Тюремные дневники, или Письма к жене - Сергей Мавроди

35. В ту самую, естественно, в которой некогда учился и я — с первого по десятый класс. Удивлены? А чему тут, собственно удивляться, если проживает Сергей Алексеевич со всем своим семейством по адресу: Новодевичий проезд, дом 2. То есть именно в том самом доме, где до окончания школы (до восемнадцати лет) проживал и я сам! И где, кстати сказать, снимал квартиру в 1994 году (в год МММ) некий небезызвестный режиссер, автор всех клипов про Леню Голубкова. (Я узнал про это много позже и лишь чисто случайно — просто в обычном разговоре). Соседкой же по подъезду у этого режиссера была тогда одна милая и симпатичная, хотя и незнакомая ему женщина — главный бухгалтер МММ. Дочь которой, между прочим, проживала в тот момент со своим мужем по адресу: Комсомольский проспект, дом 41. То есть в том самом доме, где в соседнем подъезде жил тогда и я. (И где я прописан до сих пор!) Лучшей же подругой этой женщины (бухгалтера) оказалась, по совсем уже невероятному стечению обстоятельств, моя бывшая школьная классная руководительница (которая бессменно вела наш класс все последние шесть лет до самого выпуска). Не стоит, наверное, и говорить о том, что принимая на работу главного бухгалтера, я местом жительства ее, равно как и ее родственниками и знакомыми, интересовался тогда, конечно же, меньше всего. Так что все вышеизложенное явилось для меня впоследствии полнейшей неожиданностью. Очередным, блядь, чудом!

Ну что, хватит? Ладно, заканчиваю на этом. Можно бы и еще продолжить, но на сегодня и так уже более, чем достаточно. Пора подводить итоги. Итак, каковы же они? Случайность правит миром. Это ясно.

 C'est lui seul qui de nos anneesArr? te et prolonge le cours.(Мы в руках ее, как в клетке —Жизнь ли, смерть ли — ей решать.)

 Но вот кто правит случайностью?..

Р.S. Кстати, а про второго-то своего сокамерника я ведь пока так ничего толком не узнал. Неизвестно еще, кем он окажется. Ну да, завтра посмотрим!

3 июля, четверг

Вечером опять, второй день подряд, не лег спать, а вместо этого продолжил «плановое знакомство с сокамерниками». Собственно, это оказалось делом совсем не сложным. Никаких абсолютно проблем с общением у меня, как обычно, не возникло. Вообще, я все больше и больше убеждаюсь в том, что, как ни странно, очень легко нахожу здесь, в тюрьме общий язык практически со всеми. От убийц до банкиров. («Странно» — поскольку последние восемь лет я ведь, в сущности, вел жизнь самого настоящего затворника и отшельника и фактически ни с кем не общался.) Вероятно, это связано прежде всего с тем, что и сами люди, и их истории и судьбы до сих пор вызывают у меня самый искренний и неподдельный интерес, а это ведь всегда чувствуется. Я вообще предпочитаю больше слушать, а не рассказывать.

А здесь это большая редкость. Собственно, это и везде редкость, но здесь особенно. Найти благодарного и внимательного слушателя здесь, в тюрьме, по правде сказать, очень сложно. Каждый занят тут лишь своими собственными проблемами и готов рассказывать о них буквально часами. Совершенно не замечая при этом, что никому это, как правило, ну нисколечко не интересно. Остальные обычно лишь делают вид, что слушают, а на самом же деле просто ждут удобного момента, малейшей паузы, чтобы сразу же перебить, вклиниться и начать рассказывать о своем собственном деле и о своих собственных проблемах. («Да! У меня вот тоже следак…») Причем рассказывают всегда настолько обстоятельно, с такими мельчайшими деталями и подробностями, которые никому, кроме них самих, заведомо не могут быть интересны. На хуй, короче, которые никому не нужны! Да еще при этом все норовят всучить вам для чтения какой-нибудь, блядь, «протокол опознания» или акт бухгалтерской экспертизы на десяти листах со словами, что это, мол, «очень любопытно». Удивительно, но мне раньше не единожды приходилось читать и слышать, что несчастье, дескать, облагораживает. Да я и сам, признаться, всегда так думал. Вздор!

Никого оно не облагораживает. От вполне несчастных людей веет скукой — и только. Мы инстинктивно их избегаем и правильно делаем. Ладно, впрочем, хватит лирики. Не будем отвлекаться. Ну так вот, познакомился я наконец с последним своим сокамерником. С тем самым, с пожилым… профессорского вида. Оказалось, действительно банкир.

Павел Владимирович, пятьдесят семь лет. Закончил в свое время с красным дипломом экономический факультет МГУ. Доктор экономических наук Московского и Колумбийского университетов. Лауреат целого ряда всяких там западных премий в области экономики и финансов. Из очень культурной и образованной семьи. Интеллигент в каком-то там поколении. В частности, прадед его — известный композитор, автор знаменитого «Марша славянки». (Между прочим, у Александра Галича есть песня на эту музыку. Одна из моих любимейших, кстати. Часто мне здесь последнее время почему-то вспоминается: «Уходили мы в бой и в изгнание / С этим маршем на пыльных губах…») Человек энциклопедически образованный и всесторонне эрудированный. Охотно беседует на любые темы: от этимологии слова «шконка» (оказывается, корни у него семитско-польские) и истории иконописи до монетаристской теории Фридмана («Деньги без товара. Очень красивая и изящная теория! Нобелевскую премию за нее ему правильно дали.

Профессионалом, конечно, читается с наслаждением, но абсолютно неприменима на практике. Хотя попытки были. Сначала в Израиле и в Южной Америке. Везде — полная катастрофа и гиперинфляция. Потом у нас Егор Тимурович попробовал. Результат известен».) Ко мне отношение у Павла Владимировича, судя по всему, довольно сложное. По крайней мере, никакого привычного мне уже здесь пиетета и уважения я в нем что-то поначалу не заметил. Абсолютно! Про механизм работы МММ он вообще почти ничего не знает. «Я как-то во все это не вникал…»

— полубрезгливо цедит он сквозь зубы в ответ на мой вопрос. Меня же, по всей видимости, считает обычным проходимцем и прохвостом, только очень удачливым и крупным. Соответственно, так ко мне и относится.

Он воздает должное масштабам и размаху деятельности МММ (да и как не воздашь!), но и не более того. Хотя, как человек глубоко культурный и воспитанный, он и разговаривает со всеми в камере предельно корректно и вежливо, но только на общие темы. Стоит лишь кому-то из нас заговорить о финансах и экономике, как тон его речи сразу же неуловимо меняется. И за внешним ее лоском немедленно и явственно проступает высокомерно-пренебрежительное отношение профессионала к мнению и рассуждениям дилетантов. Поначалу, честно говоря, подобная ситуация меня с непривычки даже злила, пока, наконец, я не сориентировался и не сообразил, какие, в сущности, выгоды можно из нее извлечь.

«Это ведь, по сути, первый встреченный мною здесь человек, относящийся ко мне скептически и критически меня воспринимающий, — подумал я. — К тому же настолько эрудированный и образованный, что обаяние моей личности — начитанность и пр. — на него практически не действует. В придачу ко всему он, по счастливой случайности, еще и высококлассный эксперт-экономист самого высокого уровня. Вот, значит, прекраснейший случай подвергнуть профессиональной и максимально объективной экспертизе те мои экономические теории, которыми я в свое время бредил и с которыми так носился. Вот и посмотрим сейчас, чего они реально стоят. С точки зрения настоящего специалиста».

Тут необходимо сделать некоторое отступление. Давным-давно, сразу после краха ГКО и последовавшего за ним дефолта, мне вдруг пришла в голову одна интересная идейка. К сожалению, настолько глобальная и масштабная, что проверить ее на практике не представлялось решительно никакой возможности. Связана эта моя, так сказать, творческая активность была еще и с тем, что за печальной памяти кириенковские проделки, я чувствовал в некотором роде косвенную ответственность. Вначале немного истории…

Дело в том, что идея ГКО, идея выпуска сверхдоходных государственных ценных бумаг, была впрямую позаимствована в свое время властями у меня, у МММ. Начальник департамента ценных бумаг Минфина Белла Златкис, главный автор и разработчик системы ГКО, неоднократно лично консультировалась тогда (в 1994 году) со мной по поводу мельчайших деталей и нюансов функционирования системы МММ. Правда, не говоря мне зачем. Результат известен. В августе 1994 года арестовали меня, а уже в октябре того же года появились ГКО. К сожалению, основной идеи МММ власти тогда так и не поняли. На самом деле, как я уже много раз заявлял, МММ — это вовсе не банальная пирамида типа всяких там «Хопров», «Тибетов», РДС и пр. Сходство тут чисто внешнее. Кит тоже похож на рыбу, но между ними миллионы лет эволюции. В действительности же, МММ — это принципиально новая финансовая система. Причем, довольно сложная, и разобраться в ней до конца власти не смоги. Вероятно, они слишком торопились, стремились побыстрее скопировать сам принцип работы МММ, но в то же время уйти от узнаваемости. При этом они выплеснули с водой и ребенка, не сумели отличить главного от второстепенного и в результате совершили решающую ошибку. Ставшую впоследствии роковой и погубившую в итоге всю систему. А именно, они установили фиксированные сроки выплат.