пути от «Ундервуда» к «Кладу». Она рассказывала о трех пацанах Джимми, Эдди и Дайде, случайно попавших на остров. Владелец его, а следовательно, и плантаций на нем, мистер Хегг держит в подчинении чернокожих рабов с помощью электро- и радио-«чудес», изобретенных инженером Роджерсом. Однако Роджерс оказывается «хорошим парнем» и помогает ребятам бежать с острова. И на этом фоне разоблачается капиталистическая эксплуатация рабочих.

В интервью, данном «Ленинским искрам», напечатанном в апреле 1933 года, Шварц говорил, что закончил работу над пьесами «Остров 5 К» и «Клад» и что «в той и в другой пьесе» он «пробовал написать сказку нового вида. Взять, вместо сказочных злодеев и героев, — настоящих, сегодняшних, сохранив почти сказочную занимательность, — вот чего мне хотелось добиться. В первой пьесе «Остров 5-К» ребята попадают на каучуковую плантацию, где трое белых держат в подчинении три тысячи негров. Чем? Чудесами! Настоящими чудесами. Не сразу удается ребятам понять, какие это простые и нехитрые чудеса». Заканчивалась пьеса тем, что ребятам удавалось преодолеть озеро, в котором водились пять крокодилов, и лес, наполненный пугающими электрическими «чудесами»: внезапно вспыхивающие прожектора, светящиеся жуткие рожи чудовищ, звуки сирены и прочее; и увозил их с острова советский корабль «Друг». А один из рецензентов спектакля замечал, что ««идеология» здесь явно была лишь благовидным предлогом для чисто эстетических целей: на сюжетной основе пьесы Е. Шварца театр намеревался развернуть синтетическое зрелище с драматическим диалогом, пением, танцами и музыкой».

Но для Шварца всегда была важна занимательность (завлекательность) сюжета. А Бор. Бродянский утверждал, что «живым доказательством того, что арсенал «волшебной» сказки может быть коренным образом реконструирован и поставлен на службу коммунистическому воспитанию советского подрастающего поколения». Рецензент из «Ленинских искр», оставивший в подписи лишь инициалы А. Л., отмечал ещё один аспект «полезности» спектакля. «За последние годы мы не имеем пьесы для младшего возраста, — писал он. — Поэтому попытку музыкального детского театра дать такую пьесу надо приветствовать. Желая показать, как техника в капиталистическом обществе закабаляет трудящихся, автор нашел увлекательные, сюжетные формы, понятные для маленьких ребят… Музыка (композитор Никита Богословский) дополняет и органически входит в пьесу, пожалуй, только в первой картине. То же с танцами. Лучше всего справился художник (Шварц В.). Он дал красочные яркие декорации» (1933. 21 апр.).

Как мне кажется, «Остров 5 К» явился продолжением «Карты с приключениями» и выполнял её задачи, но только на театре, и где подчас в занимательной форме Шварц рассказывал о жизни ребят в разных странах, особенно — в экзотических. Примыкает к «Карте» и «Острову» ещё одна небольшая, в трех картинах, пьеса «Представь себе…». Пьеса не датирована и, возможно, она была до пьесы, о которой шла речь, но очень может быть, что она родилась позже — из её «отходов». В ней также основное действие происходит на каучуковых плантациях таинственного острова, здесь также присутствуют дети, имеющие сходные имена: «Эдди — мальчик двенадцати лет, Джек — мальчик одиннадцати лет, Лиззи — девочка лет десяти, Мэгги — девочка лет двенадцати». Правда, если в «5 К» действие происходило на таинственном острове, на котором «гнулись» взрослые негры, а ребята были «пришлыми», то здесь обозначается вполне конкретная страна — Либерия, что, собственно, и лля автора, и для зрителей не имело принципиальной разницы, но эксплуатации подвергаются уже не только взрослые, но и дети.

«Представь себе…» начинается и заканчивается в обычной советской квартире, где живут Мишка, «мальчик лет тринадцати, пионер», и его отец — рабочий. Мишка, хотя и пионер, но, читая газету, ту же, вероятно, что читал и автор, когда ему пришла мысль о пьесе, с очерком о жестоком обращении хозяина плантаций с работавшими на него детьми, не сочувствует своим сверстникам. И за это уже наш изобретатель Орлов, благодаря своей машине, отправляет Мишку на ту самую плантацию в Либерию. И Мишка преображается. «Что делать?» — спрашивает он Орлова, когда тот вернул его в советскую действительность. — «Работать». — «Как?» — «Дело делать. Каждая победа у нас — бьет по хозяину в Либерии, в Индии, в Америке, во всем мире…».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});