Цейтнот. Том I - Павел Николаевич Корнев

платяной шкаф, туалетный столик с зеркалом, у входной двери — обувница. Всё по делу, ничего лишнего. К слову, столик оказался чуть ли не завален кольцами, цепочками и брошками, и далеко не все из этих ювелирных украшений походили на дешёвую бижутерию. Там же стояли баночки с кремами, пудреницы, коробочки невесть с чем, лежали маникюрные ножницы, пилочки для ногтей и расчёски.

— Машкино хозяйство, — пояснил Василь.

— Красиво жить не запретишь, — заметил я, впрочем, без всякой задней мысли.

— Да она на свои покупает, — отмахнулся мой товарищ. — Погоди, сейчас переоденусь и пойдём.

Я заметил стеклянную пепельницу с окурками и спросил:

— Ты опять курить начал?

— Не, Машка дымит. Она у меня эмансипированная.

От комментариев я воздержался. Мне какая разница, если Василя всё устраивает? Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. А вообще неплохо они тут устроились, как я погляжу. Тоже, что ли, с кем-нибудь сойтись?

Мысль эта внутреннего отторжения не вызвала, но вот так сразу возможных кандидаток для сожительства я назвать не смог, поэтому выкинул её из головы. Вернусь в Новинск, будет о чём подумать, а пока не до того.

— Ну что — идём?

— Пошли.

Следующим утром я постучался в дверь номера напротив и отправился в комиссариат на пару с Василем. Точнее, для начала мы заглянули в кафе у Фонарного моста, а уже после этого мой товарищ пошёл ловить жуликов, а я занялся оттачиванием техники двойного вдоха, затем помедитировал и вошёл в резонанс. Работал основательно и без всякой спешки: и самому было интересно упражняться, и в гостиницу возвращаться нисколько не хотелось — очень уж атмосфера в номере сложилась нездоровая.

Лихорадило и всю столицу. Полицейскими патрулями в центре города дело не ограничилось, на мостах и перекрёстках стояли пикеты вохровцев. И пусть тотальные проверки документов и облавы уже не проводились, вид вооружённых до зубов людей в военной форме спокойствия горожанам отнюдь не прибавлял. А газеты так и вовсе соревновались друг с другом в абсурдности заголовков, всё сильнее и сильнее раскручивая маховик истерики. Консервативная пресса обвиняла во всех смертных грехах правительство и парламентское большинство, прогрессивные издания писали о некоем зарубежном следе, близкие к церкви общественные деятели требовали немедленно запретить использование сатанинской сверхсилы, левые радикалы призывали не останавливаться и очистить страну от всех реваншистов разом, радикалы правые вторили им, только говорили о необходимости выжечь социалистическую заразу.

Впрочем, любые шествия и митинги разгонялись полицией с одинаковым усердием, в этом отношении ни одной из политических сил преференций не предоставлялось, а многих пролетарских активистов так и вовсе упрятали за решётку исключительно в превентивных целях. По великому князю объявили трёхдневный траур, заодно запретив все массовые мероприятия. Это позволило избежать уличных беспорядков, а вот работы околоточным заметно прибавилось, ибо потасовки в ходе дискуссий на политические темы стали обычным делом. А судили и рядили о политике решительно все.

Альберт Павлович и Филипп Гаврилович и те периодически забывали о том, что не разговаривают друг с другом, и брались обсуждать последние события. Впрочем, всё неизменно заканчивалось взаимными упрёками и обвинениями, а уж когда на огонёк заглядывал Иван Богомол, разве что до мордобоя не доходило. Поначалу я ещё придумывал предлоги покинуть номер, потом стал просто молча вставать и уходить. Бродил по гостинице, сидел в буфете, вечерами составлял компанию Василю и его сослуживцам — шофёру Степану и оперативнику Дмитрию; расписал с ними не одну пульку в преферанс.

Но это так — лишь бы только отвлечься и разгрузить голову. В целом и общем настроение было ни к чёрту, на душе так и скребли кошки. Мы же в столицу Леопольда искать прилетели! У нас дело государственной важности! А что в итоге? В гостинице штаны просиживаем и впустую время тратим!

Умом прекрасно понимал, что шестерни сыскной машины крутятся и без нашего участия, а сами мы ничем помочь оперативникам республиканского комиссариата попросту не в состоянии, а всё одно места себе не находил. Да — мы на подхвате, да — привлекут при необходимости в качестве консультантов, но возникнет ли такая необходимость вовсе?

И вот прямо сейчас хоть кто-нибудь Леопольда ищет или все силы брошены на поиски убийц великого князя?

Мы бы могли хоть какую-то пользу принести, а нам по рукам бьют. И Ваня Богомол тоже хорош! В столице без году неделя, а уже апломба столько, что видеть его не могу. От одного голоса потряхивать начинает. Тоже мне — министерский функционер, большая шишка!

Единственное, что хоть сколько-то радовало, так это наметившийся прогресс в тренировках. Мало-помалу я разбирался в нюансах техники двойного вдоха, всё уверенней и уверенней контролировал кинетический экран и довёл потенциал, который мог удерживать без осознанных усилий, до четырнадцати мегаджоулей. Пусть это и была лишь четверть от текущего выхода резонанса, но лиха беда начало!

Дальше — больше!

Во вторник девятнадцатого числа компанию нам за обедом составил Иван Богомол.

— Завтра ожидается потепление, — нейтральным тоном заметил он, столовым ножом отрезая аккуратный кусочек от шницеля.

Зря он это сказал. Уж лучше бы тщательнее пищу пережёвывал. Напряжённое молчание тоже улучшению аппетита отнюдь не способствует, но оно его и не ухудшает в отличие от выяснения отношений прямо за обеденным столом.

Филипп Гаврилович промокнул губы салфеткой и произнёс:

— Потепление, говорите? А нам, знаете ли, Иван Михайлович, от вашего потепления ни холодно, ни жарко!

— Почему это оно моё? — приподнял брови Богомол. — Оно всеобщее! Весь столичный регион затронет!

— Мы в отличие от вас в четырёх стенах заперты! — дал выход своему раздражению заведующий первой лабораторией. — Когда всё это уже закончится, а?

— Не ко мне вопрос! — отрезал Иван и отправил в рот кусочек мяса.

— А к кому, если не к тебе? — мягко, не сказать — ласково, поинтересовался Альберт Павлович. — В министерстве тебя ответственным за координацию розысков с комиссариатом назначили!

— Координировать можно совместные действия! — отмёл Иван упрёк бывшего руководителя. — А комиссариат ведёт розыски самостоятельно! О чём вам прекрасно известно!

— Так повлияй на них!

— Каким образом?

— А это ты мне скажи! Это твой фронт работ! Вот и работай!

Иван Богомол предпочёл промолчать и принялся кромсать ножом шницель, тогда взял слово Филипп Гаврилович.

— Я одного понять не могу: почему при столь масштабных поисках Медунца ещё не задержали? Он же простой аспирант, а не уголовник-рецидивист!

— Не в моих принципах рассуждать на темы, специалистом в которых не являюсь, — непривычно скрипучим голосом выдал Альберт Павлович, — но в столице проживает пять миллионов человек! А до границы с