Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари

– Мне это так знакомо, – устраиваясь поудобнее на стуле, вздыхает Това, – беременная или небеременная, Ширли вечно меня критикует. Но знаете, что меня теперь утешает? Я надеюсь, что придет день – и ей самой придется слушать претензии своих детей типа «что ты за мать!»; посмотрим, как она тогда будет себя чувствовать.

Дай бог, чтобы я там была, я так хочу это увидеть! – со смехом добавляет она.

– Да, – подхватывает Рут, – мне вечно говорили, вот погоди, пока ты сама станешь мамой… Поэтому я терпеть не могу такого рода фразы, но, наверное, это правильно. Им тоже когда-нибудь придется принимать решения, которые, возможно, не придутся по вкусу их детям; хотя, что касается меня, я не уверена, что это заставит Талью, пусть задним числом, но понять меня или поступать подобно мне. Недавно она мне сказала, что, так как уже несколько лет встречается с психологом и знает себя значительно лучше, чем знала себя я, когда была молодой мамой, а также потому, что она стала матерью намного позже меня, она будет гораздо внимательнее к нуждам самого ребенка; и вдобавок перечислила еще целый список вещей, которые, как она думает, будет делать лучше меня. Кто знает, может, действительно разница в возрасте спасет ее от моих ошибок. Но, с другой стороны, если она до сих пор не поняла, почему я как мать вела себя тем или иным образом; если она так и не оценила, что я растила трех маленьких детей во время войны, когда ее папа был все время в армии, а на мне держалось все – моя учеба, их пеленки – и не одноразовые, как сегодня, – при отсутствии машины и в общем-то помощи, то она меня уже никогда не поймет. А почему бы и нет! Намного легче критиковать маму и самоутверждаться от мысли, что у нее самой все будет совершенно иначе.

– А я все еще не теряю надежды, что когда Ширли будет уже опытной мамой и поймет, чего это стоит; когда она не раз поймает себя на своих собственных ошибках, она наконец-то поймет меня и начнет относиться ко мне как к матери, – говорит Това, – я так этого жду!

– Правильно! – бросает Мики. – Они ведь и правда не могут этого оценить по-настоящему, пока сами не окажутся на нашем месте.

– Раз вы согласны с Товой, – обращается к ней Нири, – то я хочу вас спросить, что именно, по-вашему, должна понять Виолетта? Что еще вы бы сказали ей в вашем сегодняшнем разговоре, если бы только она была готова вас выслушать? Мики задумывается.

– Что еще я бы сказала? – повторяет она после короткой паузы. – Все, о чем говорила уже не раз, и она это хорошо знает: что все, что я делала для нее и для ее брата, делалось всегда из любви и желания помочь, и что самое важное для меня – это чтобы им было как можно лучше. И если бы и после этого она не успокоилась, а я бы позволила себе выложить все начистоту, не сдерживаясь, то я бы ей сказала, что возмущена ее неблагодарностью! Сказать мне такое после того, как я отдала ей всю душу, все свои силы, всю жизнь?!

– Ну и чем это вам поможет? – иронически улыбаясь, замечает Анна. – Дети всегда в претензии к своим родителям. А вы разве были другой: был ли хоть один раз, когда у вас не было никаких замечаний в их адрес?

Мики не успевает ответить, так как на этот раз ее опережает Орна:

– А я очень даже понимаю, о чем говорит Мики, – неожиданно громко провозглашает она, – как можно не сердиться и не обижаться?! Я думаю, что главное, чего не хватает детям, – неважно, какого они возраста, – это, как принято сегодня говорить, эмпатии, или попросту сопереживания, сочувствия к нашим трудностям! Почему они не могут смириться с тем, что и у нас есть свои слабости?! У меня такое впечатление, что мы все подчинены правилам одностороннего движения, когда только родители должны слушать и понимать своих детей и делать все для их благополучия! А что, противоположное направление перекрыто?!

– Мне показалось, что Мики сердится, – разводит руками Анна, – оказывается, это так, легкая обида по сравнению с другими…

Орна не разделяет ее иронического настроения.

– Я вам скажу, что именно меня возмущает в поведении моей дочки, – серьезно продолжает она, – я приведу вам пример из времени, когда она еще не была беременной. Чтобы не говорили, что гормоны виноваты!

Она переводит взгляд с одной женщины на другую.

– Случай может показаться вам мелким, может, я мелочная, но я все-таки расскажу. Значит, как-то я постирала и вывесила белье, там были вещи мои, моего мужа и сына. Пока я была на работе, Яэль тоже запустила машину для нее и ее мужа и повесила свое белье рядом с моим, которое за это время уже высохло. Я не жду от нее, чтобы она складывала мои вещи, но хотя бы снять белье с веревки, чтобы оно не пересохло и не выгорело на солнце! Всем ясно, что если бы оказалось наоборот, если бы я вышла во двор и увидела ее сухое белье, я бы и сняла, и сложила, но она? В жизни она этого не сделает, если я ее не попрошу, и меня это, естественно, злит! Меня это просто бесит! – Орна снимает очки и проводит ладонью по глазам. – Почему абсолютно ясно и само собой разумеется, что я сделаю это для нее, но она не сделает того же для меня?! И почему, когда они едят у меня и ставят свою посуду в посудомойку, почему они никогда не поставят туда посуду, которая накопилась в раковине? Да, они ей не пользовались, это не их посуда, но я старалась и варила для всех! Мне это непонятно, каждый раз это выводит меня из себя! Наверное, из-за того, что мы живем практически вместе, меня не оставляет ощущение неравенства; вечно у нас какие-то обиды и трения из-за того, что они недостаточно делают и принимают все как должное. Я не хочу сказать, что она всегда такая: иногда она помогает мне в уборке, но что касается мелочей, она никогда обо мне не думала. Понятно, что, когда она будет мамой, по отношению к своим детям она будет вести себя точно, как я, но я, как и Рут, совершенно не уверена, что это заставит ее оглянуться назад на свое поведение и понять наконец-то что я чувствую! Я даже не надеюсь – я точно знаю, что этого не будет, и мне это уже порядком надоело! Да! Я ни от кого еще не услышала, что дети должны чувствовать себя обязанными родителям! А также о том, что они должны принимать их такими, какие они есть – с их другим отношением к миру! С их ошибками! С их потребностями!

Орна сидит, опустив глаза, сосредоточенно изучает оправу своих ярко-красных очков.

Нири делает попытку ее успокоить.

– Вы, по-видимому, очень разочарованы. Вам, наверное, представлялось, что когда Яэль повзрослеет, в ваших отношениях появится больше взаимности. А этого не происходит. Поэтому вы сердитесь и обижаетесь.

– Совершенно верно! – согласно кивает Орна. – Пока она была маленькой – ладно. Но теперь-то она уже большая! Она замужняя женщина, она сама мать! Так когда же, наконец, она начнет думать и обо мне?!

– Судя по вашему тону, проблема с Яэль так и осталась нерешенной, – заключает Нири, – или, возможно, вам пришлось пойти на компромисс, который не вполне вас устраивает?

– По-моему, раз Орна до сих пор сердится, значит, они еще не говорили, – отвечает вместо нее Клодин, – вот ее и злит, что дочке и в голову не приходит, что у ее мамы есть право на свободное время.

– Правильно, – устало подтверждает Орна, – мы еще не говорили. А самое смешное, что я до сих пор не знаю, чего она от меня ждет, и никак не могу решиться начать с ней этот разговор! Я все время ищу признаки того, что она уже достаточно окрепла и собирается сама нянчиться с малышкой, но этого не происходит! А моя директриса ждет от меня ответа насчет следующего года, и чем больше я об этом думаю, тем больше злюсь на Яэль. Я начала припоминать ей всякие случаи из прошлого, которые не имеют никакого отношения к происходящему, короче, ей, бедной, тоже достается!

Орна замолкает, но беспокойно ерзает на стуле: не может найти себе места.

– За то короткое время, что я вас знаю, – обращается к ней Нири; ее зеленые глаза излучают спокойствие и участие, – у меня сложилось впечатление, что вы всегда заботились о других, потому что вам важно, чтобы им было хорошо, но еще и потому, что вам это приятно, не так ли, Орна?

– Да, – громко соглашается она, надевая очки, – я люблю делать людям добро.

– Но человек не может только отдавать. После стольких лет полной отдачи вам необходимо начать получать хоть что-то в ответ. Голодный человек становится злым и раздражительным. Вот и вас сейчас переполняет обида, вы сердитесь и раздражаетесь из-за любой мелочи. Вы не были такой на наших первых встречах; судя по всему, вашему терпению приходит конец.

– Я тоже такая, – вступает в беседу Анна, – когда я голодная или усталая, ко мне лучше не приближаться! У меня ни на что нет терпения, я становлюсь злой – все меня раздражает, но, как только я что-нибудь съем или чуть-чуть отдохну, все сразу проходит.

Она переводит взгляд на Орну.

– По-моему, вы сердитесь абсолютно справедливо, а вот на себя вы злитесь совершенно зря.

Орна тяжело вздыхает.