По Южной Индии - Людмила Шапошникова

Часы уже перевалили за полночь, наступил Новый год, а меня все не хотели отпускать…

На следующее утро в мою комнату в общежитии университета постучали. На пороге стоял небольшого роста человек, из-под крутого лба серьезно смотрели умные глаза.

— Я — экономист. Преподаю здесь, в университете, — представился пришелец. — Мне бы хотелось с вами кое о чем поговорить.

Его интересовали вопросы преподавания экономики в СССР. Я рассказала ему все, что об этом знала.

— Мы, — сказал он, — обучаем студентов в основном экономике капитализма и очень мало касаемся вопросов экономического развития социалистических стран. Вы знаете, я хорошо знаю, что такое капитализм. Я долго жил за границей. Был в Америке, Англии и Франции. И надо вам сказать, я многое видел и о многом думал. В капитализм я не верю. Он порождает слишком острые конфликты и поэтому не приносит уверенности в завтрашнем дне. Но не думайте, что я марксист. Пока у меня нет оснований верить в социализм. Мне хочется самому все это увидеть и во всем разобраться. Хотя, — он немного замялся, — кое-что я уже видел, не социализм, конечно. Здесь у нас в штате мне приходится наблюдать дела людей, считающих социализм единственно верным путем. Это наши коммунисты. Мне кажется, кое-что, у них получается неплохо. На прошлых выборах я отдал свой голос за социалиста, а вот на следующих выборах я уже подумаю. Мне нравится в коммунистах то, что они ясно представляют себе свою цель и твердо знают, чего хотят. Это придает всему уверенность, а вот мне ее часто не хватает. Я увидела, как в глазах моего собеседника мелькнула затаенная тоска.

— Очень трудно выбрать правильный путь, — продолжал он, — но сделать это надо. Иначе вся жизнь будет бесполезной, а может быть, даже и вредной.

Это разочарование в капитализме, неверие в социализм и поиски новых путей я не раз встречала у некоторых индийских интеллигентов. Но в мыслях университетского преподавателя было нечто новое. И это новое отличало его от его собратьев, с которыми мне приходилось беседовать раньше.

Катакхали и каларипьяту

Пламя светильника то поднимается вверх и ярко вспыхивает, то, отклоняясь в сторону, тускнеет. От светильника тянется голубоватый дымок. Одуряюще пахнет сандалом. Ритмичные звуки табла то становятся частыми и оглушающе громкими, то замирают как бы в отдалении. Вибрирующий высокий голос певца временами врывается в глухой ритм барабанных ударов. В колеблющемся свете пламени медленно, покачивая широкими яркими юбками, напоминающими европейский кринолин, движутся танцоры. Их причудливые и высокие головные уборы сверкают позолотой. Часть лба и щек актеров скрыты под полумасками, на остальной части лица плотным слоем лежит цветной грим: зеленый, красный, желтый. Грим превращает лица в своеобразную маску, на фоне которой глаза и брови живут какой-то своей отдельной жизнью. Так было сотни лет назад, так происходит и сейчас. На сцене идет своеобразный балет-пантомима — катакхали. Катакхали — один из четырех основных стилей индийского древнего танцевального искусства. Не очень подвижный, но удивительно выразительный танец всегда наполнен глубоким драматическим содержанием. Темы для пантомим обычно берутся из древних эпических сказаний «Махабхарата» и «Рамаяна».

Труппа показывает танцевальную драму «Встреча братьев». На возвышении, поджав под себя ногу, сидит в задумчивости легендарный Бхима, один из братьев царственного рода Пандавов. Изгнанный из своего царства вероломными двоюродными братьями Кауравами, он проводит дни в лесу вместе с верной женой Драупади. Тут же на сцене стоят музыканты. Двое взрослых мужчин и мальчик. Они аккомпанируют на табла, один из мужчин поет. В песне объясняются мысли и поступки героев, звучит их речь. На лице Бхимы зеленая маска-грим. Драупади стоит рядом — они разговаривают. Это язык жестов и мимики.

Драупади протягивает руки к Бхиме. Голос певца выводит: «О мой господин, посмотри, что я тебе принесла. Трудно найти цветок столь прелестный, как этот. О лотосоглазый, при взгляде на него мое сердце переполняется радостью. Если бы ты был так добр, у меня был бы не один такой цветок». Бхима вскакивает на ноги. Его брови и глаза выражают решимость. В голосе певца появляются нотки твердости: «О моя любимая, я принесу тебе эти цветы. Любой ценой я добуду их, даже если они растут на высоких вершинах гор или на небесах». В выразительных жестах и мимике Драупади сквозит радость. Ее желание будет выполнено. Но радость постепенно сменяется растерянностью и грустью. Табла звучит глухо, и ритм становится реже. Драупади овладевает тоска перед разлукой с мужем и беспокойство за опасный путь, который ему предстоит совершить. Голос певца становится мягче, плавно льются слова: «Скажи, мой господин, как ты пойдешь один? Кто будет сопровождать тебя в твоем путешествии? Кто будет утолять твой голод и жажду в пути? Кто тебе поможет?» Бхима ритмично движется по сцене. Каждый его шаг — резкий удар табла. Широко открытые глаза сверкают. Брови грозно сошлись у переносицы. Всем своим видом Бхима показывает, что он силен и ничего не боится. Он покидает жену и идет туда, откуда доносится запах прекрасного цветка.

Дорога Бхимы идет через лес. На сцене нет декораций. Но удивительное искусство актера заставляет зрителей ясно видеть воображаемый лес. Звуки табла становятся менее отчетливыми, и кажется, что это шумит ветер в густых кронах деревьев. Движения Бхимы создают представление о человеке, пробирающемся по узкой лесной тропе. Он внимательно наблюдает жизнь леса.

Вот из зарослей выскакивает пугливая лань. Несколько жестов и мимических движений — и актер в своей неуклюжей юбке становится удивительно похожим на молодое, грациозное животное. Грозный и сильный Бхима исчез, на сцене, поводя раздувшимися от бега боками, стоит прекрасная лань. Она тревожно вздрагивает при каждом шорохе и втягивает воздух ноздрями — нет ли поблизости опасности? Вдруг она настораживается и, сделав стремительный скачок, скрывается за деревьями. Вслед за ланью появляется дикий кабан. Голова его опущена, острое рыло вытянуто и раскачивается в такт шагам. Клыки роют землю. Перед кабаном появляется враг — питон. Я ясно вижу, как в траве извиваются кольца тела огромной змеи. Вот поднимается плоская голова питона со злыми холодными глазками. Кажется, что изо рта актера сейчас покажется раздвоенный змеиный язык. Питон неотрывно смотрит на свою жертву, приготовив сильное тело к броску. В поведении кабана — растерянность и обреченность, он не в силах сдвинуться с места. Бросок змеи — и кабан бьется в предсмертных судорогах. Но что это? Звуки табла нарастают, в них слышно грозное рычание. Это появляется лев. Сильное тело, царственная походка. Он на мгновение замирает перед полузадушенным кабаном, а затем резким прыжком бросается на животное и начинает рвать его. Питон, злобно шипя, уползает в чащу. Лев алчно урчит и продолжает расправляться со своей жертвой. На лице актера сквозь грим проступают капельки пота, он тяжело дышит, каждый его мускул крайне напряжен.