Хищники - Максим Шаттам

Энн одобрительно кивнула, и пока Фревен поднимался по лестнице, ей в голову пришла новая версия.

— Надо обдумать еще одну гипотезу, — произнесла она. — Что Монро сам…

Фревен резко обернулся и посмотрел прямо в глаза медсестры. Он не хотел создавать в команде атмосферу постоянного подозрения.

Энн опустила голову и продолжила подниматься молча.

Тем не менее, размышляла она, если анализировать то, что произошло прошедшей ночью, надо признать очевидное: было странно, что убийца пришел к Доновану, минуя комнату Монро. А ведь Монро правша. Она на мгновение прикрыла веки, вспоминая размер его обуви. Сорок четвертый!

По словам Фревена, и Ларссон, и Конрад доверяли своему убийце, он их изувечил, а они даже не сопротивлялись. Никаких следов реальной борьбы. А если убийцу они принимали за своего человека?

Как бы это ни воспринимал Фревен, она теперь будет наблюдать за Монро.

Потому что, если смерть приходит изнутри, они все долго не протянут.

И теперь ни в ком нельзя быть уверенным.

Под подозрением — все.

66

Фревен вернулся в комнату Донована.

Окровавленные простыни были брошены в угол. Лейтенант отодвинул шкаф, а Энн прощупывала каждую неровность на стенах. Фревен поднял подставку, прикроватный столик, отодвинул кровать. Под свернутым ковром тоже не обнаружилось никакого тайника. Если на этаже и существовал потайной ход, он был не здесь. И тут опять возникал вопрос, который мучил Фревена: почему убийца выбрал именно эту, а не другую комнату? Почему бы с легкостью не убить мощного физически противника, который крепко спит? Донован был, можно сказать, хрупким, близоруким, даже проснувшись, без очков он не различил бы настоящей угрозы. Если убийца пришел со стороны лестницы, тогда самой первой комнатой на его пути была та, где спал сам Фревен. А если потайной ход находилась в одной из пустых келий, в этом случае по ходу его движения первой занятой была бы комната Монро.

Пришли Маттерс и Монро, выполнив утренние задания — организовав погребение своего товарища, предупредив штаб, перепоручив работу с пленными команде капитана Стэнли, разместившейся в восточной башне вместе с ротой Альто. Только там можно было оборудовать тюремные камеры для прибывающих пленных.

Фревен увидел по их лицам, насколько расстроены его подчиненные. Они почти не жаловались, но ведь они всего в течение нескольких дней потеряли трех своих товарищей. Им надо передохнуть, подумал он. Но сейчас не время, заявил настойчивый внутренний голос.

— Доктор Лашам согласился осмотреть тело Донована, — сообщил Маттерс. — Он ждет вас после обеда, но сказал, что не будет делать вскрытия. У него нет ни времени, ни необходимых навыков. Я передаю вам то, что он сказал.

— Сделаем это вместе с ним. Пойдите в северную башню, — приказал Фревен. — И расспросите каждого человека из третьего взвода, не слышали ли они что-нибудь, как они спали, все ли были в помещениях, кто рядом с кем, я хочу все знать.

— Они не скажут ничего особенного, — возразил Маттерс.

— Заставьте их. Мы им не по душе? Дайте им понять, почему нас нельзя недооценивать. Найдите средства давления на них: конфискация почты, запрет увольнения за тыловую линию — все, что сочтете нужным.

— Это же объявление войны! — заметил Маттерс.

— Один из них воюет с нами, хотел бы вам напомнить! Действуйте, я все улажу с полковником Шлёбелем.

Оставшись наедине с медсестрой, Фревен опустился на деревянный стул, напротив подставки для свечи. Энн в это время зажигала новую свечу.

— Я уверен, что, среди всего, что мы знаем, есть какая-то важнейшая улика, — поделился он с ней своей мыслью.

— У вас сохранились ваши записи?

— Только моя записная книжка, все остальное сгорело в церкви.

Фревен провел рукой по своим взъерошенным волосам.

— Что мы знали о нем шесть месяцев назад? — вздохнул он. — Надо восстановить в памяти все преступления, одно за другим.

— Это порочный, расчетливый и коварный тип!

— Верно. Он поймал нас в ловушку, положив голову Росдейла в ящик Харрисона. Он обманул нас, наведя расследование на Хришека. Он знал, что рано или поздно мы узнаем, что Хришек вырос в семье бродячих артистов, и преступнику достаточно было положить в его ящик астрологический альманах и другие вещи. До этого убийце удалось повлиять на Хришека, чтобы он поговорил с Лизой Хибург, и они оба отправили Фергюса Росдейла прямо в его когти. Энн, этот тип мог бы быть вашим лучшим другом, и вы бы даже не заподозрили его, настолько он одарен! Все его существо, каждая молекула его тела преследует одну единственную цель: убивать так, чтобы его не схватили, для того, чтобы убивать еще и еще.

— Вы хотите напугать меня, да?

Энн посмотрела на лейтенанта и продолжила его рассуждения:

— В конце концов, мы знаем, что он из третьего взвода, все свои преступления он совершал поблизости от расположения взвода. Или… я знаю, что вам не нравится эта версия, но надо рассмотреть и ее: это может быть один из нас. ВП пользуется полной свободой передвижения, она всегда может оказаться в местах совершения преступлений.

Фревен пропустил это замечание мимо ушей.

— Я не знаю, был ли подлинным этот астрологический спектакль, или он был призван запутать следы. Первые преступления совершались в погоне за везением, затем им руководила его злоба, ну, а та семья на ферме… тогда мы его спровоцировали. А теперь он убивает солдат ВП из мести.

— Или… ВП представляет собой единственного… хищника, он должен устранить его, чтобы продолжать свободно делать то, что он делает.

— Если он нас боится, значит, мы подошли настолько близко, что можем вот-вот его разоблачить. А что мы знаем? Что мы выявили такого, что его испугало? — нервно проговорил лейтенант.

— То, что он правша и носит обувь сорок четвертого размера, — заключила Энн.

— Все подводит к четырем именам: медбрат Паркер Коллинс, Кол Харрисон, Родни Барроу и Джон Уилкер.

Вспоминая известную ей информацию, Энн уточнила:

— Харрисон, Барроу и Уилкер имеют проблемы с начальством, и их можно назвать одиночками, особенно последнего.

Фревен оперся локтями на колени и, задумавшись, наклонил голову.

Внезапно он выпрямился:

— Он смеется над нами!

— Простите? — пробормотала медсестра.

— Все улики, которые он оставил после себя, это блеф. Женский символ — это уловка, он его оставил, чтобы привести нас к Лизе Хибург, которая потом укажет на Хришека. Я думаю, что следы от обуви на ферме тоже были ложными!

Фревен встал и долго ходил по периметру маленькой комнаты.

— При убийстве Ларссона он позаботился о том, чтобы скрыть отпечатки своей обуви! — наконец заговорил он. — Преступник не забыл это сделать, потому что эти следы выдали бы его. А на ферме он ничего не скрывал, потому что следы были обманом!

— Он учится на своих преступлениях, — возразила Энн. — На ферме было слишком много крови, он не мог все скрыть. А затем он решил извлечь урок из своих ошибок.

Фревен был не согласен с ней, он отрицательно покачал головой.

— Вспомните, что говорил Конрад, рассматривая отпечатки подошв: пятка была вдавлена больше, он думал, что у убийцы не совсем обычная походка, что он переносит вес на каблуки.

— Да, и кстати, мы никогда не рассматривали эту улику.

— Потому что она могла быть случайной. И, как я теперь думаю, это была еще одна уловка. Если эти отпечатки имели какой-то особый вид, то только потому, что убийца был в обуви не своего размера. Он что-то затолкал в носок ботинка, чтобы мы подумали, что у него сорок четвертый размер ноги. Он просто мог взять ботинки своего товарища, пока тот спал.

Энн скрестила руки на груди.

— Или наоборот, поскольку он очень расчетливый, он сделал это для того, чтобы вы так подумали, — заметила она.

— Нет, он мог продолжать оставлять следы ботинок сорок четвертого размера, но я думаю, что он скрыл свои следы после того, как убил Ларссона, потому, что у него просто не было выбора. Той ночью он не смог «наследить» в чужих ботинках. Это солдат из третьего взвода, который хорошо знает привычки своих товарищей, настолько хорошо, чтобы услышать, как Костелло говорил о наивности Лизы Хибург. Он хорошо знал Хришека, чтобы создать улики, которые работали бы против него, как и то, что он засомневался, что Харрисон стал бы идеальным виновным в наших глазах. Он был среди них.

Энн одобрительно кивнула.

— Паркер. Паркер Коллинс, медбрат. Он знает их всех, он их лечит. По своему опыту, могу уверить вас, что солдаты много болтают, пока им накладывают повязки. Именно он много знал о Хришеке! Он даже направил меня на него, сообщив, что Хришеку, когда тот был маленьким, нравилось рубить головы курицам, но я не придала этому значения.