Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

полиции. Если мы выиграем этот матч, то…

– Ну?

– Мы тогда сможем подняться в… нет… ох, слава богу… в третий дивизион.

Десять минут ничего не решают, к тому же мужчина так мучился, что Кольберг не стал прибавлять ему страданий.

– За десять минут ничего не случится, – весело заметил он.

– За десять минут может случиться многое, – пессимистически сказал мужчина.

Он оказался прав. Команда в зеленых футболках и белых трусах забила два мяча и выиграла, сорвав редкие аплодисменты у пьяниц, составлявших, по-видимому, большинство зрителей. В конце игры Скакке сделали подножку, и он плюхнулся в грязную лужу.

Когда Кольберг подошел к нему, Скакке, с ног до головы облепленный грязью, дышал, как старый паровоз, преодолевающий подъем.

– Поторопись, – велел Кольберг. – Этот Как-его-там прилетает в Арланду в шесть пятнадцать. Нам надо его встретить.

Скакке с быстротой молнии исчез в раздевалке.

Через четверть часа он уже сидел в машине рядом с Кольбергом, чистый и тщательно причесанный.

– Ну и дурацкое занятие, – заметил Кольберг. – Бегать и бить по мячу.

– Публика была против нас, – сказал Скакке. – А «Реймерсы» – одна из лучших команд дивизиона. Что мы будем делать с Ласалем?

– Думаю, мы с ним побеседуем. Считаю, что наши шансы задержать его минимальны. Если мы заберем его с собой, он наверняка устроит ужасный скандал, вмешается Министерство иностранных дел, и в конце концов нам придется просить у него прощения и горячо благодарить. Он может выдать себя только в том случае, если нам удастся привести его в замешательство. Но, боюсь, он слишком умен для этого. Конечно, если вообще это он.

– Он очень опасен, да? – спросил Скакке.

– Да, говорят, опасен, но нам он вряд ли сможет что-нибудь сделать.

– А может, лучше проследить за ним и выяснить его намерения? Вы об этом думали?

– Я об этом думал, – сказал Кольберг, – но, полагаю, мой способ лучше. Есть небольшой шанс, что он ошибется. Если ничего не получится, то, возможно, удастся его хотя бы напугать. – Он немного помолчал, потом продолжил: – Он умный и безжалостный, но, может быть, не слишком сообразительный. В этом и заключается наш шанс. – И после паузы язвительно добавил: – Конечно, большинство полицейских тоже не слишком сообразительны, так что в этом отношении счет равный.

Движение на северном шоссе было не очень оживленным, но времени у них хватало, и Кольберг ехал с невысокой скоростью. Скакке беспокойно ерзал. Кольберг подозрительно взглянул на него и спросил:

– Ты что, нервничаешь?

– Мне мешает эта кобура под мышкой.

– Ты что же, носишь пистолет с собой?

– Конечно.

– Даже когда играешь в футбол?

– На время матча я, конечно, прячу его под замок.

– Дуралей, – бросил Кольберг.

Сам он ходил без оружия и, сколько себя помнил, всегда так делал. Он относился к тем, кто считал, что всех полицейских следует полностью разоружить.

– У Гунвальда Ларссона есть специальная кобура, которая прикрепляется к брючному ремню. Интересно, где он ее достал?

– Герр Ларссон постоянно носит при себе никелированный «Смит-энд-Вессон-44-Магнум» со стволом длиннее двадцати сантиметров и серебряной именной табличкой.

– А разве такие штуки существуют?

– Конечно. И стоят больше тысячи крон, а весят около полутора килограммов.

Они какое-то время ехали в молчании. Скакке сидел в напряженной позе и непрерывно облизывал губы. Кольберг толкнул его локтем в бок и сказал:

– Успокойся, парень. Ничего особенного не произойдет. Описание, надеюсь, ты помнишь.

Скакке нерешительно кивнул и всю оставшуюся часть дороги сидел с виноватым видом, что-то бормоча себе под нос.

«Каравелла» бельгийской авиакомпании «Сабена» совершила посадку с опозданием на десять минут. За это время Кольбергу так надоели Арланда и его достойный коллега, что от частых зевков он едва не вывихнул себе челюсть.

Они стояли по обе стороны стеклянной двери, глядя, как автобус с пассажирами приближается к зданию аэропорта. Кольберг расположился сразу за дверью, а Скакке находился в пяти метрах позади него и сбоку. Это была обычная схема с подстраховкой, которая не подлежала обсуждению.

Пассажиры высыпали из автобуса и вразброд направились к выходу.

Кольберг присвистнул, увидев коренастого темноволосого мужчину, одетого в строгий темный костюм, белоснежную рубашку и начищенные до зеркального блеска черные туфли.

Это был известный русский дипломат. Кольберг вспомнил: пять лет назад этот дипломат посещал Швецию с государственным визитом, а теперь занимал один из ключевых постов то ли в парижском, то ли в женевском посольстве. В двух шагах позади него шла его очаровательная жена, а в четырех метрах за ней – Самир Мальгах, или Ласаль, или Как-его-там. На нем были фетровая шляпа и синий чесучовый костюм.

Кольберг пропустил мимо себя русского и бросил невольный взгляд на его жену, действительно очень красивую женщину, похожую одновременно на Татьяну Самойлову, Жюльетт Греко и Гун Кольберг.

Этот взгляд был самой страшной ошибкой, которую Кольберг совершил в своей жизни.

Потому что Скакке неправильно его истолковал.

Кольберг тут же посмотрел на пресловутого ливанца или кем он там был, приподнял правой рукой шляпу, сделал шаг вперед и сказал:

– Excusez moi, Monsieur Malghagh…[52]

Мужчина остановился, вопросительно улыбнулся, продемонстрировав белые зубы, и тоже приподнял правой рукой шляпу.