Самая долгая ночь - Грег Кайзер

Что греха таить, ему было страшно, но это было иное чувство, нежели то, какое он испытал в ту минуту, когда на двери вагона скрипнул засов. Это чувство затаилось где-то глубоко в горле и не давало сглотнуть застрявший там комок.

Как только пассажирский вагон поравнялся с ними, Схаап потянулся к поручню рядом с подножкой передней подножки и запрыгнул на нее. Маус последовал его примеру. Сердце бешено колотилось в груди. Вытащив «вельрод», он встал рядом с Схаапом. С волос голландца капала вода. Кристиан вскинул свой «стэн», а в следующее мгновение Маус услышал, как лязгнул замок и Схаап приоткрыл дверь.

Внутри вагон ничем не отличался от любого другого пассажирского вагона. Коридор длиной в десять футов, по обеим сторонам два небольших купе, а дальше, в открытом пространстве, ряды скамей, расположенными парами друг напротив друга. Схаап прошел по коридору. Маус заглянул в каждое купе — пусто.

Жандармы в синей форме сидели на ближайших к ним скамьях. По физиономиям тех, кто сидел к ним лицом, трудно было понять их реакцию. В другом конце вагона, справа, четверо человек в зеленых мундирах сидели, наклонившись друг к другу так, что их головы почти соприкасались. До слуха Мауса донесся их смех. Лишь один, тоже в зеленой форме, стоял справа и выглядывал в окно. Наверно, хотел понять, почему поезд замедлил ход.

Поезд дернулся еще раз и почти остановился, затем дернулся снова. Схаап что-то крикнул по-голландски, и ближайший к ним жандарм в синей форме вскинул руки вверх. Но тот, кто сидел сзади него, за чем-то потянулся или же просто попытался спрятаться за деревянной спинкой сиденья. И хотя он был не в восторге от того, что ему сейчас предстоит сделать, а ему предстояло убить полицейского, пусть даже голландца, Маус шагнул из-за спины Схаапа. Что ему еще оставалось? Он выстрелил в него из «вельрода». В следующий миг легкий вздох его пистолета утонул в треске выпущенной Схаапом из «стэна» очереди.

Пуля попала жандарму в шею, и он слегка развернулся. Маус занялся затвором «вельрода» — повернуть, потянуть, толкнуть, повернуть, — и пока он им щелкал, ощутил, как рядом с его головой просвистела пуля и впилась во что-то у него за спиной.

Схаап палил из «стэна» — очередь нанизывалась на очередь хорошо знакомым ему треском — тра-та-та-та. В следующее мгновение рядом с Маусом просвистела еще одна пуля, и он перевел дуло «вельрода» на жандарма. Тот уже приподнялся с места, но Маус его опередил.

В вагоне раздались крики, и еще две пули разорвали соседнее с ним сиденье. Одновременно что-то больно впилось ему в левую руку, чуть выше того места, где отпечатались зубы пса по кличке Кромвель. Он быстро посмотрел вниз и увидел небольшую щепку, размером с зубочистку, торчащую у него из запястья.

Он не стал прятаться за спинки сидений, а остался стоять в проходе рядом с Схаапом. «Стэн» голландца продолжал сыпать свинцом.

Затем стало тихо.

— Руки вверх! — крикнул Маус по-немецки, и те, что в зеленой форме, поспешили выполнить его приказ. Схаап крикнул по-голландски, и те из его соотечественников, кто еще мог это сделать, тоже подняли руки.

Ни Маус, ни Схаап не получили в перестрелке ранений. В клубах дыма, в какой-то короткий промежуток между двумя мгновениями Мауса посетила странная мысль: это все благодаря звезде на его груди. Она, как щит, прикрывала его от пуль.

Окно в вагоне было открыто, и дым быстро развеяло сквозняком. Состав тем временем застыл на месте, и лишь вагоны с лязгом ударялись друг о друга. Шестеро в синих мундирах и трое в зеленых стояли, подняв руки вверх. Трое, нет, четверо, остались сидеть на своих местах или лежать на полу. Тринадцать, подвел итог Маус. Всего тринадцать охранников на поезд, в котором везли на смерть две тысячи человек.

Схаап вывел девятерых через заднюю дверь. Маус шел следом за ним, однако, в отличие от голландца остался стоять на подножке. Раздался хруст шагов по гравию. Маус обернулся, но это был всего лишь Каген. Он наконец-то, как только поезд остановился, сумел вылезти в проделанную дыру. В руках у него был «стэн».

Схаап выстроил троих пленных в ряд на краю железнодорожной насыпи. Руки у них были пусты и по-прежнему подняты над головой. Глядя на некоторых, можно было подумать, что от страха они вот-вот наложат полные штаны, особенно трое в зеленых мундирах. Один из тех, тот, что в синем, поддерживал руку, и было видно, как сквозь пальцы сочится кровь. Второй прижимал руки к животу, кстати, сами руки тоже были в крови, лицо бледное, как полотно.

Маус посмотрел направо. Деревья. Затем налево — там тоже деревья. Там, откуда они приехали, в ярдах ста виднелась стрелка. Там от них сбежал кочегар.

— Нам нельзя здесь оставаться, — крикнул он Кагену и Схаапу. Голландец поднял глаза, и Маус заметил, как он скривил рот.

— Ты хорошо сработал, гангстер, — отозвался Каген, и губы его растянулись в ухмылке.

Пошел к черту, послал его про себя Маус.

— А с этими что делать? — спросил он, кивком указав на девятерых охранников, что выстроились вдоль железнодорожной насыпи.

— Прикончить, — ответил Схаап и снова брезгливо скривил рот.

Ну и физиономия, подумал Маус, такой физиономии испугался бы даже Лански.

Не успел он собраться с мыслями и открыть рот для того, чтобы их озвучить, как Каген кивнул и сказал:

— Верно. Особенно тех, кто из орпо.

Он нацелил свой «стэн» на троих в зеленых мундирах. Все трое впились глазами в его автомат. Встав перед ними, Каген спросил по-немецки:

— Gehorst du zur Ordnungspolizei, ja oder nein?[26]

Маус посмотрел на нацистского орла на их мундирах.

Впрочем, Каген не стал дожидаться ответа. «Стэн» он забросил через плечо, зато вытащил из-за пазухи «веблей». Первого он убил выстрелом в голову. Грохот выстрела громким эхом прокатился по узкому каньону между защитными лесополосами. Немецкий полицейский пошатнулся и, рухнув с насыпи, соскользнул куда-то еще ниже. Маусу были видны лишь подошвы его сапог.

Маус спрыгнул с подножки. Какая-то часть его «я» понимала, что Каген прав. Но Каген сделал это не из соображений справедливости, а потому, что любил убивать. «Веблей» гавкнул снова. Каген, судя по всему, времени зря не терял.

Маус шагнул мимо Схаапа.

— Довольно, — бросил он Кагену. Наконец он обрел голос, наверно, помог патрон, который он загнал в патронник «вельрода». Каген обернулся от двоих убитых им немцев — зеленых силуэтов на фоне серого гравия железнодорожной насыпи. Каген хитро ухмыльнулся.

— Вот так евреи и поступают с нацистами, — произнес он все с той же ухмылкой на лице. — На моем счету теперь шестнадцать, гангстер.

Каген повернулся, готовый приставить дуло «веблея» к виску очередного немца, но Маус схватил его за руку. Одноглазый резко развернулся в его сторону.

— Отпусти. Это наше дело, — огрызнулся он и, выдернув руку из хватки Мауса, он вытянул ее прямо словно дорожный указатель, прицелился в полицейского и нажал на пусковой крючок. Человек в форме орпо рухнул на колени, из виска фонтаном брызнула кровь. Он завалился на бок и дернулся — раз, второй, и, наконец, замер. Эхо выстрела пронеслось между деревьями.

— Семнадцатый, — самодовольно произнес Каген. — Вот как настоящие евреи поступают с этой нечистью, — добавил он, в упор глядя на Мауса. — Эй, гангстер, так ты еврей или нет?

Нет, так нельзя, подумал Маус.

— Это ведь даже не немцы, — он посмотрел на жандармов и успел перехватить взгляд одного из них. Совсем мальчишка. Не старше Альдера.

— Они охраняли евреев, — произнес у него за спиной Схаап. — И они же будут их охранять, когда Рашель отправят на Восток. Разве я не прав? Скажи мне, разве не они? Каген, давай, прикончи их всех до последнего.

Схаап говорил по-голландски, он обращался к жандармам. Спустя какое-то время те начали стягивать с себя мундиры. Они поняли, к чему идет. Самый младший среди них, почти мальчишка, залился слезами. Маус хотел было вмешаться, однако так и не смог придумать ни единой причиной, почему этого делать не стоит. А как бы на его месте поступил Лански?

Кажется, он знает, как. Мейер согласился бы с Кагеном. А вот у Мауса не получалось.

— Не делайте этого, — произнес он. Но Каген уже зажал в руке «веблей». Чем-то он напомнил Маусу Джека Спарка. Например, как тот играл «вельродом» тогда в мясной лавке. Дуло револьвера было направлено вниз, но Маус знал, что оно может дернуться вверх в любой миг. Его «вельрод» был тяжелее, и так быстро он вскинуть его не сможет. Но Кагена, похоже, терзали сомнения. Единственный глаз немца смотрел на глушитель.

— Bist du Jude, Gangster, oder nein?[27] — спросил Каген и рассмеялся. От этого противного смешка Маусу сделалось не по себе, он даже ощутил, что озяб и промок до нитки. Вопрос Кагена прозвучал примерно так же, как когда тот спрашивал немца охранника.