Флибустьеры против пиратов Карибского моря - Леонар Дюпри

– В прошлый раз вы вызвали меня и я пришел.

– Повторяю вам, что сейчас не время… Разве вы больше не боитесь ремня вашего батюшки? Бегите, мы вас понимаем.

Пятеро сопровождающих загоготали над тупой шуткой альгвасила.

– Да вы просто трус.

После этих слов все шестеро окаменели.

– Сейчас действительно не время, молодой сеньор.

– Вы трусите!

– Можете хоть десять раз повторить это, юноша, только я не буду обращать на вас внимания, поскольку я на службе, а дуэли у нас строжайше запрещены указом не только короля Испании, но и вашего отца. Поэтому, если вы вознамерились втянуть меня в поединок, я просто арестую вас и посажу в тюрьму за нарушение закона. Посмотрим, как потом губернатор сдержит свое слово расстрелять любого дворянина, кто не отложит личные обиды на потом и затеет поединок. У меня пятеро свидетелей, а у вас?

Мой разум спорил с сердцем. Голова кричала: отступись! А сердце твердило: убей его, убей, и она будет твоя, либо погибни. Так что же выбрать, чьего голоса послушаться? Моим ответом был клинок, вылетевший из ножен, и улыбка. Но не та улыбка, которая появляется на губах при виде друзей. Это была улыбка смерти. Шестеро здоровых вооруженных до зубов опытных стражников в доспехах против запыхавшегося юноши в мокром легком камзоле.

– Господа, нападение при исполнении. Шпаги наголо! Арестуйте его!

Все пятеро выхватили клинки. Поздно! Я уже делал первые разящие удары. «При неравенстве сил воспользуйся неожиданностью и первым напади на противника, – настаивал мой учитель иезуит. – Это приведет его в замешательство, а тебе придаст силы. Воспользуйся этим, посей страх, показав свое бесстрашие». Я не стал нападать на Мальпику, который стоял посередине. Они сразу бы окружили меня, и через минуту я был бы весь истыкан их клинками. В два прыжка я очутился на фланге этой шеренги из шести человек и нанес рубящий укол в левое плечо самого крайнего альгвасила. Затем, сделав еще один шаг, я очутился сзади боевого построения и, сделав глубокий выпад, поразил второго альгвасила, не успевшего даже как следует повернуться ко мне лицом. Удар пришелся под кирасу в поясницу. Стражник охнул и, выронив шпагу, осел на одно колено. Еще один прыжок, и я уже в тылу вражеской линии, которая только пытается развернуться ко мне своим фронтом. При этом Мальпика оказывается закрыт своими пятерыми помощниками. Снова рубящий удар, но на этот раз по руке альгвасила, который уже почти обнажил свою шпагу. Ныряющий выпад. Шпага третьего проходит у меня над головой, а моя втыкается ему в ногу, немного выше колена. Все. Отступление. Три прыжка назад, и можно отдышаться.

– Карамба! Клянусь, я недооценил этого кузнечика, – послышались слова Мальпики.

Ситуация такова: трое выведены из строя. Один, кажется, ранен серьезно. Трое других в оторопи уже стоят в позиции, просто так к ним не подступишься, они обалдело смотрят то на своего командира, то на троих раненых товарищей. Очень жарко. Пот струится по всему телу, снова желтые круги перед глазами, звенит в ушах.

– Молодой человек, еще раз приказываю отдать мне шпагу, вы арестованы!

Только эти слова заглушает мое собственное сердцебиение, отдающееся гулкими ударами в висках. Я понимаю, что долго не протяну, так как у меня начало чернеть в глазах. Скорее всего, это от жары. Мы же стоим посередине площади на самом солнцепеке, где даже воздух плавится, словно в жаровне, и, колеблясь, поднимается ввысь. Под ногами такой раскаленный булыжник и песок, что падать на него совершенно нет желания. А трое стражников уже опомнились и ринулись в атаку, естественно идя напролом и мешая друг другу. Отбивать их сильные, но бестолковые удары не было бы труда, если бы не мое самочувствие. Я никак не могу сообразить, что нужно предпринять, так как обойти эту троицу с фланга нельзя, потому что я сразу напорюсь на шпагу Мальпики, который стоял за ними. Предательский пот застит глаза, в глазах темнеет…

…Но это все было лишь в моем воображении. Мой враг Мальпика с довольной ухмылкой в сопровождении стражи прошел мимо, а я ничего ему так и не сказал. Я не хотел подводить отца. Чтобы излить на ком-то свою месть, было средство получше, чем средь бела дня нападать на главного альгвасила с его помощниками. Шла война.

– Когда стемнеет, нужно сделать вылазку, – сказал отец, наблюдая в подзорную трубу с центрального бастиона лагерь неприятеля. – А то эти канальи, похоже, даже боевое охранение выставлять не собираются.

Командиром вылазки был назначен Кальдерон, до этого также поставленный командиром северного бастиона. Однако я возразил, мол, нельзя рисковать командным составом, и предложил свою кандидатуру. Отец долго переводил колючий, оценивающий взгляд с меня на этого невысокого роста человека, который очень любил покрасоваться на публике. В конце концов сказал мне со вздохом:

– Пора тебе приучаться к командованию. Ну хорошо, ты поведешь отряд. Первая вылазка самая простая и не требует большого умения, так что, дон Кальдерон, давайте уступим молодежи решение легкой задачи, чтобы самим заняться трудной.

Кальдерон, который был старше меня лет на десять, просиял от гордости.

Англичане были так уверены в своем успехе, а может быть, в своей многочисленности, что не выставили постов до захода солнца, а ведь в тропиках темнеет быстро. Этим мы и воспользовались. Тихо открыли ворота центрального бастиона, и я в сопровождении приставленного ко мне опытного сержанта-ветерана во главе тридцати добровольцев напали на мирно отдыхающий лагерь неприятеля. У нас не было никакой цели, кроме как посеять панику, поэтому мы кинули несколько глиняных гранат, начиненных порохом, дали залп и с диким криком кинулись вперед, круша все на своем пути. Англичане, уставшие после изнуряющего марша по болотам и лесам, обезумевшие выскакивали из палаток, которые мы поджигали головешками, выхваченными из их же костров.

Наш рейд по тылам противника продолжался недолго. Чтобы я не увлекался, отец предупредил меня, что сигналом к отступлению будет пушечный выстрел с бастиона. Едва его услышав, мы как один повернули назад и, перейдя городской ров с водой по опущенному мосту, скрылись за отворенными воротами. Потерь у нас не было, а вот лагерь англичан еще долго шумел, как растревоженный улей, а у меня немного отлегло от сердца, потому что я сорвал свою злость на неприятеле.

Однако то, что мы увидели утром, нас потрясло. Кальдерон не угадал, что все англичане должны собраться в своем лагере к ночи. Как только рассвело, стало видно, что в лагерь вливаются все новые и новые колонны. Противник все прибывал и прибывал. Его отряды шли неумолимой поступью, и казалось, что нет им конца и никогда не будет. Постепенно они стали заполнять все пустое пространство вокруг города, обустраивая свой лагерь, который теперь уже усиленно охранялся.