Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Из Мазаки Сулла повел свою армию через холмы Каппадокии к Евфрату, чтобы форсировать реку под Томисой. Стояла поздняя весна, и проходы в горах, кроме тех, что возле Арарата, были открыты. Однако если подождать еще, путь к Арарату также откроется. О своих планах Сулла не сообщил ни сыну, ни Морсиму, так как пока сам имел о них весьма смутное представление.

Между Мазакой и Даландой простирались Передне-Таврские горы, оказавшиеся более легкими для перехода, чем ожидал Сулла. Хотя пики их были высоки и заснежены, перевал был удобным. Римляне проходили живописными ущельями, по дну которых бежали быстрые горные реки. Нанесенную потоками плодородную почву обрабатывали крестьяне, надеясь получить урожай за короткий в горах сезон. Местное население редко подвергалось набегам завоевателей и веками жило, не ведая войн и не отрываясь от своей земли. Сулла пополнял запасы провианта у трудолюбивых крестьян и приказывал не топтать поля и посевы. Это была чудесная сонная страна. Лазутчики Суллы не дремали и доносили ему, что по ту сторону Евфрата Тигран не ждет его прихода.

В Мелитене не было ни одного города, однако провинция была богата плодородными землями долины Евфрата, окруженной горами. Население долины, более многочисленное, чем в горах, не привыкло видеть армии на марше: даже Александр Великий в своих походах не посещал Мелитену. Тигран для вторжения в Каппадокию предпочел более короткий путь — севернее, через верховья Евфрата.

И вот глазам римлян открылась полноводная река с обрывистыми берегами. Сулла, взяв за руку сына, взволнованно следил глазами за ее течением, удивленный цветом зелено-голубых, с молочным оттенком, вод.

— Сможем ли мы организовать переправу? — спросил он Морсима.

Однако киликиец был в этом не опытнее, чем Сулла, и с сомнением покачал головой:

— Может быть, только позже, когда растают снега, если они в этих горах вообще когда-нибудь тают. Местные жители говорят, что Евфрат не столько широк, сколько глубок. Возможно, это полноводнейшая река в мире.

— Разве через нее нет мостов? — раздраженно осведомился Сулла.

— В этих местах, чтобы построить мост, требуется такое инженерное искусство, какое местным народам неведомо. Я знаю, что Александр Великий наводил мост через Евфрат, но ниже по течению и в другое время года.

Сулла пожал плечами:

— Что ж, у меня нет инженеров, но нет и времени. Мы должны достигнуть цели и вернуться, пока перевалы свободны от снега. Хотя, я полагаю, мы пойдем обратным путем через Северную Сирию и Аманские горы.

— Куда же мы направляемся, отец? — спросил, улыбаясь, Сулла-младший. — Теперь мы достигли Евфрата, и ты увидел его…

— Но я еще не насмотрелся! Поэтому мы пойдем на юг вдоль берега, пока не найдем надежной переправы.

Возле Самосаты река все еще была чересчур быстра и широка. Местные жители предлагали переправу на своих плоскодонных лодках, но Сулла, осмотрев их, отказался.

— Мы пойдем дальше на юг, — сказал он.

Следующая переправа была возле Зевгмы, у границы Сирии.

— Как там в Сирии после смерти Грипа, при Цизицене? — спросил Сулла у местного жителя, говорившего по-гречески.

— Не могу сказать, римский господин, — ответил тот.

Когда армия уже была готова к выступлению, могучая река вдруг успокоилась. И Сулла решился:

— Будем переправляться на лодках, пока есть возможность.

На другом берегу он вздохнул с облегчением, хотя от него не ускользнуло, что его солдаты переправлялись как будто через загробный Стикс, боясь попасть в царство мертвых. Он собрал офицеров и дал им подробные инструкции насчет того, как поддерживать дух солдат. Сулла-младший слушал внимательно.

— Мы пока не возвращаемся домой, — говорил Сулла. — Поэтому нужно поднять настроение солдат и вселить в них уверенность. Я сомневаюсь, что в пределах нескольких сот миль вокруг есть хоть одна армия, способная победить нашу, — если такая армия вообще имеется. Скажите солдатам, что ими командует Луций Корнелий Сулла — великий полководец, не чета всяким Тигранам и Суренам Парфянским. Скажите, что мы — первая римская армия, пересекшая Евфрат, и уже одно это служит гарантией нашего успеха.

Ввиду наступления лета и жары Сулла не хотел спускаться на равнины Сирии и Месопотамии: палящее солнце и монотонность похода деморализуют солдат быстрее, чем препятствия и неизвестность. Поэтому от Самосаты он повернул вновь на восток, направляясь к Амиде, городу на Тигре. На север лежала Армения, на юг — Парфянское царство, но сама эта пограничная территория ничьими войсками не охранялась. Армия Суллы продвигалась пламенеющими маковыми полями. Одной из главных забот оказалось пополнение провианта, так как, хотя земли там кое-где и возделывались, на продажу у местных жителей находилось немного.

По пути они проходили небольшие государства и княжества, укрывшиеся в долинах среди гор. Путь был легким, поскольку преодолевать горные хребты им не приходилось. В Амиде Суллу встретили двое из местных правителей, которые, прослышав о его мирном походе через их государства, полюбопытствовали взглянуть на римскую армию. Имена их Сулла счел непроизносимыми, но каждый из правителей, дабы украсить свое имя, добавлял к нему греческий эпитет, поэтому Сулла решил так и именовать одного Эпифаном, а другого — Филоромеем.

— Почтенный римлянин, ты — в Армении, — очень серьезно заявил Эпифан. — Всемогущий царь Тигран осведомлен о твоем прибытии.

— И он находится неподалеку, — так же серьезно продолжил Филоромей.

— Неподалеку? Где? — осведомился Сулла, скорее заинтригованный, нежели испуганный.

— Он планирует построить столицу южной Армении и уже наметил место, — продолжал Эпифан. — Город будет называться Тигранокертом.

— И где он будет расположен?

— На востоке от Амиды, приблизительно в пятистах стадиях отсюда, — ответил Эпифан.

Сулла быстро вычислил:

— Около шести миль.

— Вы ведь не собираетесь туда идти?

— А почему бы и нет? — возразил Сулла. — Я никого не убиваю, не разрушаю храмы, не занимаюсь грабежами. Я иду с миром — поговорить с царем Тиграном. Я попрошу вас об одолжении: пошлите весть царю Тиграну в Тигранокерт о том, что я иду к нему с миром.

* * *

Послание Митридата Понтийского запоздало, так как Тигран был уже хорошо осведомлен о продвижении Суллы и пребывал в недоумении: что ищет Рим к востоку от Евфрата? Тигран не верил в миролюбие Суллы, но размеры его армии не внушали опасений в завоевательских намерениях. Вопрос для Тиграна состоял в том, следует или нет атаковать Суллу. Как и Митридат, Тигран боялся самого слова «Рим». В конце концов он счел за благо выждать и не нападать первым. Пока же он решил выступить навстречу Сулле со своей армией.

[Карта "Военный поход Суллы на Восток"][7]

В путаном и злом письме Митридата, адресованном Тиграну, сообщалось, что Гордий мертв и что Каппадокия вновь в руках римской марионетки царя Ариобарзана, ибо римлянин (оставшийся неназванным) во главе киликийской армии вторгся в Каппадокию, вынудив Митридата отступить. Тот писал, что находит неразумным завоевывать Киликию без Каппадокии, и в заключение призывал Тиграна отложить их встречу на равнинах Нижней Киликии.

Никто из них двоих не знал тогда, что из Каппадокии Сулла решит не возвращаться в Тарс, а двинется дальше и что, прежде чем ответное послание армянского владыки достигнет Митридата, римлянин уже появится у Тиграна на пороге, в Армении. Поэтому Тигран послал предупреждение о приближении Суллы своим парфянским сюзеренам в Селевкию-на-Тигре.

Он встретил римлянина на Тигре, в нескольких милях западнее своей будущей столицы. Выйдя на западный берег, Сулла увидел на восточном лагерь Тиграна. В сравнении с Евфратом Тигр казался речушкой: примерно вдвое уже, с мутными коричневыми водами, он не имел и десятой доли притоков, которые вливались в Евфрат. Не питало его и такое количество горных снегов и родников. Ниже по течению от Евфрата к Тигру были прорыты каналы, чтобы помочь реке благополучно достичь Персидского залива.

«Кто к кому придет?» — задавался вопросом Сулла, располагаясь хорошо укрепленным лагерем на западном берегу и ожидая, переправится ли Тигран первым. Тигран, движимый любопытством, вскоре сделал это: дни шли, а Сулла не показывался, и ждать тому стало невтерпеж. Было спущено на воду царское судно с позолоченным корпусом, управляемое шестами и защищенное от солнца тентом, золотым с пурпуром, под которым стоял трон, инкрустированный золотом, слоновой костью и камнями.

Царь въехал на деревянный причал в золотой колеснице, которая так сверкала, что ослепила собравшихся на западном берегу. В колеснице, за спиной у царя, стоял раб, державший зонт, также позолоченный и инкрустированный камнями. Укрывшись за щитами, Сулла с сыном наблюдали за сценой отплытия.