Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

После этого шага у немцев уже не было колебаний при ответе генералу Франко и поддерживавшим его офицерам, обратившимся к Гитлеру 26 июля того же года с просьбой помочь им в мятеже против испанского правительства. На совещании с участием фюрера, Геринга и генерала фон Бломберга было решено, что Германия предоставит испанской хунте помощь оружием, людьми, танками и самолетами, особенно самолетами. Геринг был рад, что представляется возможность испытать в настоящих боях его молодых летчиков.

С конца августа 1936 года немецкие пилоты стали прибывать в Испанию, 26-го числа истребитель «Хейнкель Хе-51» сбил первый республиканский самолет, а к ноябрю уже две сотни Ю-87 и Хе-51 бомбили республиканские войска, города и деревни, сражались с испанскими и советскими летчиками в небе Мадрида, и из них был сформирован легион «Кондор», первым командиром которого стал генерал-майор Хуго Шперрле.

Но в самом Берлине тем летом не было и намека на военные приготовления или какие-либо гонения, потому что Йозеф Геббельс запретил любую антисемитскую пропаганду, распорядился убрать со стен домов все анти-еврейские плакаты и предупреждал горожан, чтобы они были улыбающимися и дружелюбными — столица нацистской Германии готовилась к встрече с внешним миром на Олимпийских играх. Подготовка велась воистину с тоталитарным размахом. Правительство Гитлера выделило 25 миллионов рейхсмарок на постройку девяти спортивных объектов, в число которых входил и огромный Олимпийский стадион в Берлине.

Томас фон Кантцов приехал из Швеции, чтобы провести свои каникулы этим летом с Герингом и Эммой, и отчим достал ему билет на игры на почетную трибуну Олимпийского стадиона, где были зарезервированы места для Гитлера и других нацистских шишек.

«Гитлер был в своей коричневой униформе и выглядел довольно серо, — позднее делился впечатлениями Томас, — так же как и Йозеф Геббельс в своем светло-сером костюме. Только два человека выделялись среди нацистских лидеров — генерал Макензен в парадной форме и высоком головном уборе „гусаров смерти“ и Герман в его небесно-голубом мундире военно-воздушных сил. Я нашел церемонию открытия очень волнующей, так же как и отчим. Рихард Штраус дирижировал большим оркестром и хором из тысячи голосов, певших „Германия превыше всего“, „Хорст Вессель“, а также новый олимпийский гимн, который Штраус сочинил специально по этому случаю. И когда все закончилось, Эмма в эмоциональном порыве закричала вместе со всеми, а Герман незаметно крепко сжал ее руку».

К этому времени олимпиада уже ознаменовалась неприятностями, связанными с американской сборной, причем еще до того, как ее члены выехали из Америки. Осведомленные о взглядах Гитлера на расы и о антисемитских притеснениях в Германии, негритянские и еврейские организации в Соединенных Штатах стали агитировать спортсменов бойкотировать игры. К счастью, эта кампания провалилась, и в приехавшей в Берлин команде были и чернокожие, и евреи. Только один член американской сборной покинул команду по дороге, и это была прекрасная и своенравная Элеонора Холм, пловчиха. Легкой и быстрой мисс Холм, которая утверждала, что веселый образ жизни никоим образом не влияет на ее мастерство как пловца, и доказывала это, одерживая победы в каждом состязании, прискучил строгий режим, предписанный американской команде надменным, суровым и неумолимым главой делегации Эйвери Брандиджем. Во время плавания через Атлантику на борту парохода «Манхэттен» она взяла за привычку исчезать из своей тесной каюты третьего класса и проскальзывать на палубу первого класса, чтобы пить там шампанское и «прожигать жизнь» с репортерами. На нее донесли, ее предупредили, донесли второй раз, и на этот раз безжалостный мистер Брандидж исключил ее из команды. Сочувствующие репортеры предложили ей работу: освещать ход игр для какого-то агентства новостей, и Элеонора Холм оказалась на трибунах стадиона. Благодаря этому она познакомилась с Герингами.

Мисс Холм была представлена Эмме Геринг и Томасу на одном из приемов, устраиваемых для прессы.

— Бедная овечка! — воскликнула Эмма, обнимая ее. — Всего лишь за фужер шампанского! Моя дорогая, вы такая милая, что они сами должны были бы пить с вами шампанское, и пить его из вашей туфельки. Вы должны поехать в Каринхалле, и мы поможем вам забыть этих ужасных ханжей!

Американская команда вновь оказалась вовлеченной в политическую конфронтацию, на этот раз во время торжественного марша в день открытия олимпиады. Оказалось, что древнегреческий салют, которым участники состязаний всегда приветствовали почетную трибуну, представлял собой поднятую вверх руку, ладонью вниз, и, таким образом, он не очень отличался от национал-социалистического приветствия. Чтобы продемонстрировать, что они верны греческой традиции, но не признают политики своих хозяев, лидеров страны, которая их теперь принимала, члены большинства делегаций шли, опустив руки по бокам.

Таким образом осуществили свое приветствие англичане, шведы и остальные скандинавы. С другой стороны, итальянцы, болгары, кое-кто из бельгийской сборной и все японцы салютовали откровенным нацистским приветствием. Так же, к совершенному изумлению их друзей, поступили и французы, вызвав у немцев бурю оваций, оказавшихся в числе самых громких за эти игры.

Американцы же были полны решимости однозначно показать, что они не собираются демонстрировать верность никому и ничему. Они вышли на стадион и, проходя мимо главной трибуны, сняли свои шляпы и нарочито согнули руки в локте, прижав шляпы к груди, во избежание какого-либо сходства с нацистским салютом. Но это было еще не все. Тогда как все другие делегации опускали свои национальные флаги, проходя мимо почетной трибуны, американцы продержали свои знамя высоко поднятым.

Трибуны начали свистеть и смеяться.

«Адольф Гитлер полуобернулся к Герману, — вспоминает Томас, — и, усилием воли удержав на лице улыбку, прошипел: „Они не только допустили негров и евреев в свою команду, но еще решили нас оскорбить“. Герман ему в ответ проговорил: „Это американская традиция, мой фюрер. Они никогда не склоняют флаг ни перед кем“. Но Гитлер, багровый, хотя и не перестающий улыбаться, медленно покачал головой. Думаю, в этот момент ему очень хотелось перестрелять всю американскую сборную».

В ознаменование начавшихся Олимпийских игр кое-кто из видных наци надумал устроить празднество, и Геринг решил, что празднование у него будет необыкновенным и самым лучшим.

«Мы провели в Каринхалле не один час, обсуждая, какой именно прием это будет, — говорит Томас фон Кантцов. — Через своих шпионов он уже знал, что двумя его главными соперниками в этом мероприятии будут Иоахим фон Риббентроп и Йозеф Геббельс. В отношении Риббентропа, которого он презирал, Герман не испытывал никакого беспокойства. „Он собирается сделать барбекю и подать шампанское, — сказал он. — Быка будут жарить до полного изнурения присутствующих, а шампанское, как обычно, окажется мочой (намек на брак Риббентропа с дочерью Хенкеля, крупнейшего германского производителя шампанского, у которого он прежде был коммерческим агентом). Но с Геббельсом дело обстояло иначе“».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});