Вечная ночь - Полина Дашкова

— Обойдёшься, — сухо отозвалась девица. — Ну, кто здесь проживает? Кто прописан? Где взрослые?

Ика не успела ответить. Зазвонили телефоны, опять все хором, и негромко хлопнула входная дверь. Ика вздрогнула, у неё пересохло во рту. Ей показалось, что в квартиру успел зайти ещё кто-то.

— Да я сейчас милицию вызову, женщина! — крикнула Ика сквозь телефонные переливы. За бамбуковой шторкой бесшумно шевелилась огромная чёрная тень.

— Вова, заходи, не стесняйся, — позвала девица, рассматривая корешки коробок с дисками и кассетами, и добавила, обращаясь к Ике: — Это наш водопроводчик. Ну ты трубочку-то возьми, хоть одну какую. Что застыла?

Из прихожей проскользнул в комнату человек-тень. Он умудрился войти так, что бамбуковые палочки, которые мелодично постукивают при малейшем движении, не издали ни звука.

Девица была нестрашная, Ика называла таких «недоделанная модель». Лицо вполне симпатичное, но глазки маленькие, нос раздвоенный, сердечком, подбородок тяжёлый, торчит вперёд. Если ей сделать лёгкую пластику, аккуратней красить волосы и похудеть килограммов на десять, могла бы стать красоткой.

Вова, водопроводчик, показался Ике чудовищем. У него лба вообще не было. Серые редкие волосы росли сразу над бровями. Глаз тоже не было. Тёмные провалы. Такие маленькие глазки, так глубоко посажены, что заглянуть в них невозможно. Нос без переносицы, круглая пористая пуговка с двумя дырками, рот без губ, длинная плоская щель. Прямо под тяжёлым, как булыжник, подбородком, начинался бугристый торс, обтянутый чёрной футболкой. Чёрная кожанка лопалась по швам на пудовых покатых плечах. Росту Вова был метра два, весил килограмм сто пятьдесят. Войдя, не произнёс ни слова. Просто встал рядом с блондинкой и посмотрел на Ику сверху вниз.

Телефоны продолжали заливаться.

— Вот, чудачка, — девица покачала крашеной головой, — ей звонят, она не подходит. Ну, может, я за тебя отвечу, а? — Она подмигнула и засмеялась. Зубы у неё были крупные, лошадиные и слишком белые, наверное, искусственные.

Ика бросилась к городскому телефону, попутно прихватила свой дрожащий мобильник. Остался ещё мобильник Марка. Звонок у него был самый тихий, он мяукал, как голодный котёнок.

— Ика, привет, это Стас, короче, слушай, завтра вроде съёмка, да? Короче, у меня, блин, отец нажрался, скотина, маму избил, она дома лежит, совсем плохая, я не могу её одну оставить. И с клиентом я тоже не смогу встретиться. Пусть он, короче, Егорку пошлёт, этому старому козлу всё равно, какой мальчик. Ты скажи Марку, я потом, как она поправится, все отработаю. Эй, ты где, Ика? Ты меня слышишь?

Торопливый подростковый тенорок прозвучал на всю комнату. Ика никак не могла найти кнопку отключения громкой связи. Руки у неё дрожали.

— Да, Стас. Я слышу. — Она не узнала собственный голос, так хрипло и жалобно он прозвучал.

— Ика, ты чего, блин, простыла? — тревожно спросил Стас.

Она нашла наконец нужную кнопку. Нажала, посмотрела на девицу. Та уже перестала смеяться. Спокойно выдвинула верхний ящик компьютерного стола, принялась рыться, словно это был её собственный стол.

— Стас, тут ко мне пришли какие-то воры, отморозки, блин, — быстро забормотала Ика, — короче, позвони Ибрагиму, пусть подъедет сюда, разберётся.

— Ика, ты что? — ошалело спросил Стас.

Никакого Ибрагима не существовало. То есть, может, их было много на свете, но Ика ни одного из них не знала лично. Она назвала звучное кавказское имя, чтобы гости испугались. Но они не испугались. Вова стоял и слушал. Девица продолжала спокойно рыться в ящиках.

— Стасик, сделай что-нибудь, — прошептала Ика, — помоги мне, пожалуйста.

— А Марк где? Его, что ли, дома нет?

— Нет! Третий день нет. Я не знаю, куда он делся. Я одна, а тут эти. Кошмар какой-то!

— Сколько их?

— Двое.

— Зачем ты чужим дверь открываешь?

— Я случайно. Я думала, это Марк.

— Слушай, короче, может, ментам позвонить? — В голосе Стаса звучала искренняя тревога. Он был хороший, добрый мальчик, он правда испугался за Ику, но помочь ничем не мог.

Он так же, как Ика, отлично понимал, что нельзя вызывать милицию в квартиру Марка. Что бы ни происходило — нельзя. Девица и Вова тоже, вероятно, понимали это, потому были так спокойны. Краем глаза Ика заметила, что девица нашла паспорт Марка, пролистала, спрятала в карман розовой куртки и тут же закрыла ящик.

— Ладно, Ика, ты, короче, не плачь. Потяни время, я, может, что-нибудь придумаю.

Два мобильных телефона давно замолчали. Когда Ика положила трубку городского, стало страшно тихо.

— Значит, ты не знаешь, где он? — спросила девица и задумчиво посмотрела на Ику.

— Что вам нужно? Вы можете объяснить?

— Хохлов Марк Анатольевич, — ответила девица и тяжело вздохнула, — он нам нужен, а не ты. И ещё, чтоб ты знала, мы не воры. Скажи, Вова? — Девица опять засмеялась.

От её смеха Ике стало холодно.

— Зачем вам Марк? Какого чёрта вы взяли его паспорт?

— Это не твоё дело, — девица критически оглядела Ику с ног до головы, — тебе сколько лет?

— Двадцать два. Положите паспорт на место, сию минуту, и выметайтесь отсюда.

Вова, человек-тень, впервые издал какой-то звук. Он тихо хмыкнул.

— Болеешь, что ли? — спросила девица, продолжая разглядывать Ику.

— Почему болею? Здорова.

— Очень уж худая. Настоящий дистрофик. Ладно. Зовут как?

— Отдай паспорт и выметайся со своим шкафом, дура! — Крик Ики прозвучал жалко и неубедительно.

— Зовут как? — спокойно повторила девица.

— Ирина.

— Фамилия?

— Да пошла ты!

Девица укоризненно покачала головой, подняла с пола открытую сумочку Ики, вытряхнула содержимое, взяла паспорт, открыла, стала читать вслух.

— Дроздова Ирина Павловна, ноль первое, ноль шестой, восемьдесят четвёртого. Место рождения — город Быково Московской области. Мужа нет, детей тоже. А прописана ты не здесь, девочка. В Быкове ты прописана, вот и жила бы там, сидела тихо, дурочка малохольная. Чего в Москву припёрлась, а? Ну, ладно. — Она бросила паспорт на журнальный стол. — Чем занимаешься?

Ика еле сдерживала слёзы. Только злость помогала не разреветься. Злилась она не на девицу и тем более не на Вову, человека-тень. В данный момент она смертельно ненавидела Марка, за то, что бросил её вот так, не предупредив о возможных проблемах. Только сказал: «Я исчезну на несколько дней. Не волнуйся, ничего не бойся. Отдыхай. Скоро у нас будет очень много бабла, мы купим новую большую квартиру, отправимся на Канары, в общем, все о’кей!»

Она удивилась, что он не взял с собой ни денег, ни документов, ни мобильника, оделся в какое-то старьё.

— Ну, что молчишь? Отвечай, когда спрашивают, — напомнила о себе девица.

— Я актриса, — сказала Ика.

Опять смех. На этот раз особенно долгий и весёлый.

— Актриса она! Слышь, Вова? Она актриса! Ой, я не могу! — Девица вытерла слезы, высморкалась. — Ладно, девочка. Я пойду, а Вова останется здесь. Ты уж извини, нам обязательно надо дождаться Марка Анатольевича Хохлова. Ну, до скорого!

Она быстро вышла. Ика услышала, как хлопнула дверь, и посмотрела на Вову. Он, ни слова не говоря, плюхнулся в кресло, взял пульт, включил телевизор, нашёл футбол на спортивном канале.

— Как долго ты намерен здесь торчать, ублюдок? — прошептала Ика, собирая с пола содержимое своей сумочки.

В ответ он издал глухой горловой звук и хлопнул себя по коленке. Одна из команд забила гол.

* * *

Странник так и не понял, спал ли он этой ночью. Но не важно. Он чувствовал себя отдохнувшим, полным сил. У него осталось время на утреннюю пробежку.

В спортивном костюме, в кроссовках, с плеером, пристёгнутым к поясу, он вышел из подъезда, приветливо поздоровался с молодой соседкой, помог ей спустить с крыльца коляску. Младенец в коляске заплакал, увидев его.

— Ну что ты, что? — сказала его мать. — Дядя хороший, добрый.

Младенец заплакал ещё громче.

Странник включил плеер. Из наушников зазвучала «Симфония №5» Шуберта. Теперь он ничего не слышал, кроме этой бодрой торжественной музыки и собственных мыслей. Он думал о женщине-оборотне, уже без страха, но с удовольствием, как о своей добыче. Тянулись незримые прочные нити между ним и ею. Связь возникла давно, нити скручивались в тугую спираль, опутывали Странника, мешая двигаться вперёд, выполнять свою святую миссию.

Спираль — знак змеи, искушения, женского коварства. Плоть оборотня — темница ангела, который до сих пор жив и страдает многие годы.

Обычно они умирают внутри гоминидов, когда те совсем юные. Но здесь особый случай. Жизнь ангела внутри оборотня поддерживается для достоверности образа, для того, чтобы в глазах светилось что-то человеческое. Надо отдать должное злым силам вечной ночи, они это здорово придумали.

Странник долго не мог понять, что она такое на самом деле. У гоминидов не бывает острого чутья, им не свойственна гибкость и лёгкость мысли. Гоминиды видят и слышат только себя, каждый как будто окружён зеркалами, в которые готов глядеться бесконечно, не замечая ничего, кроме собственного отражения в разных ракурсах.