Мороз и ярость - Лиззи Принс

от слов, которые я проглатываю. Я проклинаю Богов. Они поставили нас в эту дерьмовую ситуацию, заставляя участвовать в Играх не на жизнь, а на смерть от их имени, для развлечения. А также потому, что они переспали с таким количеством людей, что оставили потомство по всему миру. Они не могут рисковать тем, что какой — нибудь внебрачный ребенок может подняться и по силе соперничать с их собственной. Или, может быть, это риск того, что все они могут объединиться, связав себя своим ужасным происхождением, и попытаться свергнуть Олимпийцев и захватить власть для себя.

Кроме того, есть люди, не принадлежащие к элитным кругам, у которых отняли все. Их способность найти работу, которая их не сломит, иметь на столе хорошую еду, получать достойное образование, иметь свободу мысли, которая не санкционируется жрецами. Это то, чего никогда не случалось в моей жизни. Это истории, которые шепчут на коленях бабушки и тычут нам в лицо нашими древними учебниками. Так что, да, пошли к черту эти ублюдки.

Я стискиваю зубы, изо всех сил пытаясь скрыть тот факт, что моя челюсть сжата так сильно, что у меня вот — вот хрустнет зуб.

— Арес, ты монополизируешь чемпиона момента, — произносит хриплый музыкальный голос из — за спины Ареса. Его большое тело загораживает говорившую, пока она не отходит в сторону и не показывает себя. Афродита. Отлично. Еще больше Богов, с которыми я не хочу иметь дело.

От ее голоса у меня чешется кожа. Это фальшивый детский голосок, из — за которого взрослые женщины звучат как дети. Кто бы вообще счел это желанным? С какой стати Афродите чувствовать необходимость разыгрывать этот спектакль? Ее светлые волосы зачесаны на одну сторону и каскадом локонов ниспадают на другое плечо. В ее волосы вплетены цветы, и она потрясающе красива. Та привлекательность, от которой трудно отвести взгляд. Я полагаю, она соблазнила многих людей одним легким движением пальца.

Ее платье из бархата королевского синего цвета с вырезом на бретельках. Есть вырезы, которые оставляют открытыми бока и бедра, подчеркивая изгиб талии. Это платье олицетворяет секс.

Арес вздыхает, сжимая губы в тонкую линию. — Афродита. — Его голос звучит раздраженно.

— Арес. Не будь таким ворчуном. Если подумать то, с тех пор, как твой чемпион победил, ты должен быть немного счастливее. Или ты хотел, чтобы число погибших было больше? — Афродита хихикает. Это звук звенящих колокольчиков, но в нем есть резкий подтекст.

— Скорее, я устал от вечеринок и вынужденной близости с людьми, которых мог бы не видеть еще столетие. — Арес оглядывает комнату, как будто ищет кого — то, кто в нем нуждается. Если этот придурок бросит меня… Что ж, я ни черта не смогу с этим поделать, но я буду в бешенстве.

Афродита хлопает Ареса по руке с очаровательной улыбкой на лице. Арес, со своей стороны, выглядит так, будто ее рука заражена чумой. — Как забавно. Не притворяйся, что тебе не нравится общество твоего чемпиона. Я видела, как вы двое смеялись здесь.

Ей нужно проверить зрение.

— Кроме того, как я могла устоять перед этим притяжением? — Афродита обращает ко мне свои кристально — голубые глаза, ожидая моего ответа. Если она хочет, чтобы я спросила ее, о чем она говорит, она может ждать всю чертову ночь.

— О, я вижу кое — кого, кто нуждается во мне. — Арес делает шаг назад.

— Арес… — В моем голосе слышится нотка мольбы.

— Продолжай победоносную серию, чемпион. — Арес прерывает меня, прежде чем я успеваю сказать ему, чтобы он взял меня с собой. То, как он мне подмигивает, говорит о том, что он точно знает, что делает.

Как только Арес исчезает в толпе, Афродита снова обращает свое внимание на меня. Она прислоняется плечом к колонне, устраивая свое тело так, чтобы оно приняло идеальную позу и продемонстрировало свои достоинства самым захватывающим образом.

— Ты чувствуешь этот запах? — спрашивает она своим хриплым голосом.

Я сомневаюсь, что она говорит об отчаянии и чрезмерно сильных духах. Серьезно, кто — то должен научить этих людей, что нет необходимости окутывать все свое тело сильными ароматами. Одного пшика будет достаточно. Я поднимаю брови и качаю головой.

— Это желание, потребность, вожделение. Мои любимые вещи. И они сейчас такие густые, что я практически тону в них. — Ее взгляд скользит туда, где Атлас стоит как каменный, рядом с Зевсом, а затем возвращается ко мне.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Я смотрю на нее, как на свернувшуюся кольцом змею, готовую нанести удар. Я не куплюсь на этот невинный взгляд.

— Разве нет? Я богиня любви. Я вижу все.

— Я думаю — любовь слепа. — Именно поэтому мне нужно уйти от всех этих Богов. Почему я дразню ее?

Глаза Афродиты сужаются, прежде чем она придает своему лицу доброжелательное выражение. — Ты умна, не так ли?

Не думаю, что она ждет от меня ответа, поэтому я держу рот на замке. Она поднимает руку, проводя кончиками пальцев по моей щеке. Мне трудно оставаться на месте, когда все, чего я хочу, — это отмахнуться от ее руки.

— Это может сослужить тебе хорошую службу в некоторых ситуациях, но ничто не сравнится с любовью. — Несмотря на сладкие слова, взгляд Афродиты ледяной. Ее представления о любви и мои, вероятно, сильно отличаются.

— Удачи, чемпион. Думаю, тебе она понадобится. — Она выпрямляется, проводит руками по своему облегающему платью, прежде чем удалиться. Бархатный шлейф ее платья волочится по полу, волочась за ней. Джейд встречается с ней посреди толпы, и ее холодный взгляд останавливается на мне. Уголки ее губ изгибаются в подобии улыбки. Это не может быть к добру.

Я отворачиваюсь от них в поисках проклятой выпивки в этом заведении. В толпе виднеется женщина, одетая в клочок одежды, который сойдет за униформу, с подносом, уставленным высокими бокалами для коктейлей. Я слишком далеко, чтобы разглядеть, что в них, но надеюсь, что это алкоголь. Я направляюсь к ней и беру напиток, делая глоток до того, как женщина поворачивается ко мне лицом. Бокал выскальзывает у меня из рук, и я едва успеваю сжать его крепче, чтобы он не упал и не разбился вдребезги по роскошному мраморному полу.

Это Ларк.

— Ларк. Что… — Я смотрю на ее болезненное лицо, на растрепанные волосы, которые остались в виде ореола на голове, и на легкую дрожь в руке, держащей поднос. Она еще не оправилась от нашего последнего испытания. Либо это, либо с ней сделали что — то еще. — Что