Самая долгая ночь - Грег Кайзер

А потом послышались крики, шум, свистки. Охранники, взяв тех, кто сидел на платформе, в плотное кольцо, принялись пихать людей, подталкивая все ближе и ближе к поезду. Другие охранники уже распахивали двери вагонов. Леонард, прижимая Реку одной рукой к себе, взял в другую сумку, ту самую, в которой лежали четыре револьвера, и влился в поток евреев.

— Леонард, посмотри на вагоны, вон их сколько! — шепнула ему Река. Он сосчитал, пока охрана подталкивала людей в спину. Двадцать один товарный вагон и один пассажирский — в хвосте состава.

— Да. И что теперь? Разве их количество так важно?

— Их хватит тысячи на две. Подумай сам, сколько нас приехало вчерашним поездом? И вагонов было всего шесть.

— И?

— Мы рассчитывали на тысячу человек. Не больше. Нам не хватит лодок, чтобы посадить всех, — пояснила Река.

Черт. Пока их толкали вдоль платформы, он сосчитал снова.

— Нам не хватит лодок, — повторила Река, и голос ее прозвучал как стон.

«Теперь уже ничего не поделаешь», — подумал про себя Маус.

— Пока еще рано об этом беспокоиться. Сначала нужно захватить поезд. Сначала это, а потом все остальное.

Толпа остановилась, и они оказались перед открытой дверью третьего вагона от головы состава. Внутри пахло зверинцем — сеном и дерьмом. Рядом с ними стояла мать со своей темноволосой дочкой, впереди юная супружеская чета, позади старик, который разговаривал сам с собой. Оглядевшись по сторонам, он увидел Схаапа и его тощую жену, и этого мерзавца Кагена. Они стояли через два-три ряда позади него, и тоже, судя по всему, должны были попасть в этот же вагон.

Рядом с открытой дверью стоял охранник и что-то кричал по-голландски. Молодой муж положил руку жене на ягодицу и подтолкнул ее в вагон. Затем запрыгнул сам и протянул руку матери темноволосой девочки. Маус подсадил Реку в вагон, — она показалась ему легче долларовой бумажки, — после чего закинул внутрь сумку. Затем, схватив темноволосую девочку за пальто, забросил ее следом за матерью и сам поставил на подножку ногу. В следующий миг чья-то рука схватила его руку и втянула в вагон. Как оказалось, это был старик, который по-прежнему разговаривал сам с собой.

Внутри вагона стоял полумрак. Свет проникал сквозь щели в досках обшивки. Маус не стал даже пытаться сосчитать людей. По его прикидкам их набилось в вагон как минимум человек восемьдесят, и это притом, что позади него люди продолжали карабкаться в вагон, заталкивая их дальше внутрь, к передней стене.

Затем раздался скрежет. Это на железо наехала деревянная дверь. После этого до его слуха донесся еще какой-то стук и грохот. Судя по всему, это дверь закрылась наглухо. А еще спустя мгновение сквозь зарытую дверь до них донесся лязг металла о металл. Задвинули засов, сделал вывод Маус.

И хотя ему было страшно, на него снизошло нечто вроде умиротворения. То, что здесь все стояли вплотную плечом к плечу, заставило его вспомнить, как когда-то, когда он был еще ребенком, дома все вместе садились за стол в Пасхальный Седер. В квартиру по этому поводу набивались все их родственники. Во второй раз в течение всего двух дней ему вспомнилась шема.

Река нащупала его руку.

Наверно, прошло несколько часов, он точно не знал, потому что внутри вагона время как будто остановилось. Но какое-то время спустя пол под ногами дрогнул. Людская масса качнулась назад и вперед словно вода в ведре. Затем, под монотонный перестук колес локомотив потащил их за ворота и прочь от Вестерборка.

Глава 19

Вторник, 27 апреля 1943 года, час тридцать пополудни.

Они принялись за переднюю стенку вагона уже через пять минут после того, как состав выполз за ворота лагеря. Увы, не имея под рукой инструментов, взломать ее было едва ли возможно. Но они все равно попытались. Маус и Схаап ухватились за доски и попробовали их оторвать. Однако те оказались приколочены намертво.

Скрючившись на полу в переднем правом углу вагона и припав глазами к щелочке между досками, Река выкрикивала названия городков. Лишь когда она выкрикнула «до стрелки осталось двадцать километров», Маус решил, что пора задействовать «стэн». Он сунул руку в сумку Кристиана Схаапа, оттолкнул в сторону тощую Вресье и вытащил два приклада, каждый длиной в фут. Узкий конец он вставил в довольно широкий просвет между двумя досками и нажал, используя приклад как рычаг. Схаап тотчас понял его план, и сделал то же самое при помощи второго. Увы, взломать доски оказалось не так-то просто. Не прошло и минуты, как Маус уже хватал ртом воздух, не говоря о том, что он взмок от пота и был вынужден снять плащ, который бросил валяться у себя под ногами. За пять минут им удалось лишь слегка ослабить всего одну доску.

— Wat zijn jullie aan het doen?[23]

Маус обернулся на незнакомый голос. За Кагеном, молодой супружеской парой и стариком, что все время разговаривал сам с собой, стоял тип с узким лицом, в очках и с неприятным оскалом.

— Ze proberen te ontsnappen![24] — крикнул он остальному вагону.

Маус понятия не имел, что он сказал, но, судя по тону, догадаться было нетрудно. Этот тип был напуган и пытался запугать остальных.

— Заткнись, — рявкнул на него Маус. — Сделайте что-нибудь, чтобы он заткнулся! — крикнул он Кагену, но тот пропустил его просьбу мимо ушей.

— Zo goan we er aan! — вопил очкарик. — De Duitsers schieten ons allemaal neer![25]

После его слов в вагоне поднялся гам. Все принялись истошно кричать, и вскоре весь вагон заполнился воплями, визгом и стонами.

Этого только не хватало, подумал Маус. По идее они должны быть благодарны, а вместо этого им, видите ли, страшно, что немцы будут в них стрелять, — по всей видимости, за то, что они допустили побег. Как будто они не ведают, что впереди их ждет смерть.

— Да заткнитесь же вы все! — заорал он, но его голос потонул во всеобщем гаме. Река решила проблему тем, что запустила руку в мешок и вытащила оттуда «веблей». Уже первый выстрел заставил всех разом умолкнуть. Пуля пробуравила дырку в потолке, и сквозь нее тотчас закапала вода.

— Вы можете остаться в этом поезде, — произнес Маус по-английски и посмотрел на Реку. Та тотчас его поняла и начала переводить. Громко, на весь вагон. — Если вы останетесь в этом вагоне, то вы все умрете.

Эти ее слова стали причиной еще большего гама.

— Я знаю, я видел фотоснимки, — крикнул Маус, пытаясь перекричать хор безумных голосов. Река перевела его слова, и в вагоне стало чуть тише. — Я видел фотоснимки тех мест, куда везут нас эти поезда. Немцы отправляют нас в газовые камеры, а потом сжигают. Любой еврей, едущий на этом поезде, уже мертвец!

Река выкрикивала его слова по-голландски словно эхо. В вагоне сделалось тихо. Было слышно, как покряхтывают и поскрипывают доски в такт покачиванию вагона, и стук колес на стыках рельс.

— И что вы собираетесь с этим сделать?

Вопрос прозвучал по-английски, а задал его молодой супруг. На вид ему не было и двадцати. У него было длинное лошадиное лицо и узкий нос.

Маус не блистал красноречием, но он помнил, что именно Питер Бенсон, — а язык у него, надо сказать, был подвешен не хуже, чем у раввина, — сказал Мейеру Лански в офисе на Бродвее.

— Евреи спасают евреев, именно этим мы и занимаемся. Евреи спасают евреев, — повторил Маус его слова.

— Joden redden Joden, — перевел молодой человек на голландский язык. — Мое имя Альдер, — добавил он.

Маус обвел взглядом вагон и повторил только что сказанное Альдером.

— Joden redden Joden! — крикнул он по-голландски, правда, уже не во всю мощь легких, потому что в этом не было необходимости. — Joden redden Joden.

В вагоне воцарилось молчание. Теперь Маусу были слышен лишь перестук колес и, он был готов поклясться, стук капель воды, падавшей сквозь отверстие в потолке.

Он вернулся к стене, просунул приклад «стена» в отверстие между досками и, насколько хватило сил, надавил. Пискнул еще один гвоздь. Схаап пытался отдышаться. Каген ничего не предпринимал. Потому что как ни старайся, быстро все равно не получится. К тому времени, когда они сумеют проломать в стене отверстие, поезд уже будет на пути к газовой камере.

— Давайте, я помогу, — произнес чей-то голос, и рядом с Маусом вырос добровольный помощник, еще одна пара рабочих рук. Взяв приклад, мужчина вставил его между досками и нажал. Это был Альдер. Один конец доски соскочил с гвоздя. Еще две руки — Маус поднял глаза и увидел старика. Тот перестал разговаривать с самим собой. Еще две, а затем еще — руки мальчишек, что стояли рядом с Рекой. Взявшись за доску, все разом потянули вниз, и та с громким треском — словно сломанный сук во время грозы — разломилась пополам и сорвалась с гвоздей.