Влюбись в меня под музыку - Тори Майрон

хуже — в ту же клетку, из которой только что выбрался я.

Хотел я того или нет, но вместо отдыха мне пришлось рвануть в бар спасать невменяемого друга. А Остин реально был невменяемым. Я впервые видел его настолько пьяным. Но это неудивительно. Совсем недавно умерла его бабушка, а она была для него и матерью, и отцом, и лучшим другом. Она умерла от сердечного приступа в день, когда он вернулся из Нью-Йорка. Остин даже не успел с ней попрощаться и винил себя за то, что не был с ней рядом. Он не говорил мне об этом. Он вообще не хотел говорить о её смерти, но в этом и не было необходимости. Я знаю его как самого себя. И потому догадывался, что его «я в порядке» рано или поздно даст сбой. Я лишь не ожидал, что это случится именно в тот момент, когда я буду находиться не в самой лучшей кондиции, чтобы суметь его, как следует, поддержать.

Когда я приехал в бар, Остин уже проснулся. Он едва шевелил языком, на ногах и вовсе не мог устоять. Мне пришлось вытаскивать его из бара на своём горбу, а он ещё и усложнял мне задачу тем, что начал буянить, требуя вернуть его обратно.

Не передать, каких трудов мне стоило уговорить пьяного придурка поехать домой, а затем затолкать его бунтующее тело в такси и подняться с ним на третий этаж. Да только стоило мне справиться с этим челленджем, как выяснилось, что Остин потерял ключи.

Вот мы и плюхнулись с ним на пол возле его квартиры и просидели так около часа, пока не появилась Никс и не отыскала ключи. Хорошо, что я хоть додумался прихватить из бара бутылку виски. Без этого болеутоляющего мне совсем было бы худо.

– Ты останешься с ним? – спрашиваю я у Никс, останавливаясь в узком коридоре пошарпанной квартирки.

– Конечно, его такого оставлять одного нельзя.

– Хорошо… Но смотри только не увлекайся с приставаниями к парнишке. Не уверен, что Остин сегодня будет способен тебя хоть чем-то удивить.

– Некрофилия — не моя тематика, так что можешь быть спокоен за друга, – усмехается Никс, но в глазах бурно плещется грусть.

На одном моём освобождении от отца сегодня чудеса не закончились. После объятий с Никс мы с ней впервые в жизни нормально поговорили. И во время этого, чтоб меня, дружеского разговора она призналась, что много лет тайно влюблена в Остина. Сказать, что я обалдел, значит, промолчать. Я был в шоке. Да этой пацанке нужно поаплодировать стоя за её актёрское мастерство. Она настолько качественно играла роль маленькой сестрички Остина, что даже я не просёк о её чувствах к нему.

– Подожди, – она вдруг останавливает меня, когда я уже собираюсь выйти из квартиры. – Надень на себя это, – она вручает мне толстовку Остина, и я хмурюсь.

– Зачем? На улице жара, хочешь, чтобы я вконец задохнулся?

– Хочу, чтобы ты живой до дома добрался.

– Вот это забота, подруженька, благодарю, но не стоит. Я на такси поеду. По улицам шастать не буду.

– Не в этом дело. У дома в чёрном джипе сидит шавка Адама. Тот самый, который врезался в нас, так что надевай это и будь осторожен на выходе из подъезда. Ещё не хватало, чтобы он тебя засёк.

– Жесть. Вот это надзор. Умом тронуться! И как ты его выдерживаешь? – искренне поражаюсь. Я бы точно бесился, если бы за мной круглосуточно наблюдал левый дядька.

С чередой стонов и вздохов я натягиваю на себя толстовку, пряча голову под капюшон, ибо самое худшее, что со мной сейчас может случиться — это быть замеченным человеком Харта.

– Ну что, я красавчик? – глядя на пацанку из-под капюшона, я расплываюсь в самодовольной улыбке.

– Все медсёстры в больнице были бы твои.

– А вот тут ты молодец, Никс, — только что дала мне весомый повод отправиться на проверку.

Она закатывает глаза, а когда я выхожу в подъезд, опять зачем-то окликает меня.

Дойдя до лестницы, я оборачиваюсь и вопросительно смотрю на неё.

– Не знаю, конечно, будет ли для тебя это иметь хоть какое-то значение, но, думаю, тебе стоит знать, что Эми в курсе о нашем поцелуе... Адам прислал ей видеозапись.

Будет ли для меня это иметь хоть какое-то значение?

Да, наверное, я впервые в жизни физически ощущаю, как сердце пропускает несколько ударов. И такой холод по венам проносится, что я аж мелко дрожать начинаю.

Мили знает…

Совсем не о том, на что ей стоило бы обижаться, ведь с Никс у нас в самом деле никогда ничего не было, кроме её поцелуя-подставы, но Мили явно считает иначе. Она считает, что я изменил ей с её лучшей подругой и чувствует себя бесконечно преданной, обманутой, униженной… И всё из-за меня. Ведь я действительно её предал. Не с Никс. Но разве это имеет значение? Особенно, если я сделал это на следующий же день после того, как дал ей обещание не трахаться с другими девушками.

А я трахнул. И трахнул на том самом приёме, на который Мили так хотела попасть. Я оставил её дома одну, такую красивую и шикарную, заставил её плакать, злиться, обижаться, гулять по городу в одиночестве, а сам в это время вытворял всякую дичь, лишь бы суметь выбить папашу из колеи.

И секс в туалете с его любовницей — был один из способов добиться желанной цели. Я мог этого не делать. Я мог остановиться. Мог сдержать обещание. Но я выбрал свою ненависть к отцу, а не любовь к единственной девушке, которая сумела вызвать во мне столь мощные чувства.

Ясное дело, для меня этот секс ничего не значил. Чистая механика. Я даже кайфа не получил. Просто отодрал эту бабу, записав процесс на видео, и послал его папаше. За что, собственно, и получил в нос от Никс. Ведь мне повезло так повезло: среди всех гостей именно она оказалась возле туалета, где я готовил Гарри «приятный» сюрприз.

Никс собиралась и хотела всё рассказать Эмилии, но я пригрозил ей, что если сделает это, то Остин узнаёт обо всём, что она скрывала от него. А там такой пакет секретиков, что Никс душу дьяволу была готова продать, лишь бы Остин никогда ни о чём не узнал.

Так мы с этой пацанкой и сплелись после