Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров

ночь.

Только карета переехала въезд, как ударили колокола. Вперемежку со звоном послышалось воронье карканье. Приезжих встретил батюшка. Князь перед ним преклонил колено и поцеловал руку. Низко склонилась и Софья. Ее губы коснулись грубоватой руки владыки.

И тут, как из-под земли, перед княжеской четой появился некто. Его голое тело прикрывал рваный зипун неопределенного цвета, на голых ногах видны были чувяки с дырками. Лицо узкое, худое, с козлиной смешной бородкой. Глаза впалые, но зоркие. Жидкие волосы покрывали его череп.

– А-а… Хозяин пожаловал! Давненько я тя не встречал, – продолжал он хриплым, простуженным голосом. – А это кто с тобой? – Он шагнул к Софье.

Та даже отпрянула от него.

– Не бойся, не укушу! Нечем! – И он открыл рот, показывая редкие желтые зубы. – А ты, баба, себе на уме! – Он махнул перед ней сухим, тонким пальцем с загнутым черным ногтем.

Потом повернулся к князю:

– Учти, дяденька: сколь в ней добра, столь и зла.

Подскочил местный воевода Беззубцев.

– Гришка, пошел отсель! – наступая на него грудью, приказал тот.

– А ты мня, убогого, в темницу спрячешь? – отступая мелкими шажками, отбивался он. – А я выйду и оттуда! А у тя беда, сынок, будет! – говорил тот, продолжая отступать шаг за шагом.

– Гришка-то, юродивый, ишь, что молотит! – гудела толпа.

– Да кто его слушает?

Воевода все же его оттеснил.

– А кто ест юродивый? – дернула Софья за рукав воеводу.

– Да это, государыня, божий человек.

Княгиня не поняла, что такое божий человек, но промолчала.

Князь с княгиней вошли в церковь. Софья спросила, глядя на Ивана Васильевича:

– Кто тот был? – Она решила уточнить.

– Божий человек, – ответил и князь.

Лицо его выражало неудовольствие, слова юродивого врезались в память. Начавшийся молебен заставил отвлечься от этого маленького происшествия. Но почему-то Софью это задело. Когда молитва закончилась, она шепнула Ивану Васильевичу:

– Скажи, чтоб ему обутку дать.

Князь чуть улыбнулся.

– Захоти он, давно бы не только катанки имел, но и шубу медвежью. Этот люд благ таких не признает, – ответил он.

После окончания службы протопоп пригласил их к себе на обед. С ними пошли приглашенные Иваном Васильевичем воевода и пара бояр.

На второй день начался осмотр строительства крепости. Шла она ни шатко ни валко. Князь вспылил, схватил воеводу за ворот, тряхнул так, что его шапка отлетела саженей на десять. Он еще больше разозлился, когда взял в руки кирпич, а он у него развалился. Воевода едва увернулся от брошенного в него камня.

– Денег не получишь! А я тя на Белоозеро, мерзавца, сошлю!

– Успокойся, Вануша, – гладя его руку, проговорила Софья, – ты послать люди в Рим. Там… такой строитэль! Вот и собор надо ново…

– Пошлю, обязательно!

Осмотр закончился. Кое-кого высекли, прогнали. Князю надо было успокоиться.

И начался загул, который продолжался более двух недель, перемежаясь то с лисьей, то с заячьей охотой. Ходили и на кабана. Но Иван Васильевич, в отличие от своих предков, до охоты был безразличен. Если Софья показала себя увлекающимся человеком, то Иван Васильевич, подстрелив лису, особой радости не испытывал.

Потом был суд. Иван Васильевич разбирал местные распри. Рядом сидела Софья. Зачастую ее слова играли решающую роль. И не от того, что Иван Васильевич не хотел с ней ссориться, а потому, что ее природный ум часто находил такие решения, что можно было только дивиться. Закончив суд, князь перед отъездом вновь поехал на строительство каменного кремля. И опять не обошлось без ее замечаний. И откуда она все это знала? Софья не побоялась замарать руки в растворе и заявить, что он не очень хорош.

– Знаэшь что, Иоанн, – услышав свое имя, так произнесенное устами Софьи, он удивился, как быстро она осваивала русский, – я видел трещин в Успенский собор. Давай позовэм из Италии…

– Да позовем, позовем, – ответил он раздраженно.

Князь и сам видел все недостатки, хотя ему было неудобно в этом признаться.

– Мы же хорошо строили! Вон в Новгороде сколь храмов, а когда их строили! А стоят! Потеряли навык! – грустно сказал он. – Ладно, вернемся и решим, – изрек он твердо.

Возвращаясь с осмотра, они столкнулись со свадебной процессией. То князь Бельский, высланный Иваном Васильевичем из Великого Новгорода в Коломну, выдавал свою дочь за сына боярина Рунова, переселенного, как и Бельский, из Новгорода. Князю хотелось укрепить этот город крепкими, достойными мужами. Великий князь узнал Бельского, поздравил. Бельский просил великого князя побывать на свадьбе.

– Мы приехать! – улыбнувшись, сказала Софья.

Иван Васильевич только кашлянул.

Глава 32

Иван Васильевич вернулся в Москву, и довольно быстро. Причина – государственные дела не позволяют гостить подолгу в одном и том же месте. Софье же понравилось бывать в разъездах, где княжеской семье везде устраивали почетный прием, дарили дорогие подарки, кланялись и льстили. Новоявленная княгиня не скрывала и того, что многое ей не нравилось. Убранство хором, как и сами хоромы, было далеко от того, что она видела у себя на родине. У ее отца был дворец – светлый, просторный, со вкусом обставленный. Не то что здесь. Кое у кого все убрано коврами разной расцветки. Богатство видно, а вкуса нет.

Богатство. Кардинал говорил, что северный князь страшно богат. Где же его богатство? Его она увидела по приезде. Во дворе стояло много подвод, хорошо укрытых и увязанных. Когда она спрашивала: «Что здесь?», ей отвечали: «Меха». Она не поверила и приказала развязать несколько возов. Их содержание ее ошеломило. Только теперь она поверила в сказочные богатства северного князя.

Ивану Васильевичу показалось, что Софья приуныла. «Что это с ней?» – подумал князь, когда они поднимались по ступеням крыльца. Но она быстро взяла себя в руки.

– Что, дэд, поедем по…здра…вать, – проговорила она, придавая голосу явное безразличие.

– Поедем. Вот думаю, Елену надо бы хорошо одарить.

– Конешно, – поддержала Софья.

И великий князь решил ей подарить украшения, принадлежавшие его первой жене, Марии. Когда стали искать, то их в хоромах не оказалось. Иван Васильевич допытывался, где они. И узнал. Оказалось, что Софья, не спросив разрешения у Ивана Васильевича, подарила их своей племяннице, когда та выходила замуж за Василия, верейского княжича. Недолго думая, Иван Васильевич приказал снарядить гонца, который от его имени должен был потребовать возврата этих драгоценностей.

Узнав об этом, Василий заупрямился. На все уговоры отца отвечал дерзко, со злом:

– Мы такие же удельные князья, как и он. Почему он нами командует, как своими холопами?

– Сынок, – взмолился князь Михаил Верейский, – не губи ни себя, ни меня. Не зря его зовут «грозным». Он только и ищет повода, как бы лишить нас удела. Мы