Парфянин. Книга 1. Ярость орла - Питер Дарман

– Римляне убьют тебя.

Я пожал плечами:

– Это может произойти в любом бою.

– Но ты будешь не в бою и к тому же один.

Я остановился и повернулся к ней:

– Если со мной будет твоя любовь, я не буду один.

Ее глаза наполнились слезами, я придвинулся ближе, чтобы ее поцеловать, но она обхватила меня руками и прижалась так крепко, словно тисками сжала. Опять я попал впросак!

– Обещай, что будешь очень осторожен, – прошептала она.

– Конечно, – ответил я, с трудом дыша.

В ту ночь Спартак послал к западным воротам города конного вестника, который прокричал горожанам, что утром к ним прибудет наш представитель для переговоров, которые могут стать взаимовыгодными. Стрел в вестника никто не пускал, и это давало некоторые надежды на благополучный исход моей миссии. Но могло быть и так, что римляне просто проигнорировали его сообщение.

Утро выдалось яркое и солнечное, но поскольку сейчас стояла зима, то было прохладно, и я озяб. Я позавтракал в своей палатке с теми, кто входил в нашу компанию: Галлия, Диана, Праксима, которая мне уже гораздо больше нравилась, поскольку Нергал был с ней счастлив и доволен, а также Бирд, Гафарн, Годарз и Буребиста. Руби сидела на табуретке позади Галлии и шипела на мужчин. Настроение у всех было подавленное, ели мало, но я был рад этой компании. Потом я сказал Нергалу, что в случае моей смерти командиром конницы станет он. Я особенно подчеркнул, что самой главной задачей и долгом будет возвращение на родину всех, кто находится под его командой. И чтобы он сам и все мои парфяне вернулись в Хатру. Галлия сидела с побледневшим лицом, и я сказал ей, чтобы она забрала себе Рема, если я не вернусь. Больше говорить было не о чем. Я встал, пристегнул меч и вышел наружу.

У меня увлажнились глаза, когда я увидел ряды всадников, выстроившихся по обе стороны дороги, что вела из лагеря. Резус отдал мне честь обнаженным мечом. Я понимал, что если посмотрю хоть кому-то прямо в глаза, то непременно разревусь как ребенок, поэтому сделал каменное лицо и прошествовал между двумя шеренгами, вышел из лагеря и направился к частоколу. Мне было холодно, но, вероятно, это были ледяные объятия страха. Позади меня шагали мои сотрапезники по завтраку, но я не оборачивался. Спартак, Каст, Акмон и Клавдия встретили меня у частокола, однако Крикса с ними не было. Чему я был только рад; у меня не было никакого желания видеть его ухмыляющуюся физиономию в этот, возможно, последний мой день жизни на земле. Спартак выглядел обеспокоенным. Несколько фракийцев убрали с полдюжины заостренных столбов частокола, чтобы пропустить меня.

– Ты уверен в себе, Пакор? Я ведь не приказываю тебе туда идти.

– Уверен, господин, – я понимал, что он дает мне возможность спастись, но к этому моменту все войско знало о моем задании, и что они подумают, если я сейчас поверну назад? Кроме того, я ведь парфянин, а нас воспитывали так, чтобы мы никогда не бежали от опасности.

Я обнял Клавдию, пожал руки Касту и Акмону. Столбы убрали, и путь к городу оказался открыт. Расстояние от частокола до западных ворот города было с полмили – широкое и пустое пространство, где никто и ничто до сегодняшнего дня не передвигалось. Я обернулся, посмотрел на людей, которых считал своими друзьями и которые, как я надеялся, были для меня чем-то большим, нежели просто друзья. Я снял шлем, подошел к Галлии, коснулся ее рук и поцеловал девушку в губы.

– Я люблю тебя, – сказал я, после чего развернулся, надел шлем и пошел прочь.

Я чувствовал себя до странности спокойным, направляясь к городской стене, которая, чем ближе я к ней подходил, казалась все более высокой и неприступной. Но я не думал о римлянах, я думал о Галлии, о моей дорогой Галлии. Я сказал ей о чувствах, которые к ней испытывал, и только это имело сейчас значение. Если я сегодня погибну, тогда она, по крайней мере, будет знать, что я ее люблю, так что, шагая дальше, я начал улыбаться. Стражи на стенах, глядя на меня, вероятно, могли решить, что я сошел с ума, и даже побаловаться мыслью, не всадить ли в меня парочку стрел, вместо того чтобы позволить мне войти в город. Я продолжал идти дальше. Сейчас мне казалось, что я – единственный человек на всей земле. Вскоре я ступил на мост надо рвом и наконец добрался до западных ворот – каменной арки с двумя тяжелыми створками из мощных досок, утыканных железными остриями. Защита ворот состояла из караулки и двух квадратных каменных башен с черепичными крышами, и в каждой башне было по два ряда высоко расположенных бойниц для лучников и пращников, сейчас прикрытых деревянными ставнями. Вершина стены между башнями сейчас пустовала, но я шестым чувством осознавал, что на меня смотрит множество глаз.

Я еще раз повторил в уме все инструкции, данные мне Спартаком, все условия, которые я должен был обсуждать от его имени, не забывая о том, что мы хотя и всего лишь освободившиеся рабы, но владеем богатствами целой римской провинции. В том, что граждане Фурии были богаты, не было ничего удивительного. Провинция Бруттий являлась процветающим уголком Римской империи не только по причине наличия здесь серебряных копей, но также в результате разведения огромного количества дающих шерсть овец. Их стада обычно угоняли на лето в горы, чтобы избежать иссушающей жары равнин. Кроме того, здесь производили превосходные вина, собирая виноград с множества плантаций, а также в этой местности в огромных количествах произрастали оливковые деревья в садах гигантских латифундий, расположенных по всему побережью. И все это сейчас находилось в наших руках, вероятно, к большому неудовольствию владельцев всего этого богатства. На пути сюда мы заходили в несколько покинутых вилл, и Спартак предположил, что их владельцы проживают в Фурии. Еще эта провинция была родиной отличной породы лошадей, имеющих характерные узкие головы, мощные и хорошо сложенные шеи. Лошади эти были очень высокими в холке, с могучими спинами и чуть опущенными крупами, мощными ногами и широкими, устойчивыми копытами. Годарз говорил мне, что эту породу вывели в результате скрещивания итальянских лошадей с конями из Африки, завезенными сюда неким полководцем по имени Ганнибал, который происходил из народа, именуемого карфагенянами и проживающего в Африке. Кажется, он в течение двадцати лет вел войны с римлянами на их собственной территории, прежде чем был разбит и побежден. Однако Ганнибал оставил после себя наследство – отличную породу лошадей, которых разводили в Бруттии и продавали по всей Римской империи. А теперь этих прекрасных коней мы забирали в свою конницу. Я выяснил, что у них в целом спокойный характер, что облегчало подготовку новобранцев. Спартак дал строгие указания не наносить этой провинции никакого необоснованного ущерба, хотя галлы, что неудивительно, эти указания игнорировали, пока Спартак лично не явился в лагерь Крикса и не потребовал прекратить подобные действия.

Я остановился в нескольких шагах от ворот и простоял там какое-то время, показавшееся мне вечностью. Я вознес про себя молитву Шамашу, чтобы он даровал мне быструю смерть от руки умелого лучника, но тут одна створка медленно отворилась внутрь. Я остался стоять на месте, пока створка не открылась окончательно и в проеме ворот не появился римский командир в шлеме с красным султаном и в алом плаще. Он вышел на деревянный мост надо рвом, остановился и крикнул: «Иди за мной!», потом повернулся и направился обратно в город. Я сглотнул и быстро пошел за ним. Я нервничал, но решил не показывать этого. Миновав мост, я вошел в город Фурии.

Я прошел под аркой ворот и миновал караулку, потом вышел на мощеную улицу, по обе стороны которой стояли двух- и трехэтажные дома, во многих из которых располагались лавки и магазины, выходящие на улицу. Меня тут же окружила группа легионеров, целых десять воинов во главе с центурионом. Их командир демонстративно игнорировал меня, лишь велел следовать вперед.

Так начался мой путь через этот город. Его планировка оказалась обычной для римских городов, боковые улицы пересекали под прямым углом ту, по которой мы шли. Я отметил, что вокруг много больших ухоженных зданий, украшенных выступающими над улицей балконами. На улицах находилось много народу, все лавки, кажется, были открыты. Порт наверняка по-прежнему обеспечивал подвоз продуктов питания и иных необходимых товаров. Лишь немногие удостаивали меня своего внимания, а легионеры оттесняли в сторону всякого, кто оказывался у нас на пути. Примерно через пятнадцать минут мы вышли на форум. Это оказалась большая площадь, окруженная с трех сторон крытыми колоннадами, а четвертую занимала массивная базилика с белыми, выкрашенными известью стенами и черепичной крышей терракотового цвета. Мои молчаливые сопровождающие провели меня через площадь, затем мы поднялись по ступеням базилики и прошли через главный вход, оформленный двумя огромными мраморными колоннами. Годарз говорил мне, что базилика – это одновременно и деловой центр, и здание суда, но сейчас у меня сложилось впечатление, что это скорее последнее, поскольку мой эскорт остановился у входа. Меня оставили в одиночестве, и я двинулся дальше, к группе городских сановников, собравшихся в конце помещения, которое, по сути дела, было огромным центральным нефом, отделенным колоннами от боковых нефов, расположенных по обе стороны от центрального. Главный неф был выше боковых, в его верхней части имелись окна, сквозь которые внутрь проникал свет. Колонны были толстые и увенчанные арками, и перед каждой колонной стоял страж в полном боевом облачении. Я снял шлем и прошел вперед по серым мраморным плитам к небольшому возвышению, образующему апсиду в самом конце базилики. На возвышении сидели в креслах три человека. Четвертое кресло пустовало. Достигнув апсиды, я увидел еще больше воинов, которые стояли у стены за креслами, а также писцов, сидевших сбоку за столами. Я остановился в нескольких шагах перед апсидой и поклонился, чуть нагнув голову, трем сидящим сановникам. Воцарилось неловкое молчание. Потом мужчина, сидевший в центре, облаченный в белую тогу, обратился ко мне. Казалось, что ему на вид около пятидесяти, у него было длинное, узкое лицо и темные редеющие волосы с проседью. Он смотрел прямо мне в лицо своими бледно-серыми глазами, а его голос звучал несколько женоподобно.