Ярость мщения - Дэвид Герролд

Теперь мы говорили о смерти всерьез.

Она реально присутствовала в зале.

Процесс будет продолжаться, пока я не умру.

В этот момент встал рыжий парнишка лет восемнадцати.

Форман посмотрел на него: – Да, Пейрент!

– Я хочу занять место Маккарти.

– В самом деле? – Да.

– Зачем? Чего вы надеетесь добиться?

– Маккарти не хочет умирать, а мне все равно. Все, ради чего я жил, уничтожено.

– Нежелание Маккарти умирать – только предположение, правда справедливое. Однако его мнение ничего не значит. У него нет права голоса. Равно как и у вас. Вы умрете, когда придет ваша очередь. Сядьте.

Но Пейрент не сел.

– Вы же сами говорили, что не важно, кто именно находится в центре процесса. Я настаиваю, чтобы вы заменили его мной. Я хочу умереть. А Маккарти не хочет. Так, по крайней мере, справедливее, разве нет?

– Справедливость здесь ни при чем. Чего вы добиваетесь?

– Я хочу только одного. Вы согласились с тем, что это несправедливо, что жизнь бесценна, что каждый человек неповторим. Значит, каждый обязан сделать все возможное, чтобы процесс стал хоть чуточку справедливее. Кое на что мы все-таки можем повлиять. Кое-что все же зависит от нас.

Форман задумчиво кивнул. Было заметно, что слова Пейрента что-то в нем задели. Он согласился: – Частично да. Вы начинаете понимать. Но, во-первых, я никогда не соглашался, что это несправедливо. Смерть весьма справедлива. Она забирает всех. Молодых. Старых. Богатых. Бедных. Разве это не справедливость?

А что касается бесценности жизни, то на этой планете жизни в изобилии. Сама природа транжирит ее. Жизнь настолько обильна, что имеет возможность пожирать самое себя. Все живое питается исключительно за счет чьей-то смерти, потому смерть так же обильна, как и жизнь. Миф об уникальности и бесценности чьей-то жизни – не более чем непонимание природы вещей. Уникальность каждой жизни – это всего-навсего проявление того, что природе необходимо поддерживать максимальное разнообразие; сам же факт уникальности не дает никаких особых благ и привилегий. Любая жизнь вынуждена состязаться с одной и той же враждебной Вселенной. Тот, кто выигрывает это состязание, одновременно выигрывает право передать свои гены дальше. Таково вкратце положение дел, не вдаваясь в детали. Игры, в которые жизнь играет сама с собой, чтобы гарантировать тому или иному набору генов возможность репродуцирования, – тема другого семинара. Но если посмотреть с социобиологической точки зрения, даже то, чем мы занимаемся сейчас, – не более чем эволюция в действии. Мы просто снимем с общего генома груз генов, которым не повезло.

По его тону было ясно, что он не шутил.

Пейрент все еще стоял.

– «Со смертью каждого человека умирает что-то во мне», – процитировал он.

– А, Джон Донн8. «Поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит и по тебе». Ну и что? – спросил Форман.

– Если вы собираетесь убить Маккарти, то вам придется убить и меня. – Пейрент был непоколебим.

Раздались несмелые аплодисменты.

Они становились все громче.

А потом внезапно зааплодировал весь зал.

Рядом с Пейрентом, не прекращая аплодировать, встала женщина. Потом поднялся еще кто-то, и еще, и еще.

Они аплодировали Пейренту. Они аплодировали мне. Они аплодировали самим себе.

Я был тронут. По щекам бежали слезы. Я не могу передать, что это было за чувство. Может, радость, хотя никто никогда не ощущает радости перед лицом смерти. Скорее… единство.

Я тоже встал и захлопал вместе со всеми.

Форман был не прав.

А потом, после того как прошло несколько радостных столетий, аплодисменты начали замирать.

Форман подождал, пока это не закончится. Он даже не пытался остановить нас или немного успокоить. Он позволил энергии запертых внутри чувств высвободиться в столь экстравагантном порыве, – Спасибо, – сказал он, но сесть не предложил. – Спасибо за эту демонстрацию единства. Но… – Теперь он говорил задумчиво. – Но как мне ее понимать? Вы согласны с позицией Пейрента? Или просто рады, что все остальные теперь соскочили с крючка? Я вижу три возможных объяснения. Первое: вам наплевать. Вы лишь воспользовались случаем, чтобы встать и немного размяться.

Кое-кто засмеялся.

– Но вряд ли, – решил Форман. – Второй вариант: на вас произвело впечатление мужество Пейрента, его готовность принять вызов. Он должен стать героем, а я заочно приговорен к роли злодея. Хорошую свинью он мне подложил! Он прав, а я не прав. Но это ничего не меняет. Пейрент выглядит героем, вы стоите и хлопаете в ладоши, выражая свое одобрение. Но все осталось по-прежнему. Процесс продолжается, и Маккарти все равно умрет. И мне кажется, мы уже настолько продвинулись, что вы это понимаете. Я думаю, и Пейрент тоже понимает. Но говорил он абсолютно серьезно и искренне, поэтому я исключаю и этот вариант, ибо он унижает нас. Всех до одного.

Следовательно, остается вариант номер три. Вы все встали, так как думали, что демонстрация единства способна изменить результаты. Она произвела на меня впечатление, но результаты останутся неизменными.

Пейрент сказал: – Я повторяю, доктор Форман: если вы убьете Маккарти, вам придется убить и меня. Вот почему я стою.

– Меня тоже, – сказал кто-то, кого я не разглядел.

– И меня.

– И меня тоже.

И уже весь зал закричал: – И меня тоже! Форман терпеливо ждал.

Он отошел к своему столику и выпил воды, прежде чем продолжать. Я поразился, какого невероятного физического напряжения требует от него работа – и, несмотря на это, он продолжал оставаться самым живым человеком в зале.

Он снова повернулся к продолжающей кричать аудитории. Подождав еще немного, поднял руку. Он ничуть не расстроился. Напротив – улыбался.

– Я ценю вашу непосредственность. – Он вздохнул, глубоко и громко. – Но, пожалуй, это уже слишком – не замечать ее контрпродуктивности. Это не выход из положения. Можете сесть.

Никто не сел. Ни один. Ни один! Великолепное непослушание!

Форман не проявил никакого недовольства. Чувствовалось, что он предвидел такую реакцию.

– Послушайте, – начал он. – В том, чтобы умереть скопом, нет никакой доблести. Напротив, это довольно глупо. Более логично, более рационально создать как. можно больше трудностей для любого, кто покушается; на вашу жизнь, – в этом и заключается процесс выживания. Но обратите внимание: то, чем вы сейчас заняты, называется действиями «ради принципа». Большинство, если подобрать им правильный принцип и правильные обстоятельства, умрет за них. Мы называем это «мученичеством». Великий путь – быть правым. Ваше тело может умереть, но принцип останется.

Это бывает, когда ваш мозг приходит в замешательство, когда он начинает строить ложные связи, когда он вкладывает значительную часть своей индивидуальности в такие понятия, как «семья», «нация» или «человечество». Особенно явно это проявляется, когда мозг идентифицирует себя с благородными идеями и принципами. Неожиданно выживание отвлеченного понятия становится более важным, чем выживание конкретного человека. Так называемая моральная победа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});