Серебряный змей в корнях сосны – 2 - Мария Дубинина

можно ли назвать мордой широкую щель закрытого сейчас рта, без носа и глаз? Когда она начала раскрываться и превратилась в бездонное отверстие в обрамлении зубов, при желании можно было увидеть всего нодзути насквозь.

Хизаши вывернул кисть, разворачивая веер плашмя, и резко провел по белоснежной поверхности двумя пальцами, высекая голубые искры. Ки превратилась в множество тонких игл, сотканных из света. Хизаши отступил и, не теряя концентрации, плавно, танцуя, обернулся вокруг своей оси. И не успели опасть рукава потрепанного хаори, как мерцающие иглы пронзили рыхлое тело ёкая и всех его сородичей. Впитываясь в них, ки жгла изнутри, подчиняясь воле оммёдзи. Разрушительная, устрашающая техника, но чтобы поразить таких существ, она забрала все силы. Хизаши поставил ногу, заканчивая поворот-танец, и пошатнулся.

Нодзути снова заверещал, и сверху посыпались комья потревоженной земли, грозя превратить это место в могилу. Юдай раскидал извивающиеся от боли тварей и заслонил Хизаши собой. Шаг, удар, перехват и снова удар – крик монстра оборвался, и из разрубленного на несколько частей тела потекла зловонная жижа вперемешку с тем, что прежде было людьми, но внутри нодзути превратилось просто в недопереваренную массу.

Мадоку вырвало. Он тяжело дышал, низко наклонившись и сплевывая завтрак.

– Ты нас спас, – признал Учида, протягивая Хизаши руку, перемазанную в вонючей слизи. Несмотря на отторжение, Хизаши принял ее, чтобы не упасть. Казалось, даже неосторожное дыхание фусинца способно было сейчас повергнуть его наземь. Он слабо качнул головой, мол, все потом. Мадока закончил выворачивать желудок, вытер губы и сдавленно произнес:

– Я много всякой мерзости видал…

– Не так и много, – перебил Хизаши и, пошатываясь, приблизился к останкам большого нодзути. Все же он был легендой, но, похоже, отжившей свое. Они даже не успели понять, был ли он одичавшим, потерявшим волю из-за демонической печати, или изначально не обладал развитым разумом. И даже сквозь гадливость у Хизаши пробивалось уважение перед мощью собрата.

Вдруг Хизаши увидел то, чего в теле ёкая быть никак не могло. Он погрузил руку в жидкое месиво, схватил клочок бумаги и незаметно сунул за пояс.

Пока выбрались, солнце перевалило за середину небосвода, и облака, блуждающие туда-сюда с самого утра, снова сгустились, роняя на место недавнего побоища плотную тень. И все равно после подземной тьмы со всполохами магии даже такой свет был за радость. Хизаши сел там же, где стоял, все вокруг него мягко кружилось, а звуки доносились как сквозь бумагу, и только жжение на поясе, скорее воображаемое, чем реальное, было четким и ярким. Во рту пересыхало, когда Хизаши начинал об этом думать.

– Вон они! – раздался девичий голос, и из-за деревьев появилась запыхавшаяся Чиёко, за ней спешил Сасаки и ставшая видимой кицунэ, чья шерсть на загривке стояла дыбом, а с оскаленных зубов капала слюна. Лиса была крайне возбуждена, рычала, но не оставляла хозяина.

– Что вы оба здесь делаете? – потребовал ответа Юдай. Он один еще стоял на ногах, но заметно опирался о древко нагинаты.

– Чиёко-сан вдруг сорвалась с места и побежала обратно, – быстро сообщил Сасаки.

– Что с вами произошло? – шаманка оглядела их и поморщилась. – Где…

Она замолчала и нашла взглядом горстку пепла, что осталась от Наоко. А ведь они так и не узнали, был ли ребенок, или все с самого начала придумано, лишь бы затормозить их путь. Это уже не имело значения, для их неведомого врага и ёкаи, и люди – все были марионетками. Он заставлял их действовать по своим правилам, порабощал, а потом выбрасывал. И Кента тоже стал такой марионеткой, но определенно более важной, а потому пока оставался в безопасности. Лишь бы только успеть.

– Ты как? – тихо спросил Юдай. Хизаши с трудом поднял на него взгляд и криво усмехнулся.

– Я же ёкай, что мне сделается?

– Ты… не ёкай.

– Помнится, ты говорил иначе. Мне повторить?

– Мацумото! – прорычал Юдай и цыкнул. Снова. – Говорил. Но время идет, и… Разве ты сам не видишь, сколько в тебе уже человека?

Хизаши отвернулся и, как назло, наткнулся взглядом на Мадоку. Тот сидел, тяжело склонившись вперед, и рвано дышал. Он не был ранен, но что-то в нем Хизаши насторожило.

– Сасаки! – позвал он, и тот живо откликнулся. – Сасаки, с Мадокой что-то не то.

Арата показывал склонности к рэйки с самого начала обучения. Конечно, Хизаши все равно мог намного больше, но не прямо сейчас. Его хватало лишь на то, чтобы вовремя моргать и ворочать языком, если требовалось что-то произнести. Они бы побрали эту слабость!

Арата притронулся к плечу Мадоки, и тот без звука рухнул на спину. Сердце Хизаши на мгновение замерло в дурном предчувствии. Ему было плевать на этого вечно шумящего, раздражающего, неотесанного балбеса. Плевать, но…

«Помоги ему, Хизаши-кун. Спасая других, ты спасаешь и самого себя».

Голос Кенты снова раздался в голове, будто друг, даже находясь неизвестно где и неизвестно в каком состоянии, все равно чувствовал его, знал его мысли – и пытался направить. Хизаши оперся ладонью о землю, согнул ногу в колене и оттолкнулся, чтобы заставить себя встать.

И рука Юдая снова помогла ему.

– Он отравлен, – сообщил Арата, закончив осмотр. – С кем вы тут столкнулись?

– Нодзути, – ответил Юдай. – Но мы не знаем, был ли он одичавшим.

– Что?! Нодзути? Те самые, которые…

– Так ты можешь вывести яд или нет? – прервал Хизаши зло.

– Я… Да, наверное. Помогите его усадить.

Учида поддержал Мадоку за плечи, не давая упасть снова, а Хизаши смотрел со стороны, как Арата садится позади него и, обхватив за пояс, кладет одну ладонь ему на средоточие ки, а другую – на лоб. Его светлая и легкая ки, похожая на весенний ветерок, потекла в Мадоку, заполняя его меридианы. Хизаши бы понаблюдал, но даже такое простое действие отнимало силы, и он зажмурился. В любом случае, это займет какое-то время, и он медленно подошел к шаманке, все так же сидящей над пеплом несчастной женщины.

– Она потеряла душу, – печально сказала Чиёко, не поднимая головы.

– Она умерла.

– Нет, ты не понимаешь. Она потеряла душу до того, как сгорела. Кто-то забрал ее и уничтожил, я не ощущаю ее в мире мертвых. Чудовищно…

Она водила ладонью над пеплом, будто гладила, это было одновременно пугающе и трогательно. Хизаши не мог видеть мир глазами итако, он и человеческими-то глазами не так давно научился смотреть, но ощущал чужую тоску как нечто горькое.

– Кто способен на такое? – меж тем продолжила Чиёко. – У кого есть подобные силы?

– Я не знаю. Но демон он или бог, мы не позволим ему делать что вздумается.

– Ты говоришь почти как Кента-кун, – улыбнулась Чиёко.

А Кента иногда говорит с ним, но Хизаши никому не признается, потому что это не по-настоящему. Просто самообман.

– Тебе кажется, – сказал он. – Оставь ее, ты ничем не поможешь.

Пальцы